Использование методов эвереттической эрратологии и современной метанауки многомирий[42] позволило последователям Журбина, Гамова и др. (см. напр., Makulicj, Tuber & Nimsgern, 2045) прийти к значительным достижениям в медицине. Многие ранее неизлечимые болезни сейчас успешно лечат, изменяя функции вероятности избранных процессов. Как в «обычной» медицине очень многое в распознавании и лечении болезни зависит от квалификации врача, умения поставить правильный диагноз и найти адекватный метод лечения, так и в медицине вероятностной[43] главное значение имеет, кроме правильного определения болезни, точное вычисление функции распределения вероятностей болезнетворного процесса и управляющей функции, с помощью которой врач блокирует вероятность заболевания. Эта процедура требует чрезвычаной аккуратности в расчетах, поскольку распределение вероятности соотнесенных событий (а события, связанные с действиями больного и врача, несомненно, являются соотнесенными) — функция бесконечно сложная, но расчетам с помощью инфинитной математики пока не поддающаяся. Расчеты направленного изменения функций распределения вероятности в настоящее время приходится вести методами обычного квантового компьютинга, что требует чрезвычайного искусства врача-математика. Необходимо рассчитать изменение функции вероятности таким образом, чтобы вызвать максимальную вероятность выздоровления больного и при этом купировать возможные вероятностные процессы, называемые побочными действиями, поскольку они аналогичны побочным действиям современных фармакологических средств.

Поясню. Ни один из естественных или синтезированных лекарственных препаратов не оказывает действия только и исключительно на больной орган или искаженную болезнью функцию. У любого препарата имеются побочные действия, которые далеко не всегда реально проявляются, но теоретически возможны. Скажем, использование препарата симдион (регулирующего деятельность митрального клапана) может привести к временному ослаблению зрения, падению артериального давления и (или) симптоматическим болям в области позвоночника. Врач, назначающий больному симдион должен иметь в виду эти обстоятельства и по возможности ограничивать применение препарата теми случаями, когда предполагаемые побочные эффекты предполагаются минимальными.

В вероятностной медицине врач-математик[44] должен просчитать побочные вероятностные эффекты, возникающие при направленном изменении для больного функции распределения вероятности событий, приводяших к данной болезни. При неправильном или недостаточно точном расчете возможны очень негативные последствия, причем прежде всего для самого врача, поскольку именно его распределение вероятностей жизненных событий находится в соотнесенном состоянии с аналогичной функцией больного. Как известно, Гамов, впервые рассчитавший такую функцию и ее изменение для своей пациентки, погиб именно в результате возникновения побочного действия.[45]

«Доктор Гамов вычислил изменение распределения вероятностей, при котором исцеление миссис Джефферсон сместилось с далекого хвоста распределения в самый центр, в купол. Чрезвычайно маловероятное стало практически неизбежным. Миссис Джефферсон поправилась, врачи в шоке: такого никто никогда не наблюдал, но факт есть факт — спонтанная реабилитация, чрезвычайно редкий, почти невозможный случай…

Доктор Гамов был теоретиком, он и не стал бы экспериментировать с функциями распределения, если бы не беда, произошедшая с любимой женщиной. Тут уж он был вынужден… А я… Да, я проверил расчеты, я могу повторить их в любой момент. Но я этого не сделаю. Слава богу, у меня все в порядке: кафедра, должность, семья, публикации, авторитет… Надеюсь, что и у вас, детектив, все нормально в жизни. Вот видите, как хорошо… Не хочу приумножать хаос.

Что? Об этом я тоже думал, конечно. Скорее всего — нет, доктор Гамов не жертвовал собой. Он любил Габриэль, безусловно, но не думаю, что до такой степени, чтобы… Просто… Сейчас это невозможно вычислить, понимаете? Вы выбираете событие и рассчитываете такую функцию распределения, чтобы вероятность этого чрезвычайно маловероятного события увеличилась на много порядков. Это вычислить достаточно просто, да. Но доктор Гамов прекрасно понимал, что при этом меняется форма всего распределения. Другие чрезвычайно маловероятные события смещаются в центр — и наоборот. И это уже не рассчитаешь, пока, во всяком случае. Думаю, что и потом не удастся — хаос нарастает, и распределение становится все более сложным из-за включения событий, которые еще вчера были невозможны в принципе…»

Результатом расчета стал резкий скачок вероятности летального исхода для самого Гамова, что, к сожалению, и произошло: ученый погиб в результате бытовой травмы. Случай чрезвычайно маловероятный, но вероятность была искусственно увеличена самим Гамовым. Еще одна цитата — диалог полицейского следователя Сильверберга с доктором Бернсом:[46]

«— Вы так и не сказали… И в прессе этого не было… Только то, что удар нанесен секачом, и что сам Николас… доктор Гамов не мог это сделать. Но экспертиза должна была показать, как конкретно…

— Секач висел на доске над мойкой. Доктор Гамов стоял у стола и нарезал овощи в салат. Повернулся спиной, хотел зажечь газ в плите. Секач слетел с доски, описал в воздухе кривую, и острие вонзилось доктору в затылок. Баллистики уверяют, что иного варианта не было, но и это произойти само по себе не могло.

— Не могло… В принципе?

— В принципе возможно, что те часы над дверью вдруг свалятся, при падении ударятся о косяк, и если кто-то в это время откроет дверь, траектория изменится, а вы в этот момент повернетесь, и часы попадут вам точно по носу…

— В принципе возможно, но практически невероятно, верно?

— Доктор Гамов умер от потери крови, — сообщил детектив. — Если бы его нашли через несколько минут или даже через час, его можно было спасти.

— Вы хотите сказать…

— Я все думаю над вашими словами, доктор. О функции этой. О том, как управлять вероятностями. Доктор Гамов хотел спасти любимую женщину. Вы уверены, что он не понимал, чем это грозит именно ему? Вы сказали, что самоубийцей он не был, и даже ради любимой…

— Мне так кажется. Насколько я его знал. То есть, он понимал, что вероятность выжить (чрезвычайно малая!) миссис Джефферсон связана с вероятностью (еще меньшей!) ему умереть, ведь оба они участвовали в этой игре вероятностей, они были близки… Но одно дело — рассчитать изменение формы кривой и изменение вероятности одного события, и совсем другое — двух и больше. Он понадеялся на… вы понимаете…

— И обоим дико, невероятно повезло, — мрачно закончил детектив. — Ей повезло жить, ему — умереть.»

К сожалению, вероятностная медицина (как и эвереттическая) находится сейчас только в стадии становления, и здесь возможны все еще не просчитываемые, но достаточно неприятные последствия. Однако развиваются и численные методы вероятностной медицины, и сами основы претерпевают изменения — физики сейчас больше понимают в том, как развивается процесс изменения функции вероятностей. Детальное описание происходящих изменений содержится в работах Дарнига и Колвера (Darning & Kolver, 2053), Ющенко, О’Дака, Приторина (Yuschenko, O’Dack & Pritorin, 2054), а я еще вернусь к проблемам эвереттической медицины в третьей части книги.

Поговорим теперь более подробно о важнейшей практической части метанауки многомирий: о взаимодействии наблюдателя с многомировым мирозданием. Нам придется возвращаться к уже упоминавшимся экспериментам и явлениям с целью более детального их рассмотрения. В частности, мы уже говорили о так называемых бесконтактных наблюдениях. Эксперименты в этой области проводились еще в конце ХХ века (Elitzur, Waidman, 1993; Кwiat et al., 1995). Тогда же в литературе возникло название: «квантовая магия». В первые годы нового века надежность метода удалось увеличить до 88 % (Zegay & Namikata, 2010). Полученный эффект был весьма впечатляющим, однако повторить его и еще более увеличить надежность долгое время не удавалось, как не удавалось и дать надежную теоретическую интерпретацию наблюдаемым эффектам ни при использовании уравнения Шредингера, ни с помощью уже появившихся в те годы нелинейных поправок.