Мечик вдруг поднял голову и, стараясь улыбнуться, промолвил:

— Желаю тебе, Марийка, чтобы с золотой медалью… И всем, всем товарищам. Так и передай.

А улыбка никак у него не получилась. И Марийка уже знала теперь, знала, что мучает Мечика. И как она не подумала об этом, не догадалась сразу?

Парня очень взволновало внимание к нему товарищей. Он почему-то думал, что никто не придет. Но вот второго дня приходил Юрий Юрьевич. Это просто поразило ученика. Он считал себя очень виноватым перед учителем. Но неловкость прошла, разговор вышел хороший, теплый. Никто из них не касался того, что произошло между ними, а когда уже Юрий Юрьевич ушел, Мечик вспомнил, что надо же было попросить извинения.

Парень теперь глубже понял, почему так беспокоились о нем школьные товарищи, почему Марийка предлагала ему дружбу. Он слушал ее рассказ об одноклассниках, о следующем экзамене, а мозг больно сверлила мысль, что все это теперь не для него, все прошло. Его товарищи сдадут выпускные экзамены, только он останется еще на год в десятом классе.

Девушка вдруг положила ладонь на его руку.

— Мечик, а ты будешь с нами, — уверенно сказала она, — только надо, чтобы ты захотел этого.

Он молчал. Как могла Марийка прочитать его мысли? Молчал, стараясь понять — в самом ли деле есть какая-то возможность не отставать от класса, или это сказано лишь для того, чтобы утешить его.

В конце концов он вздохнул, глаза у него потемнели:

— Мария, есть такой закон, что если люди идут вперед, кто-то остается позади. Вы все пойдете вперед, а я останусь, хоть как бы этого не хотел.

— Не выдумывай, нет такого закона, Мечик. Есть другой закон: если наши люди идут вперед, они помогают тем, кто отстает. Ты знаешь, что можно сдать выпускные экзамены осенью? У тебя вполне уважительная причина.

— Мне говорил Юрий Юрьевич. Навещал. Но скажу тебе, Мария, откровенно: как подумаю, сколько надо приложить к этому труда, мне становится страшно. Все лето готовиться, да еще как! Эти экзамены осенью мне кажутся высокой горой, через которую я должен перепрыгнуть. У меня для этого нет ни энергии, ни ума.

Марийка глянула на него с укором, покачала головой.

— Тебя следовало бы хорошо отругать за такие слова. Только я понимаю, что сейчас ты еще больной. А вот выздоровеешь, наберешься силы, и мы с тобой вдвоем засядем за учебники. Лето длинное, подготовимся, ты и не заметишь, как окажешься по ту сторону твоей страшной горы. Ты назовешь ее своим именем, ну, хотя бы «Пик Мечислава».

Мечик дернулся:

— Подожди. Как это — вдвоем? Не шути. Ты — серьезно, Марийка?

— Абсолютно серьезно, Мечик. И мне будет польза, я еще раз повторю все пройденное за десятый класс.

Парень от волнения не мог говорить. В конце концов он отрицательно покачал головой:

— Нет, напрасно ты так заботишься обо мне, Мария. Я тебе сердечно признателен. Но как же это? Ради меня ты испортишь себе отдых? Ни в коем случае!

— Вот сказал! Ну, подумай: нам довольно будет двух часов ежедневно. Хватит времени на отдых!

— А ты все лето себе испортишь! Да разве я не знаю! Эти два часа будут разбивать тебе весь день, будут связывать тебя. Нет, Марийка, зачем ты меня уговариваешь? Ты просто сгоряча сказала, не подумав.

— Сгоряча? А что, как я уже шла сюда с этой мыслью?

Что-то вспомнив, Мечик слегка покраснел.

— Помнишь, Марийка, как Коробейник когда-то сказала, что дружить со мной — самопожертвование? Так вот, и это тоже с твоей стороны… Нет, ты отдыхай, чтобы ничто тебе не мешало! Лето, знаешь, дается один раз в год. И потом… Ты же не знаешь, почему я заболел. Не знаешь, правда? Я же… да что там, скажу. Вышел из пивной, все шаталось передо мной… Забрел в сквер и лег под кустом. Заснул прямо на сырой земле… Здорово простудился.

— И гадко, и… ужасно жаль, что ты такой…

Марийка поглядела на соседнюю кровать, на которой спал какой-то дедушка и, немного наклонившись к парню, потихоньку промолвила:

— А может, тебя пугает перспектива каждый день видеть меня?

Мечик пристально посмотрел на девушку, плотнее натянул на колени одеяло, но молчал, раздумывая над Марииным вопросом.

За окнами палаты мягко ложилась полумгла. На стене угасал розовый четырехугольник от окна. Дедушка на кровати пошевелился, зевнул.

Марийка хотела встать со стула. Мечик порывисто задержал ее за руку.

— Минутку! Твой вопрос, ты извини, просто бессмысленный! Потому, что видеть тебя и разговаривать с тобой… одним словом, приятно. И я понимаю, что ты спросила об этом ради шутки.

— Но ты принимаешь мое предложение? Принимаешь, Мечик? Мне неловко, я будто прошу тебя…

— Что ты! — вскрикнул парень. — Для меня это такая радостная неожиданность, что я даже не поверил сразу. И… я же за тебя беспокоюсь.

— А я за тебя, Мечик. Итак, согласен?

— Договор подписан, — улыбнулся он и потом серьезно прибавил — А мне все еще не верится…

Марийка придвинула ближе стул и наклонилась к Мечику.

— Сейчас свидание закончится, — сказала она, — но я хочу взять с тебя клятву.

— Страшно как!

— Нет, не клятву, а честное слово. Я верю, что если ты дашь мне такое слово, ты его сдержишь.

— Что-то длинное предисловие у тебя, Мария.

— Нет, слушай. Дай слово, что никогда не возьмешь в руки карты. Можешь выдержать? Или ты, как безвольный алкоголик, которого…

— Причем здесь — алкоголик?

— Скажи, Мечик, можешь дать такое слово?

— Зачем это тебе? — почему-то шепотом спросил парень.

— Потому, что я хочу, чтобы ты и в самом деле был такой, каким я тебя иногда представляю…

Мечик отклонился, молча зажал в кулаке край одеяла.

— Ты… представляешь меня?.. Ты думаешь обо мне?

— Думаю, представляю, — волнуясь, сказала Марийка. — Больше даже, чем ты можешь догадаться.

Оба какое-то мгновение молчали. В конце концов Мечик глухо сказал:

— Мария, можно думать, что это с твоей стороны в самом деле не… не самопожертвование?

— Ну, что ты, ей-право!

— Хорошо, я даю тебе слово, Марийка: никогда не возьму в руки карты. Переключусь на шахматы. Слово навсегда, понимаешь? Только… только условие…

— Условие?

— Нет, ерунда. Я должен сыграть один раз… В последний раз!

— Послушай, зачем тебе это надо?

— Сказать? Хорошо, скажу. Один из тех, с кем я часто играл, — мошенник, ну — шулер, такой есть термин. Это мне стало ясно только сейчас, в больнице, совсем недавно. До сих пор я только иногда сомневался. А теперь вспомнил некоторые факты, и вообще кое-что вспомнил… ну, проанализировал. И я хочу поймать его на этом, и ну, и тот… проучить. Не успокоюсь, пока не проучу. Нет, ты не бойся, легонько: по фонарю под каждый глаз.

— Не слишком ли будет много света, Мечик?

— Нет, в самый раз по норме.

— А зачем тебе с ним связываться, с тем мошенником? И еще с фонарями?

— Да он же считает меня дураком! Нет, я его раскрою перед всем миром, чтобы и другие не ловились к нему на крючок.

В коридоре послышались шаги.

— Идут, — сказал Мечик, — свидание кончилось.

Марийка встала.

— Хорошо. Помни — ты дал слово! Один раз можно… Только чтобы без фонарей.

— Есть! Хоть по поводу фонарей за себя не ручаюсь…

Он неожиданно смутился и спросил:

— А ты когда еще придешь? Буду ждать, Марийка.

Был выходной день. Тетка Оля звенела посудой, готовила завтрак.

Варя сидела у окна над книжкой, время от времени что-то записывала в тетрадь.

Комната была преисполнена солнечного света. На паркете дрожали золотые пятна. Так качаются водяные лилии в тихом пруду.

Марийка подошла к зеркалу, постояла, поправила уложенные на голове косы. Снова и снова подступала давняя, знакомая боль от непоправимой потери. Она уже была бессильна заглушить все другие живые чувства, но еще травила сердце, щемила в груди…

Повернулась к тетке:

— Мне надо пойти на почту. Вы будете дома?