Он долгим взглядом посмотрел мне в глаза, а потом наклонился поближе и поцеловал меня в щеку.

— Я так скучал по тебе, Софи. Рад, что ты вернулась.

Я обвила руками его шею и прошептала ему на ухо:

— И я.

Ради этого особенного мгновения стоило вернуться.

А потом я вспомнила, что сказал мне на пляже Мэтт, и подумала, что теперь я уверена: дальше таких мгновений будет больше. Хороших и плохих — полосы чередуются.

Я провела в больнице ещё неделю, поправляясь после несчастного случая и постепенно набираясь сил.

Керк навещал меня каждый вечер, и между нами почти мгновенно возникло безмолвное понимание, что мы входим в новые длительные и преданные отношения, которые на этот раз не окончатся никогда.

Как я уже говорила, казалось, что не прошло ни дня со времен старшей школы, когда мы были по уши влюблены друг в друга и всецело разделяли одни и те же ценности и стремления. На этот раз мы собирались полностью отдаться любви. У меня не было ни страхов, ни сомнений. Я просто чувствовала, что все идет правильно, и когда меня наконец-то выписали, именно Керк забрал меня и отвез в дом Джен.

Тем не менее, очень скоро мы решили, что жизнь слишком коротка, и поэтому спустя неделю съехались.

Но здесь моя история не заканчивается. Есть ещё много вещей, о которых я должна вам рассказать.

Я упоминала, что люди интересовались моей смертью и опытом жизни вне тела, и какое-то время я с готовностью давала интервью и участвовала в медицинских экспериментах. Но вскоре это меня утомило, и я захотела просто жить своей жизнью. Я была писательницей, и если вы когда-нибудь близко дружили с писателем, то должны знать, что мы из другого теста. Писательство – это занятие для отшельника, и нам это нравится.

Все, что мне хотелось сделать после выздоровления – это рассказать свою историю, но не перед камерами или толпами людей. Чтобы подобрать правильные слова, мне необходимы тишина и покой.

И вот я здесь. Как вы можете видеть – и доказательство перед вами — я вернулась к работе и вспомнила, как складывать в предложения даже самые трудные слова.

Но я снова бегу впереди паровоза.

Прежде чем написать эту книгу, я работала над кое-чем другим, совершенно иным, высоко оцененным критиками.

Та история всегда будет занимать особое место в моем сердце, поскольку именно она стала компасом, вернувшим меня к истинному смыслу моей жизни.

В тот год весна наступила рано. Когда снег и лед растаяли, а одним теплым воскресным днем на веранду загородного дома Керка повеял душистый ветерок, мы решили съездить на три дня на Кейп-Код, снять номер в небольшой уютной гостинице, выпить вина и погулять по пляжу.

Именно это мне и требовалось, чтобы подвести итог выздоровлению. Время наедине с Керком, моей первой любовью, которая никогда не покидала моего сердца. Время восхищаться красотой нерастраченной жизни, понимать волшебство моря, земли и неба.

Мы нежно и страстно любили друг друга каждую ночь, а за окном грохотал прибой.

Вот она – настоящая любовь, расцветающая в моей душе. Наконец мы были вместе, в объятиях друг друга, спустя годы, проведенные порознь.

Но на этот раз мы повзрослели, и теперь ничто не разлучит нас.

В нашу последнюю ночь в отеле Керк взял меня за руку и повел на последнюю ночную прогулку по пляжу. Ярко светила полная луна, отражаясь от темной воды, а волны тихим шепотом свободы накатывались на песок.

— Софи, — прошептал мне на ухо Керк.

Один лишь звук моего имени, сорвавшийся с его губ, вызвал во всем теле дрожь желания.

Он обнял меня за талию и привлек к себе.

— Ты знаешь, что я люблю тебя. Всегда любил и буду любить. Пожалуйста… — Он опустился на одно колено, взял мои руки в свои и поцеловал мои ладони. – Будь моей женой, Софи. Выходи за меня. Оставайся со мной навсегда, потому что я не хочу больше жить без тебя.

Вся радость вселенной снизошла на меня в этот невероятный миг, и я счастливо рассмеялась сквозь слезы.

— Конечно, я выйду за тебя. — Я тоже рухнула на колени на прохладный рыхлый песок. — Ты — любовь всей моей жизни. Теперь я это знаю.

Через две недели мы поженились, сыграв скромную свадьбу на заднем дворе нашего загородного дома, и, как только начались школьные каникулы, уехали на медовый месяц в Грецию на остров Санторини.

В одно сентябрьское утро того года я проснулась с мыслью, а точнее, с ярким воспоминанием об одном эпизоде в маминой кухне, когда она поделилась со мной одной немаловажной подробностью:

«В следующие пять дней мы с Мэттом проводили вместе каждую свободную минуту. Он не позволял мне прогуливать уроки, поэтому высаживал меня из машины за пять минут до начала занятий и ждал снаружи по окончании учебного дня.

Если мне нужно было написать реферат или иное письменное задание, Мэтт отвозил меня в библиотеку, садился рядом и писал книгу, пока я занималась».

Я вспомнила слова отца на пляже: «Тебе просто нужно узнать вдохновение, когда оно нагрянет».

Я долго ждала подобного удара молнии, повода вернуться к писательству, и он внезапно случился — не как удар молнии, а как звезда, упавшая с неба прямо мне на колени.

Отбросив одеяло, я выпрыгнула из кровати. Спустя несколько секунд я уже набирала номер отца в Огасте.

— Папа, когда мы переехали из дома в Кэмдене, что случилось со всем тем, что хранилось на чердаке? Коробками и сундуками с бумагами? Это же в основном были мамины вещи — работы из колледжа и памятные вещи. Мы избавились от них?

— Конечно, нет, — ответил он. — Я все сохранил. Не мог с ними расстаться.

Сердце отчаянно забилось.

— Значит, все бумаги у тебя?

— Да. Прямо сейчас я смотрю на потолок. Они там, прямо у меня над головой.

Я улыбнулась:

— Могу я приехать повидаться с тобой и порыться в них?

Он замялся:

— Ты будто переволновалась. Ищешь что-то особенное?

— Да. — Я рассказала, что именно ищу, и он присвистнул в трубку. — Скоро приеду.

— Буду ждать.

На папин чердак ведет не обычная лестница, а квадратная дверь в потолке второго этажа, к которой ржавыми болтами приделана складная лесенка.

Я не поднималась на чердак с четырнадцати лет. После того, как мы перенесли мамины вещи по шатким ступеням, мы закрыли за собой дверь, и на этом всё закончилось. Мы заставили себя забыть, что её вещи там, притворились, что их никогда не существовало.

Но они никуда не исчезли. И лежали там, над нашими головами, все эти годы.

Я осторожно залезла наверх и заглянула в небольшое пространство под отцовской остроконечной крышей. Сквозь маленькое овальное окошко с улицы проникало немного света. На чердаке пахло затхлостью и старостью.

— Подай фонарик, — попросила я отца. Он не доверял лестнице и крепко держал её одной рукой, пока наклонялся, чтобы поднять фонарь другой. Он протянул его мне, и я нажала на кнопку включения.

Луч белого света пробежал по деревянным балкам островерхой крыши, пока я забиралась на чердак и вставала на ноги.

Я окинула взглядом её коробки с книгами и чемоданы, полные одежды.

Внезапно она оказалась повсюду. Я чувствовала её присутствие, близость и любовь. Каким-то образом я знала, что она рада моему приходу.

Папа засунул голову на чердак:

 — Ух ты, сколько же здесь всего. Я уж и позабыл…

— Ты не шутил. Ты и впрямь всё сохранил.

Он продолжал разглядывать ящики и сундуки.

— Я просто не смог себя заставить всё выбросить.