— Ах, это, — спокойно отозвалась Эйни. Странный человек доктор. Неужели он верит всему, что пишут в справочниках, книгах, газетах, тому, что говорят по телевидению, показывают в кино, всему, о чем рассуждают знакомые, родственники… Если бы она верила так безоглядно, то давно сошла бы с ума. Но она-то знает, что находится в здравом уме и твердой памяти. Твердой памяти, да. Обе ее памяти тверды, вот только выбрать… Выбрать ей нужно, себя выбрать, собственное прошлое, а прошлое всех остальных людей пусть каждый выбирает сам. У психиатров она уже была, принимала таблетки, от которых ей стало только хуже, прошлое начало ветвиться с такой страшной непоследовательностью, что она испугалась и выбросила таблетки в унитаз на третий… нет, в другом своем прошлом на пятый день. Это было ужасно, она помнила, как мать умирала от рака, и помнила, как они с мамой ездили в Манчестер к деду, и мама была жива-здорова, и помнила, как мама погибла в железнодорожной аварии под Ливерпулем тринадцать лет назад, и помнила — как-то отрывочно, непонятно было даже, откуда и почему всплыло это ни с чем не связанное воспоминание, — как мама приехала к ней прошлой зимой, постаревшая, с выпадавшими седыми волосами, пыталась навести порядок в ее квартире, и квартира у Эйни была не та, где она жила уже третий год, а другая, маленькая, страшно захламленная… больше в памяти не сохранилось ничего… уехала мама? осталась жить? остров странного воспоминания посреди реки… двух рек памяти… Так с ней тоже случалось — островки воспоминаний, никак и ни с чем не связанные, не сопоставимые, будто кадры из совсем других фильмов, случайно вклеенные…

Ей, вообще-то, было совершенно все равно, когда и где помер этот политик, и чего с ним так носятся, она помнит иначе, а книги все равно меняются, за всем не уследишь, Эйни помнила, как читала в школьном учебнике, что Вильгельм-Завоеватель высадился на островах в одна тысяча семьдесят третьем году, почему-то это число ей хорошо запомнилось, но и другое запомнилось тоже — не в школе, а гораздо позднее, и не в той памяти, а во второй… ее любимый муж Джош, это было, когда в их браке все еще было в порядке, да, так Джош как-то решил ее просвещать, ему не нравилось, что жена терпеть не может историю, и он прочитал лекцию, которую Эйни забыла, а дату — девятьсот девяносто девятый год — запомнила. Наверно, потому что легкое число… Ах, он, видите ли, прочитал в энциклопедии. Там и не такое напишут. А она помнит…»

Здесь описано состояние наблюдателя, память которого хранит данные из двух или более ветвей, приведших к данной эвереттической ситуации. Шеррард диагностировал это как болезнь, аналогичную раздвоению личности — шизофрении, — но у него были на этот счет сомнения, которые доктор высказал в разговоре с коллегой.[79]

Еще одна цитата:[80]

«Эйни не знала, что будет помнить завтра. Ее это не беспокоило. Ее вообще обычно не беспокоило то обстоятельство, что прожитая жизнь представлялась ей двумя руслами разных рек, втекающих в одно устье — сегодняшний день. Она так жила, и в детстве думала, что так живут все. Она помнила не совсем то, что другие, хотя и общего было много: мама, например, была одинаковой в обоих руслах, она прижимала дочь к тощей груди, гладила по волосам и говорила: „Да, все так и было с тобой, только не надо никому рассказывать, все помнят разное, каждый — свое, живи сегодняшним днем, и никогда не ошибешься“. Эйни жила сегодняшним днем, но назавтра этот день становился вчерашним, убегал в память, раздваивался, и ей не хотелось выбирать, иногда выбор оказывался труден, и когда в шестом, кажется, классе, сейчас она и не помнила, да, кажется, это было в шестом… или восьмом… одна память подсказывала: в восьмом, другая — в шестом… неважно… что-то случилось такое, о чем ей вспоминать не хотелось, и память об этом действительно остыла, съежилась, но было что-то страшное… в одной памяти — очень, в другой… она не помнила сейчас, что было в другой, но точно знала, что с тех пор не выбирала никогда.

Она вела дневник, записывала все, что происходило за день. Ничего особенного, конечно — суета, жизнь, однообразная, как лента эскалатора, и такая же нудно текущая, но иногда случались события… встреча с Джошем… свадьба… В дневнике Эйни записала: „Были в мэрии, получили бумаги, теперь мы официально муж и жена“. Год спустя она не помнила этого события, помнила два других, похожих — как они с Джошем записывались в Манчестере и как венчались в маленькой церковке в Сохо. Когда Джош умер, соседка, миссис Корнблат, принесла Эйни письма, которые он ей, оказывается, писал — Эйни не помнила этого, но письма сохранились, она изредка натыкалась на них в ящике комода и перечитывала, всякий раз удивляясь тому, как мог Джош, живя с ней в мире и согласии, писать такие гнусности»…

В данном отрывке описан случай устойчивого раздвоения памяти; пациентка вынуждена принимать решения о своей будущей жизни на основе данных не одной ветви альтерверса, а двух, что, конечно, существенно осложняет ей жизнь, поскольку она не уверена (и не может быть уверена), какая из ее памятей «настоящая».

В истории медицины известно немало случаев так называемой «наведенной памяти» и «ложной памяти», когда отрывочные воспоминания возникают в результате травмы или внешнего психологического или психотропного вмешательства. Однако практически во всех случаях ложной или наведенной памяти пациент «помнит» отдельные события из собственной жизни, и практически никогда речь не идет об исторической памяти, об альтернативном варианте истории. Случай Эйни Кроуфорд в настоящее время не единственный, но в 2007 году был первым, надежно документированным. Психологическая реконструкция размышлений Эйни полностью соответствует сохранившимся медицинским записям и достаточно объективна. С точки зрения внешнего наблюдателя (доктора Шеррарда, к примеру), «правильной» была память Эйни, которая соответствовала историческим событиям, произошедшим в «нашей» ветви — та память, где, например, Черчилль скончался в 1961, а не в 1943 году. Достаточно легко было проверить на соответствие нашей ветви и личные обстоятельства жизни, рассказанные Эйни — в том числе разрешить мучившую ее проблему, убила ли она «на самом деле» своего мужа Джоша. Доктор Шеррард в свое время такого расследования не провел — в связи с гибелью пациентки[81] он закрыл ее медицинское дело и время от времени возвращался к нему в своих размышлениях (которые он записывал), не предпринимая усилий для проверки личной истории Эйни.

В последние два года, после публикаций Moyler, Akovinska & Schtrumm (2054), Kachinsky (2055) и др., проблемой обратных ветвлений и разветвленной памяти серьезно заинтересовались историки, осознавлие, что появилась возможность[82] уточнить некоторые исторические точки и времена бифуркации. Однако феномен Эйни Кроуфорд не дает для таких исследований досточного материала, а иные подобные случаи все еще недостаточно информативны.

Особняком стоит уникальный феномен Эндрю Пенроуз, исследованный во множестве научных публикаций после того, как была опубликована история ее болезни и смерти (Coulmann, 2050). Пенроуз был поставлен (по-видимому, ошибочно) диагноз РМЛ — расстройство множественной личности. В психиатрии это не редкий диагноз, достаточно упомянуть нашумевшее во второй половине ХХ века дело Вилли Миллигана, обладавшего двадцатью тремя независимыми личностями, каждая из которых время от времени «брала на себя» управление сознанием пациента, причем, когда одна личность сменяла другую, менялось и состояние действующей памяти — Миллиган помнил только то, что могла помнить личность, временно взавшая на себя управление сознанием.