— В таком случае, — ответил герцог, снова привлекая ее к себе, — позвольте мне быть совершенно откровенным с вами и сказать вам, что мне гораздо больше нравится, когда вы рядом, а не на расстоянии.

Люсинда засмеялась.

— Ваша светлость, хотя я понимаю, что некоторое время вы были вне светского общества, но надеюсь, вы вспомните правила приличия, принятые в обществе, когда ухаживаешь за дамой. Это, — она указала на расстояние между ними, — приемлемо. Я не хочу испортить свою репутацию из-за какой-то лошади.

Его недовольное ворчание должно было бы испугать Люсинду, но она только развеселилась — даже когда он хмуро посмотрел на нее.

— Так это только ради лошади вы позволили мне ухаживать за вами?

Люсинда укоряла себя за то, что все в этом человеке — даже самые мелкие детали — доставляет ей удовольствие. Но почему же она так веселится, когда он выражает свое неудовольствие? Почему ее не пугает его очевидное раздражение? И почему она с радостью отмечает, как его карие глаза приобретают зеленоватый оттенок, когда на нем зеленый жилет?

Непонятно… Совершенно непонятно. Хотя, возможно, ее ощущения — это просто нормальная реакция на очень красивого мужчину.

— Мое сердце принадлежит Царю Соломону, ваша светлость, — ответила Люсинда и тут же добавила: — Но это ведь лишь конь.

— Да, действительно, всего лишь конь, — проворчал Уилл, нанося сильный удар в челюсть своему ни в чем не повинному партнеру на ринге и посылая его в нокдаун. — Примите мои извинения, Динсфорд, — сказал, он, помогая бедняге подняться.

Молодой человек помассировал челюсть и широко улыбнулся Уиллу:

— Я сам виноват. Не освоил хук правой.

Уилл тоже улыбнулся. Сняв с крючка на стене полотенце, он вытер пот с рук и груди. Чувствовалось, что он хорошо поработал в последний час.

— Что-то задумали?

Уилл обернулся и увидел Кармайкла, сидящего в тени у стены.

— Я собирался спросить вас о том же, старина. — Герцог откинул со лба влажные волосы и вытер их полотенцем. — Вы просидели тут молча целый час. Для вас это достижение, верно?

— Угостите меня выпивкой, и я вам все расскажу, — сказал Кармайкл, вставая.

— Думаю, эль подойдет. — Уилл поманил своего старшего приятеля за собой. — Так подойдет или нет?

— Думаю, вполне подойдет.

Они направились в дальний угол сумрачного помещения, где стоял стол, а на нем — кувшины с элем и небольшие кружки.

— Вижу, ваши привычки вторглись и в ваш кулачный рай, — начал Кармайкл, наполняя свою кружку.

Уилл в раздражении фыркнул.

— Оставьте, приятель. Просто так получилось. Ведь каждый идиот с большими кулаками приходит сюда, чтобы лишиться зубов. Не понимаю, чем это хуже любого другого развлечения. — Он наполнил свою кружку, отхлебнул и, прополоскав рот элем, сплюнул жидкость в пустой кувшин. Так что вам придется привыкнуть к этому.

— Да, возможно, придется, — с усмешкой кивнул Кармайкл. — Осмотревшись, спросил: — Значит, вас можно поздравить?

— Происходит ли в Лондоне хоть что-нибудь, о чем вы не знали бы? — с улыбкой спросил Уилл.

— Нет. В том-то и дело. А теперь… Кратко расскажите мне о леди Люсинде.

— Ну… — Уилл тяжко вздохнул. — Если в нескольких словах, то она согласилась на мои ухаживания… против своей воли.

— Вот-вот! Говорил же я вам, что она не устоит против вас!

Уилл бросил на Кармайкла пронзительный взгляд, потом отхлебнул эля.

— Ошибаетесь, старина. Мне пришлось предложить ей моего жеребца Царя Соломона.

Уилл мог бы поклясться, что услышал смешок, но ни намека на улыбку не появилось на лице собеседника.

— Мне очень жаль, — сказал Кармайкл.

— Мне тоже.

Уилл и в самом деле высоко ценил своего коня, но он слишком долгое время состоял в обществе коринфян, чтобы не понимать, насколько жизнь леди дороже жеребца. Он выполнил свою работу, обеспечил себе законную причину находиться в обществе леди Люсинды, чтобы иметь возможность защищать ее. Но он сделал гораздо больше, чем было необходимо. Он бессовестно флиртовал с этой женщиной. Он изменил себе, чтобы произвести впечатление на нее.

И на тетушек. Он сдерживал свой язык, улыбался и притворялся паинькой, хотя ему хотелось выбежать из гостиной, разбив по пути как можно больше красивых безделушек.

— Черт побери! — прогремел он. — Я и не знал, что гожусь на это!

Кармайкл пожал плечами.

— Клермон, вы знаете не хуже меня, что пути назад нет. И если дело в лошади…

— Дело не в лошади, а в женщине! Я хочу…

Кармайкл весело рассмеялся.

— Хотите переспать с ней? Об этом нечего и думать!

— Конечно, я хочу переспать с ней, — пробурчал Уилл. — Только мертвец не захотел бы. Но, — продолжал он, раздражаясь все больше, — я хочу и разговаривать с ней. Да, мне нравится говорить с ней, черт побери! Желание переспать с ней — оно совершенно естественное. А вот желание проводить с ней время…

— Да, понимаю, — перебил Кармайкл.

— Тогда найдите на эту роль еще кого-нибудь…

— Нет-нет, Уилл. Именно потому, что я понимаю ситуацию, мне ясно: вы — самый подходящий человек для этого задания. Кроме того, вы уже установили первый контакт. Направить другого агента в этот момент — значит, вызвать подозрение.

Уилл подавил в себе жгучее желание пробить кулаком деревянное сиденье. Вместо этого он обратил свой гнев на оловянную кружку, смяв ее.

— Вы не понимаете, мое увлечение — риск для нашей миссии.

— Я сам подготавливал вас. И я знаю, на что вы способны, — ответил Кармайкл, теперь в его голосе прозвучал металл. — Так мы договорились?

Уилл осторожно поставил смятую кружку на скамью. Он предпочел не давить больше на Кармайкла. У этого человека был характер бульдога, хотя выглядел он весьма элегантно. И было ясно: уж если Кармайкл принял решение, то не изменит его.

Кроме того, Уилл понимал: Кармайкл прав. Было опасно вводить в игру нового агента на этой стадии. Очень опасно. По правде говоря, его чувства к леди Люсинде только заставят его еще решительнее охранять ее от Гаренна.

Возможно, вот и ответ — сосредоточиться на злости к Гаренну и оставить все прочие эмоции.

— Да, мы договорились, — ответил он наконец, упираясь локтями в колени и потирая виски.

— Вот и хорошо. Теперь — о леди Люсинде. Она, кажется, любит прогулки ранним утром — в одиночестве.

Уилл опустил руки и повернулся к Кармайклу.

— Вы имеете в виду… в сопровождении слуг?

— Нет, говоря «в одиночестве» я именно это и имел в виду. Она твердо сопротивляется всякому эскорту, несмотря на все усилия фурий.

— Господи, вас, должно быть, неправильно информировали. Эти женщины контролируют все. Даже леди Люсинда не могла бы противоречить им.

Кармайкл встал.

— Кажется, вы сами сказали, что она — женщина совершенно необыкновенная.

Люсинде хотелось кричать от радости. Ветер развевал пряди ее волос, а толстая коса реяла, как знамя, у нее за спиной, когда она скакала на своем Тристане, сером в яблоках жеребце, по Гайд-парку. Солнце только встало, но уже запели птицы, обещая прекрасный день.

Она слегка натянула поводья, замедляя бег коня, и свернула на любимую дорожку. Люсинда жила своими утренними прогулками — в это время она была свободна от всех, даже от слуг, постоянно сопровождавших ее в другое время, куда бы она ни отправлялась.

Было нелегко, но ей всё же удалось убедить своих тетушек в необходимости таких прогулок — пришлось разными способами добиваться согласия каждой из них. Шарлотте она каждый вечер читала Библию, для Бесси писала под ее диктовку ответы многочисленным почитателям, а для Виктории доставляла втайне от всех ее месячный запас любимого бренди. Такое времяпрепровождение Люсинде не очень-то нравилось. Но дело того стоило.

Правда, она подозревала, что где-то среди дубов, недалеко от восточного входа, где начинались и заканчивались ее прогулки, в течение двух часов, иногда на холоде, томился кто-нибудь из слуг.