«Как это вечером? Да туда же сутки ехать железной дорогой!»
«А самолет, — говорит, — зачем?»
— Вы слышите? Для меня самолет! И что я за персона? — «А вы простой советский человек, — говорит врач, — слесарь! Сейчас вызову самолет». И что вы думаете? Прилетел санитарный самолет, забрал меня, и в самом деле в тот же день вечером сделали мне операцию, и пальцы спасли, да и жизнь… А что, думаю себе, если бы жила я в Америке и не имела долларов, осталась бы я живой? Чтобы вот за мной прилетел самолет? Да никогда в мире!
«Кто же здесь агитатор? — с внутренней улыбкой подумала Марийка. — Я, бабушка ли, эта ли женщина, все ли присутствующие?»
Потом встал бодрый седой дедушка.
— Самолет, конечно, это, — сказал он, — забота о нас, трудящихся. А я вот пенсионер, бывший пекарь. И скажу про своего сына Гришу. Начинал он обучение в ремонтной мастерской. А сейчас где мой Гриша? Строит Каховскую гидростанцию! Вот где он! И кто он, скажут! Хе-хе, Гриша мой депутат Верховного Совета нашей республики. В народном парламенте Гриша!
Вдруг сорвался хлопок, второй, его подхватили другие, и громкие аплодисменты загремели в комнате. Дедушка хотел еще что-то сказать, но махнул рукой и сел.
Марийка воспользовалась словами старика.
— Я сейчас всем покажу, где работает ваш сын…
— Григорий Гаврилович, — подсказал дедушка.
— …где работает ваш сын Григорий Гаврилович…
Она пришпилила к стене карту новостроек и показала кружочек на Днепре.
— Вот место будущей исполинской Каховской электростанции.
Марийка рассказала, сколько электрической энергии будет давать новая гидростанция, какой мощности машины будут работать на ее строительстве.
— Это забота нашего правительства и Коммунистической партии о нас, простых людях, — закончила она. — Чем большее будет у нас таких электростанций, — тем скорее настанет коммунизм…
— И Гриша точь-в-точь так говорил, — сказал дедушка. — Жаль, не взял я его последнего письма, он там все описывает.
Когда Марийка вышла на улицу, был уже поздний вечер, мороз становился крепче, скрипел под ногами снег. Девушка спешила домой.
Думала о матери, и невыразимая точка растравляла душу.
«Эх, мам!.. Мамочка!..»
19
Проснувшись, Нина вспомнила последний разговор с Жуковой. «Как же она заметила? — подумала Нина. — Да и не только она, Мечик тоже что-то болтал про „черную кошку“»…
В конце концов, ничего не произошло. Кто же может серьезно подумать, что она, Нина, не радуется успехам своей подруги? Да и в самом деле, разве она не радуется? Конечно, не очень приятно, когда тебя опережают, но никакой недоброжелательности это не вызывает. Наоборот. Надо, только проверить свои чувства, и можно убедиться, что…
Нина переворачивается на другой бок, лицом к стене, и старается прислушиваться к голосу своего сердца. Безусловно, она сама на себя наговорила, придумала свою зависть, которой у нее никогда не было. И то, что она считала завистью, что мучило ее, было только желанием не отставать, не остаться в тени.
Но плохое настроение не исчезает, появляется чувство одинокости, и Нине вдруг становится страшно, что она, в самом деле, может остаться одна — без подруг, без коллектива, как Лида Шепель.
Девушка схватывается и начинает быстро одеваться, — надо куда-то бежать, спешить, рассказать Жуковой, Марийке, что они не так ее поняли, что она, как и раньше, осталась их подругой, бывшей Ниной.
На пороге появляется мать. Она сообщает, как радостную тайну, что пришла портниха.
— Скорее, Нинуся, я тебя не хотела будить, а она уже давно ждет. Ах, какое платье! В классе твои подружки локти себе перекусают!
Нина морщится:
— В школу неудобно надевать такое роскошное платье.
— А где же себя еще показать? Не забывай, чья ты дочь. О конструкторе Коробейнике в газетах пишут, а ты…
— Думаю, что мне надо чем-то другим отличаться, а не платьем…
— А ты умей объединять и ум, и одежду. В классе ты первая отличница и одеваться должна лучшее всех.
Нина вздыхает и идет примерять платье. Мать и портниха ходят вокруг, одергивают, приглаживают, расправляют сборки.
— Я говорила, что тебе плиссе очень к лицу, — говорит мать. — Есть у кого-то в классе платье с плиссе?
— Не заметила.
— Ну, у тебя одной будет такого модного фасона.
— Мам, это у нас только Мечик хвастается своими модными галстуками.
— А ты не хвастайся. Платье само скажет, без тебя.
В тот день Нина вышла из дому на час раньше. Она хорошо обдумала все, что должна сказать Марийке. Произошло, мол, какое-то недоразумение. Нет у нее лучшей подруги, чем Марийка. И пусть не выдумывает Мечик ерунду. Да и Юля — тревогу подняла. Так и в самом деле можно разбить дружбу. А что святее дружбы, да еще в последнем десятом классе, перед выпуском из школы!
Нина шла знакомой улицей и не слышала ни шума, ни гудков, ни звона трамваев. Девушка думала о Марийке — какая она хорошая, искренняя подруга, и завидовать ей, относиться к ней недоброжелательно — просто подлость! Как сказал отец? «Выжми себя, как мокрый платок».
В класс Нина пришла первой. Вспомнила, что со вчерашнего дня в портфеле осталось несколько заметок для стенгазеты, которые она еще не успела отредактировать. Одна заметка имела заголовок «Берите пример с Марии Полищук!»
Нина глянула на подпись: Вова Мороз!
Встала и вышла в коридор. Прошлась с одного конца в другой, остановилась у окна. Увидела неожиданно Марийку и Юлю — они подходили к школьному крыльцу, Юля что-то живо рассказывала.
Нина быстро пошла в класс, где на парте остались заметки в стенгазету.
«Почему же написал Вова? — мелькнула мысль. — Почему именно Вова?»
Ну что же, он тоже восхищен тем, что Полищук так быстро вырастает на глазах всего класса. Он тоже радуется ее успехам. «Берите пример с Марии Полищук!»
Нина прочитала заметку. Можно было бы сократить. Но пусть идет так. «А вот про меня никто так не написал!» Ерунда, просто Марийка заслуживает того, чтобы ее успехи в учебе отметила классная стенгазета.
Юля с Марийкой входят в класс, розовые от мороза. Нина встала и пошла навстречу Марийке, разведя руки словно для объятия.
— Мавка, о твоих успехах у нас будет заметка в стенгазете. Мы так и пустим без единого сокращения!
Ощутила на себе взгляд Жуковой, глянула. Юля смотрела с откровенной насмешливой улыбкой.
— Ты что? — вспыхнула Нина.
Юля взяла ее за плечо, отвела в сторону:
— Не надо так, Нина. Ты чувствуешь себя виноватой перед Марийкой. И то, что ты ей сказала сейчас о заметке, очень похоже на подхалимство.
Нина ничего не ответила, но ощутила в словах Жуковой истинную правду и покраснела до слез.
* * *
Перед контрольной работой по тригонометрии в классе всегда замечалось необыкновенное оживление. Проявлялось оно не в суете, не в галдеже. Наоборот, бывало тише, чем обычно. Но ученики и ученицы собирались по двое, по трое, объясняли друг другу правила, в классе стояло неторопливое гудение, словно где-то за стеной роились пчелы. В этом гудении можно было ощутить и взволнованность, и напряженность, и ожидание важного события в жизни класса.
Когда вошла Татьяна Максимовна, десятиклассники уже все были за партами и вдруг единодушно встали, причем не громыхнула ни одна крышка. Татьяна Максимовна справедливо считала, что если ученик стучит крышкой или громко кашляет в классе, он не уважает ни учителя, ни своих товарищей.
Поблескивая стеклом роговых очков, в неизменном черном галстуке, Татьяна Максимовна внимательно выслушала короткий рапорт дежурной об отсутствующих учениках.
— Завтра доложить мне о причинах отсутствия. Всем было известно, что сегодня у нас контрольная работа? Хорошо, начинаем. На решение задачи вам отпускается два академических часа. Предупреждаю, что черновики надо подавать мне вместе с тетрадью.
Она продиктовала задачу.
