— Но дорогая… Крошка моя, конечно! Я не осмелилась…

Мари, удивленная и взволнованная, сжала дочь в объятиях. Матильда, закрыв глаза, наслаждалась лаской матери, ее навевающей покой близостью. Ей вдруг захотелось снова стать маленькой Ману, захотелось, чтобы жизнь, как по мановению волшебной палочки, вдруг снова стала простой и прекрасной! Но это желание быстро растаяло. Ни за что на свете она бы не отказалась от своего обожаемого Жиля!

— Я закрыла свой салон на два дня! — сказала она. — Дела идут хорошо, и я прилично зарабатываю.

— Разумно ли это? — удивилась Мари. — Этап гонки «Тур де Франс» пройдет через Брив, в город съедутся толпы народа и ожидается бум торговли! Ты отдаешь себе отчет в том, какое это событие для Корреза? Да и для целого региона! И потом, велосипедисты приедут как раз четырнадцатого июля! У тебя был бы наплыв клиенток, ведь все женщины захотят привести себя в порядок перед прибытием гонщиков, это точно! Представь только: Луизон Бобе, чемпион Франции с 1950 года, бок о бок с Фаусто Коппи, итальянцем! Какое зрелище! Адриан уже заказал столик по этому случаю. Мы будем обедать все вместе, ты же помнишь?

— Да, мамочка, но мне хотелось увидеться с тобой раньше, еще до четырнадцатого июля, увидеться наедине, только ты и я!

Было очевидно, что Матильде не по себе. Чуть более напряженная, чем обычно, она явно хотела о чем-то рассказать, но не знала, с чего начать разговор. Мари быстро это поняла и решила не форсировать события.

— Ты прекрасно сделала, что приехала, дорогая! Я всегда очень рада тебя видеть, и ты это знаешь!

Матильда так и не выпустила из своих рук руки матери.

— Мам, у меня просто не хватило терпения ждать! — вдруг призналась она. — У меня такая новость! Я беременна…

Мари выдержала удар. Принимая во внимание двусмысленность ситуации, в какой оказалась Матильда, она не обрадовалась по-настоящему. Если бы событие произошло в те годы, когда дочь жила с мужем, Мари отреагировала бы по-иному. Радость вспыхнула бы в ней в ту же секунду. Смущенная и немного встревоженная, она проговорила:

— О Матильда! Когда-нибудь это должно было случиться! Ты теперь уже разведена, но, что касается Жиля, все остается по-прежнему. Нужно сделать что-то, чтобы убедить его жену, ведь теперь ты ждешь ребенка! Скажи мне, ты рада?

Матильда была разочарована столь вялой реакцией. Она высвободилась из материнских объятий.

— Я себя не помнила от радости, когда узнала! Мне так хочется ребенка! Жиль, наоборот, разозлился. Говорит, что сейчас не время. Я думала, что он будет гордиться своим отцовством, разволнуется… Ну, ты понимаешь, будет вести себя как любой влюбленный мужчина… Мы поссорились, и я уехала! Мама, мне так грустно!

Мари покровительственно обняла дочь за плечи, и они вместе направились в сад. Через открытую дверь они увидели Нанетт. Лицо старушки выражало такое блаженство, что они обе, растроганные, улыбнулись. Матильда остановила мать, когда та собралась переступить порог.

— Мам, пускай бабушка поспит еще немного! В ее возрасте ей это на пользу, ты не считаешь? Я поздороваюсь с ней чуть позже.

— Как хочешь, дорогая! Тогда пойдем в кухню, выпьешь чего-нибудь прохладного!

Они устроились по разные стороны кухонного стола. Проникавшие сквозь ставни лучики солнца играли на смуглой коже Матильды, подчеркивая тонкость ее черт. Мари подумалось, что она нечасто видела дочь такой красивой. При этой мысли у нее сжалось сердце.

— Расскажи подробно, что случилось. Жиль воспринял новость плохо — это я поняла! Но он, несомненно, одумается и очень скоро переменит свое отношение к этому событию.

Матильда вздохнула. Было очевидно, что она в этом сомневается. Молодая женщина все несколько часов пути пыталась убедить себя в том же, но интуиция подсказывала ей, что надежда на чудо мала.

— Моя бедная крошка, мне бы так хотелось, чтобы ты была абсолютно счастлива, чтобы все у тебя в жизни ладилось… Ты знаешь, что Амели должна родить своего первого ребенка в сентябре? Они с Леоном — чудесная пара! Они счастливы вместе и прекрасно понимают друг друга. Семьи их родителей так за них рады!

— Амели мне писала. Я в курсе. И тоже очень рада за нее. Но однажды я все-таки выйду замуж за Жиля, и наших с ним детей он будет любить так же, как и я! Просто я не подобрала нужных слов, чтобы сказать ему о ребенке… Он не ожидал… Он просто не может представить, что скоро станет отцом… Но он образумится! Мама…

Матильда разрыдалась, уронив голову на руки. Нужно было, чтобы Жиль изменил свое мнение, иначе…

Мари погладила дочь по голове. В детстве Матильде это очень нравилось, хотя она не так уж часто позволяла себя ласкать. Ну почему жизнь оказалась такой сложной для ее маленькой Ману?

— Мама, он сказал, что вид беременной женщины ему противен! И начал издеваться, говоря, что я скоро стану толстой и уродливой! Он не имеет права так говорить! Я знаю, что он ошибается! Ты родила пятерых детей и осталась красивой и стройной! Когда я заговорила о тебе, он расхохотался! А я дала ему пощечину!

Мари невесело усмехнулась. Она узнавала свою маленькую тигрицу!

— Говорить обо мне было, возможно, не самой удачной придумкой, поскольку твой Жиль меня и в грош не ставит. Но я с тобой согласна: он повел себя как хам! В беременной женщине нет ничего отталкивающего! Адриан находил меня хорошенькой и такой же желанной, как и раньше, когда я носила Камиллу!

Передернув плечами, Матильда произнесла жестко:

— Не сравнивай Жиля с Адрианом! Мне очень повезло с отчимом! Знаешь, мам, я ведь почти не помню папу. Адриан меня вырастил, он был со мной то ласковым, то строгим, а мне как раз это и было нужно. Можешь ему передать, что я считаю его своим отцом, и уже очень давно!

Взволнованная Мари встала. Она обошла стол и обняла свою взрослую дочь, а потом шепнула ей на ухо:

— Ты сама ему это скажешь, потому что ты остаешься с нами! Я приготовлю запеканку из картофельного пюре с трюфелями. Это ведь твое любимое блюдо, не так ли?

Матильда молча кивнула. Она обняла мать за талию и прижалась мокрым от слез лицом к ее животу. Молодая женщина закрыла глаза, и понемногу ее напряжение стало спадать. Никогда прежде Мари не видела свою Матильду — обычно холодную, волевую и энергичную — такой потерянной.

— Мам, ну почему Жиль такой злой? Он смотрел на меня чуть ли не с презрением, словно разлюбил! А ведь это его ребенка я ношу! Это плод нашей любви! Если бы ты только знала, как я его люблю… Не понимаю, как я могла раньше без него жить! Мне кажется, что меня не существовало до нашей встречи… Без Жиля меня просто нет! Я люблю его до сумасшествия…

Готов был пролиться новый поток слез. Мари никогда прежде не видела Матильду в таком состоянии. Впервые молодая женщина так раскрылась перед своей матерью. Ее панцирь растрескался, открывая миру маленькую девочку, которой она до сих пор оставалась. Жаждущая любви и страстная, Матильда наконец позволила проявиться своей ранимой и чувствительной натуре. Как ей должно быть плохо, если она до такой степени утратила самоконтроль!

— Дорогая, не плачь, — успокаивала дочку Мари, усаживаясь рядом. — Все в конце концов уладится!

— Ты сама не знаешь, что говоришь! — возразила молодая женщина. — Для тебя все просто и легко! Ты живешь с Адрианом, вы абсолютно счастливы и никогда не ссоритесь. И потом, у тебя красивый дом, все, кто тебя знает, тебя любят и тобой восхищаются, и ни единая туча не омрачает твой горизонт! Ты даже не представляешь, что я чувствую, ведь у тебя всегда все получается!

Мари не понравились ее слова. Матильда была несправедлива. Уязвленная и расстроенная, она пару минут молча размышляла, а потом решила, что Матильде стоит кое-что узнать. Возможно, это поможет молодой женщине понять, что она — не первая и не последняя, кому приходится сталкиваться с трудностями. Матильде пора научиться видеть чуть больше, чем люди хотят показать…

— Матильда, ты говоришь о том, чего не знаешь! Послушай меня и не говори мне больше о том, что у меня легкая жизнь. Ты судишь о ней со стороны, дорогая! На нашу с Адрианом долю тоже выпало немало горя и переживаний. Я не говорю о войне, которая нас разлучила. Долгими месяцами я не получала ни от него, ни от Поля весточки и думала, что их уже нет на свете! Некоторые испытания причиняют нам очень много страданий. А осенью 1948-го я получила анонимное письмо, в котором Адриана обвиняли в том, что он — коллабо, и угрожали нам смертью. И все торговцы в городе получили такие же. Этот кошмар длился несколько недель. Мало-помалу отношение людей к нам изменилось, включая и пациентов Адриана… Но у нас остались и добрые друзья, которые в нас не сомневались. И если бы не проповедь добрейшего аббата Бурду, думаю, нам пришлось бы переехать в другое место… Я плакала ночами, а Адриан поседел, так он извелся.