Секретутка забрала у меня очки. А перед тем, как их надеть, бросила на меня взгляд, в котором без труда читалось: «Чую, ты меня как-то надула, стерва. И ежели узнаю, как именно, то месть моя будет страшной. И возможно, одной только свернутой шеей ты не обойдешься».

Пользуясь замешательством Снежаны, я с милой улыбкой присела на край дивана, и поведала ей:

— Скажите спасибо, что я не какой-нибудь ушлый репортер с центрального ТВ. Иначе б закатила скандал мирового масштаба. И я кучу баблосов содрала б за моральный и физический ущерб.

Секретутка, решив не тратить на меня время, продолжила работу на компе, с маниакальным упорством загоняя в электронную таблицу Microsoft Excel данные из вордовских баз.

«Дело дрянь, — вздохнула я. — Ничего у меня с этими чудиками не выгорит. Они не просто гребанные и долбанные, но еще двинутые и шизанутые. Пора возвращаться восвояси не солоно хлебавши — с поникшими ушами и поджатым хвостом».

Но тут из кабинета Хорькоффа вышел небритый мужик лет тридцати с синими кругами под покрасневшими от бессонницы глазами. И не то шестым, не то седьмым, а, не исключено, даже восьмым чувством я поняла — дело выгорит!

— Эй, любезный… — я вскочила с дивана и подскочила к мужику, желая спросить его, в каком настроении сейчас Хорькофф.

Однако меня несколько насторожило наличие в руке мужика, принятого мной за посетителя-склочника, пистолетища незнакомой мне конструкции.

И я от греха подальше подалась назад, спрятавшись за Снежану, ибо ну его на фиг. Не люблю, когда в меня стреляют из пистолета. Даже когда просто целятся в лоб, все равно не люблю.

Вот проживу лет сто, напишу пару десятков монографий и автобиографических романов, нарожу четыреста восемьдесят восемь прапраправнуков — вот тогда цельтесь в меня хоть дулом «Арматы». Да хоть ядерную гранату в меня кидайте тогда, плевать.

А сейчас — ни-ни! Мне еще с Толиком мириться, диплом писать и разбираться с нашествиями зомби. А может, и с инопланетянами или демонами придется схлестнуться. А я их даже больше, чем пиндосов не люблю.

Однако небритый мужик, не обратив на меня никакого внимания (к великому моему облегчению), махнул пистолетом в сторону секретутки и распорядился:

— Снежана, передай совету директоров, что я перед своей смертью просил их поставить на мое место — Анну Рудольфовну.

«Ба! Да это ж сам Хорькофф и есть! — догадалась я. — Только не пойму, чего это он насчет смерти плетет?»

— Пусть сотрудников за моим катафалком будет не больше двухсот, — сказал Хорькофф. — Не надо помпезности, чай не Римский Папа. И насчет музыки не мудрите. Шопена, конечно, в жопу. Однако и сраного рэпа тоже не надо. Дайте облегченный вариант классики, который мы готовили для похорон разбившихся на «Аэробусе». Что-нибудь из Морриконе, Роты и Леграна. И ни в коем случае не подпускайте к моему гробу Леонтовича! Гоните, мерзавца, в шею! Я этого выжигу даже после смерти видеть не желаю!

«На ловца и зверь бежит!» — подумала я, не особенно вслушиваясь в ту ахинею, которую нес Хорькофф.

Упоминание катафалка, гроба и выжиги, которому даже не дадут поцеловать на прощание покойнику его холодный и пахнущий бальзамом лоб, меня не смутило. Это простым сотрудникам нельзя чудить, а крупные шишки просто обязаны колоться герычем и иметь сдвиги по фазе, иначе их перестанут уважать подчиненные.

«Бери за хобот похоронщика, Ника, пока он не свалил обратно в кабинет, — приказала я себе. — Давай-давай-давай!»

Я решительным шагом подошла к Хорькоффу. И уже совсем было настроилась на то, чтобы завязать с высокоинтеллектуальную беседу о философских аспектах страхования офисного имущества. И даже открыла рот для первой фразы. У меня для нее имелась секретная хорошо отрепетированная домашняя заготовка («Обратится к Вам мне посоветовали хорошо знающие Вас люди, которых несомненно должны знать и Вы, а поэтому давайте поговорим не о них, а о нашем с Вами общем деле»).

Но тут президенту «ИNФЕRNО» серьезно вштырило. И он, что-то неразборчиво пробормотав себе под нос, стал весьма энергично махать пистолетом передо мной.

Мне такое махание не понравилось — от оного стало даже как-то не по себе. Поэтому я тут же забыла о том, что хотела сказать. Только промычала:

— О, мой га-а-а-д!

И, не отрывая взгляда от пистолета, я снова на всякий случай отошла назад, вспомнив случаи так называемой «корпоративной бойни», когда один сотрудник, приперевшись на работу в мутном состоянии полного расколбаса, ни с того, ни с чего начинал вдруг пачками мочить коллег.

— А еще, Снежана, — продолжил Хорькофф, до сих пор так и не обратив на меня внимания, — напомни Перецко, что мой гроб должен быть из массива трансильванской вишни высшего класса, а не то фуфло, что мы сиреблятям сплавляем. Ну а остальное — бархат, французская обивка и прочее — на усмотрение ребят из производственного цеха. Народ проверенный. Я им доверяю.

Пока Хорькофф изливал на секретутку поток своего явно нездорового юмора, та, равнодушно слушая пожелания босса, кивала ему, продолжая при этом уверенно набивать текст на компе.

«Безумие тут творится! — вознегодовала я. — Это ж какой-то «Особняк «Красная роза» вперемешку с «Очень страшным кино». Зачем меня сюда направил, шеф, козлиная он после такого морда? Стоп! А вдруг эта морда знает о здешней поголовной долбанутости и зомбиобразия! Тогда зачем шеф меня сюда погнал? Подстава? Похоже на то. Странно. С чего он так сильно хочет вытурить меня с работы? Я же не балласт, той зимой принесла компании не хилую прибыль. Ах, Пал-Никодимыч, Пал-Никодимыч, сукин ты пес! Я верила тебе так, как не верила даже самому Деду Морозу. А ты, оказывается, врал мне всю дорогу. Знать бы еще, что именно ты мне врал…»

— Все б-будет исполнено, Андрей Яковлевич, — заверила босса секретутка. — Б-больше указаний нет?

Хорькофф почесал лоб стволом пистолета, размышляя, не забыл ли о чем распорядится, и произнес:

— Нет. И никогда уже не будет. Никогда!

Хорькофф вернулся в кабинет, громко хлопнув за собой дверью.

«Из нас троих один — точно сумасшедший, — подумала я, глядя на нее. — И не факт, что это не я».

«Что ж, все довольно логично: у паранормальных сотрудников — и босс должен был совершенно невменяемым, — поставила я диагноз местным гробовщикам, но тут же усомнилась в нем: — Да нет! Быть такого не может! А как же миллиардные обороты? Корпорация-то процветает. Не могут чокнутые дядьки руководить такой могучей конторой. Наверняка это розыгрыш. Хотя, если вспомнить Россию, которой веками руководили дураки и безумцы, то тут тоже могут быть различные варианты. Допустим, в «ИNФЕRNО» заправляют настолько крутые перцы, что им не хочется, чтобы о них знали общественность, пресса, прокуратура и полицаи с охранкой. Вот и поставили эти перцы зицпредседателем взятого из дурдома хмыря. Он тут уже всех достал своими приколами, вот на него и не обращают внимания. Пистолет у него, знамо дело, игрушечный. А вес разговоры про похороны — бред обычного шизика, которых полным-полно среди выпускников московских гуманитарных вузов. Только в моей Альме Матери нормальные пацаны и девчонки, а в остальных — все эти филологи, лингвисты, философы и прочие социологи — полный интеллектуальный отстой и сборище наркоманов и придурков».

Я посмотрела на секретутку, спокойно работающую на компе, и спросила:

— Мне не померещилось — это выходил сам господин Хорькофф?

Секретутка кивнула.

Я озадаченно потерла ладонью затылок и попросила:

— Послушайте, Снежана, успокойте, ради Бога, мою впечатлительную душу и скажите, что тутошний утренний юмор — это следствие бурно прошедшего вечернего корпоратива. Вы со своим боссом прикалываетсь на тему вчерашних шуток?