– Интересно, – заметила я. – Ты ведь не хочешь сказать, что Крис Робин присутствовал и там?

– Нет, – улыбнулся Алекс. – Я был бы рад, если бы оказалось так.

Посреди комнаты появилась голограмма: в одном из терминалов репортеры забрасывают вопросами женщину в форме «Звездного корпуса».

«Говорят, на нем стоял нестандартный двигатель, командор. Это могли быть инопланетяне?»

«Вы действительно его видели, командор?»

«Как он выглядел?»

«По одному, пожалуйста». – Женщина подняла вверх руки.

Когда все успокоились, она продолжила, улыбнувшись: «Не могу поверить, что вы всерьез спрашиваете меня про инопланетян. Дайте нам немного времени, и мы обязательно выясним, что случилось сегодня утром. Для начала: не удивлюсь, если это окажутся „немые“».

– «Немые» ведь тоже инопланетяне, – заметила я.

– Уже нет. – Усмехнувшись, Алекс налил два стакана апельсинового сока и подал один мне. – В общем-то, малозначительное событие. Типпимару находится на задворках, на тамошние события почти не обращают внимания. Но объяснения случившемуся так и не нашли.

– С «немыми» связывались?

– Да. Они ответили, что корабль не их. – Он откинулся на спинку кресла, глядя на утреннее солнце. – Думаю, нам стоит совершить небольшое путешествие, Чейз.

– На Типпимару?

– Нет. Помнишь Терезу Урбанову?

– Гм… плохо.

– Диспетчера на Санусаре?

– Ах да, конечно.

– Джейкоб нашел в сети кое-что интересное о ней.

– Правда?

– Подруга Урбановой говорит, что, по словам ее мужа, она так и не оправилась от случившегося.

– Почему? – спросила я. Насколько я помнила, никакой опасности для станции не было.

– Не знаю. Но она до сих пор на Санусаре. Сейчас на пенсии.

Мы просмотрели все доступные видеозаписи с Робином, которые сумели найти. Он вручал награды, обращался к собраниям различных обществ, председательствовал на выпускных церемониях. Робин был прирожденным оратором и с самого начала завоевывал внимание аудитории, постоянно ставя во главу угла слушателей, а не самого себя. Если публика состояла в основном из учителей и библиотекарей, он непременно отмечал, что именно учителя и библиотекари принесли нам цивилизацию. Выступая перед работниками службы охраны правопорядка, он утверждал, что цивилизация держится на полиции. Встречаясь с инженерами и архитекторами, он искренне радовался, что живет в современном городе, удобном для проживания и вместе с тем величественном.

Он превосходно знал свое дело.

Клуб Кармайкла, составленный из обожавших Робина математиков, похоже, приглашал его по любому случаю. Им особенно нравилось вступать с ним в словесный поединок и спорить о скрытых вселенных, а не об альтернативных. Робину постоянно задавали каверзные вопросы: это нравилось всем. Есть ли доказательства существования космических законов иного уровня? Удалось ли ему найти способ перемещения в иную реальность? Если где-то существует альтернативный Крис Робин, какова вероятность, что там он окажется адвокатом?

– Но я хотел показать тебе кое-что другое, – сказал Алекс.

На одном из заседаний Клуба Кармайкла слово взяла молодая женщина с темно-рыжими волосами:

«Могу со всей серьезностью заметить, профессор Робин, что вы часто говорите о вещах, совершенно неконкретных с точки зрения науки. Вы увлечены концепциями, которые могут навсегда остаться непостижимыми для нас. Сколько усилий вы готовы приложить, как далеко вы готовы зайти в поисках, скажем, параллельных вселенных, прежде чем согласитесь, что доказать их существование невозможно?»

Робин кивнул.

«Как далеко я готов зайти? А с помощью какого транспортного средства?»

По аудитории пробежал смешок.

«Какого пожелаете».

«Ладно. Пусть будет так. Посадите меня в звездолет, и я отправлюсь на другой край Млечного Пути. А если нужно, я пройду тысячу километров пешком, лишь бы получить нужный результат».

«Почему тысячу километров?» – спросил кто-то из первых рядов.

«Я буду двигаться на юг, где погода лучше, и, прошагав с тысячу километров, окажусь на побережье. – В зале снова послышался смех. Робин продолжил: – Кэтрин, я по-своему пытаюсь сказать, что погоня за удачей для меня никогда не закончится».

– И что это нам дает? – спросила я.

– Погоди. Вот фрагмент обращения к студентам в университете Кве-Пакка.

Робин рассказывал, что он был очень стеснительным, когда учился на последнем курсе, что он научился верить в себя и это оказалось очень важно – и что то же самое требуется от каждого от них. «Пока вы не поверите в себя, – сказал он, – никто не поверит в вас, разве что ваша мать. Никто не станет воспринимать вас всерьез».

Один из студентов заметил, что ему трудно поверить в стеснительность Робина.

«Вы проделали немалый путь, профессор», – добавил он.

«Длиной в тысячу километров, – кивнул Робин. – Пришлось. Иначе у меня не было бы возможности поговорить с вами».

– Похоже, ему нравится эта «тысяча километров», – сказала я.

– Он говорит так еще в шести местах.

– Ладно. Что дальше?

– Все восемь упоминаний относятся к промежутку между тысяча триста восемьдесят девятым и девяносто третьим годами. Более ранних мне найти не удалось.

– Все равно не понимаю…

– Знаю. Вероятно, это ничего не значит. Но помнить об этом все же стоит – как наверняка помнил он.

Вечером Алекс отправился на «Шоу Кайла Риттера»: как обычно, он красовался перед публикой, рассказывая о своем интересе к исчезнувшему физику. Он заявил, что вовсе не хочет сказать, будто Робин перешел в альтернативную реальность, но именно так думают некоторые.

– Проблема большинства наших критиков, – сказал он, – состоит в их предвзятости. Все, что не вписывается в их мировоззрение, они считают невозможным. Как вам известно, Кайл, такой подход научным не назовешь.

Три дня спустя мы провели аукцион. Бо́льшую часть денег нам принесли книги, особенно те, которые содержали самые возмутительные комментарии Робина. Неудивительно: на них был отпечаток личности, которого недоставало большинству других предметов. Именно потому исправный искин, способный воспроизвести беседы с Робином, стоил бы целое состояние. За карпатскую шляпу мы тоже выручили круглую сумму. На самом деле у Робина имелись две такие шляпы: вторая, судя по всему, была на нем, когда он пропал. Впрочем, как заметил Алекс, оно и к лучшему – единственный экземпляр куда ценнее двух.

Местом проведения аукциона был отель в центре города. Алекс увеличил несколько фотографий, которые проецировались на стены. Больше всего меня заинтересовала идиллическая картина: Робин и его жена стоят под деревом, рука об руку. Был ранний вечер, и они смотрели в сторону моря. Навстречу закату уходила лодка, словно намекая на то, что должно было произойти позже.

Мы вставили несколько фотографий в рамки, и они тоже ушли, вместе с сертификатами исключительных прав на владение.

Успех мероприятия вполне можно было оценить по степени разочарования тех, кто не получил желаемого. Они просили сообщить, если появится что-нибудь еще.

Когда все закончилось, Алекс отозвал меня в сторону.

– Мы с Одри на выходных собираемся на «Последнего мятежника». Если хочешь, у меня есть еще два билета.

– Это опера?

– Это балет.

– Спасибо, но вряд ли я пойду. Я не очень-то увлекаюсь балетом, особенно стародавним.

– Считай это частью работы, Чейз. Когда-нибудь мы можем наткнуться на одну из тех постановок. Большинство из них утеряно.

– Интересно почему?

– Ну так что скажешь? Ужин за мой счет.