— Мелина, я не хочу, чтобы ты чувствовала себя несчастной. Знай, я люблю тебя, как родную сестру! И когда ты поступишь в коллеж, я буду о тебе заботиться! Никто не сделает тебе больно!

Мелина слушала ее с открытым ртом. Ее чувства к Камилле были сложными — нечто среднее между уважением и восхищением. Она с первого дня своего появления в семье ощущала, что приемная сестра относится к ней с недоверием. Однако девочка еще в приюте привыкла к тому, что бывают друзья и недруги, и у нее развилась поразительная способность приспосабливаться к обстоятельствам. Она бессознательно копировала поведение человека, с которым общалась, и отражала питаемые к ней чувства, словно зеркало. Неожиданные слова Камиллы нашли путь к ее сердцу.

— Я тоже тебя люблю, Камилла! И потом, у нас теперь есть общий секрет! Один на двоих! И ты права: мы не будем говорить о письмах при родителях.

Камилла и Мелина торжественно пообещали друг другу хранить секрет и, прислушиваясь, не раздастся ли шум в вестибюле, вышли из родительской спальни. Камилла повернулась к сестре и, приняв такой серьезный вид, что Мелина прыснула, сказала:

— Я точно знаю, что нам нужно сделать! В такой ситуации другого выхода просто нет. Вот мой план. Первое: ты пойдешь и наденешь халат, иначе окоченеешь от холода! Второе: чтобы показать, что мы ничегошеньки не знаем об этой истории с письмами, мы испечем шоколадный торт, огромный, с тонной крема!

— Браво! — зааплодировала младшая. — Я согласна!

И она побежала в свою комнату одеваться. Буквально скатившись по лестнице, она ворвалась в кухню, где Камилла уже доставала с полки тетрадь матери с кулинарными рецептами. Вскоре по всему дому разносился звон кастрюль и стук ложек, сопровождаемые хрустальным смехом двух сестер, которые наконец помирились, по-настоящему подружились.

Мари и Адриан вернулись домой нескоро. После мессы Жан-Батист Канар пригласил их на аперитив в кафе «Сюдри». Семья Дрюлиолей, закрыв свой магазин, направилась туда же. Словом, через какое-то время в кафе собралась веселая компания, с удовольствием поднимавшая бокалы за здоровье семьи Меснье. На смену подозрительности и сомнениям в сердца жителей городка возвращались добрые чувства, к которым примешивались угрызения совести.

Сидящая тут же Нанетт наслаждалась происходящим. Она давно отказалась от спиртного и очень удивилась, обнаружив в своей руке бокал с белым полусладким вином.

— Что ж, за такую замечательную мессу грех не выпить! — сказала она Мари, которая сидела рядом с ней. — Дельно говорил господин аббат, моя курочка!

— Да, дорогая Нан! И я последую его совету — буду сжигать эти письма сразу, если они еще будут приходить!

— И мы все тоже, Мари! — подхватила Жаннетт.

Никто не знал, кто отправлял эти клеветнические послания и зачем… Единственное, в чем не было сомнений, — это делалось из желания навредить семье Меснье, однако их автор потерпел поражение. С этого дня доктора и его супругу стали уважать и любить больше прежнего. И, ко всеобщему облегчению, вскоре письма перестали приходить в Обазин.

Однако страдания, причиненные этими анонимными посланиями, забылись не сразу. Мари и Адриан чувствовали себя оскорбленными в самых лучших чувствах. Их щедрость, доброта и гуманность не только были поставлены под сомнение, но и испачканы этой подлой клеветой. Когда их беспочвенно обвинили в дурных поступках, это было больно, но труднее оказалось пережить предательство тех, кто счел их способными на такое. Чета Меснье ощутила на себе всю тяжесть общественного осуждения, а такое не забывается!

Это весьма прискорбное дело так и не получило логического завершения, поскольку личность недруга установить не удалось. Адриан и Мари часто задавались этим вопросом, но безрезультатно. Зато большим утешением после этого трудного в их жизни периода стало сближение Камиллы и Мелины. Судя по всему, отныне девочек связывала искренняя и крепкая дружба.

— Еще одна тайна! — сказала Мари мужу однажды вечером. — Счастье, что они ничего не знают об этих ужасных письмах!

Июль 1949 года

Мари любовалась видами, мелькавшими за окнами автобуса, буквально пять минут назад выехавшего из Обазина. Коррез снова красовался в одеянии из ярко-зеленой листвы, луга с густой и еще мягкой травой нежились под лучами летнего солнца. Тут и там в тени старых деревьев с раскидистыми кронами отдыхали коровы. При виде них Мари улыбнулась. Она вспомнила о сыне, занявшемся разведением скота. Ему этот буколический пейзаж непременно бы понравился.

«Как хорошо! — сказала она себе. — Завтра я снова его увижу! Увижу Поля и всю его семью! Подумать только, их крошка Люси уже ходит сама, и это в год и два месяца!»

Эта поездка обещала стать радостным событием. Мари решила устроить себе недельные каникулы. Брив был первым пунктом в ее маршруте. Адриан остался в Обазине, чтобы с помощью услужливой Жаннетт Канар присматривать за Нанетт. Камилла и Мелина, которых пригласила в гости Лизон (молодая женщина всегда с распростертыми объятиями встречала всех членов своей большой семьи), еще в прошлое воскресенье уехали в «Бори». Мари же решила навестить Матильду, которая давала о себе знать очень редко.

«Она удивится, увидев меня! — думала Мари. — Если бы я ее предупредила о своем приезде, она наверняка отменила бы всех клиенток, чтобы побольше времени провести со мной».

Из всех детей Матильда реже других бывала в Обазине и никогда не писала писем. С недавних пор, когда в ее салоне появился телефон, она стала изредка звонить матери, но разговоры эти были такими короткими, что Мари каждый раз расстраивалась. Матильда никогда не рассказывала о своей жизни, словно расстояние между Бривом и Обазином являлось непреодолимой границей между ее миром и миром матери. Она словно бы ограждала себя секретами…

Поэтому Мари не терпелось увидеться с дочкой. Она рассчитывала провести ночь в Бриве, а утром сесть на поезд до Лиможа, откуда можно было добраться до Шабанэ.

«Мой Поль ждет меня с нетерпением, как он сам сказал. — Мари улыбнулась своим мыслям. — Если верить последнему письму Лоры, на ферме уже многое сделано, и теперь дом наверняка сияет, как новая монетка!»

Мари очень хотелось поскорее оказаться в «Бори». Она пообещала себе, что непременно сводит Камиллу и Мелину в Волчий лес и покажет источник, который местные старики считают чудотворным.

«И я смогу вдоволь поиграть с моими внуками! Пьер тоже начал ходить и теперь бегает по всей усадьбе!»

Членов семьи все прибывало, однако Мари, даже будучи уже пять раз бабушкой, оставалась очень красивой женщиной. Вот и сегодня, за несколько минут до отъезда, супруг сделал ей очередной комплимент: «Дорогая, как же ты хороша! Мне очень повезло! И это новое платье тебе удивительно к лицу, и соломенная шляпка… Хм, я буду ревновать, зная, что ты в Прессиньяке! Фирмен Варандо обязательно станет к тебе приставать, как только тебя увидит!»

Польщенная и счастливая оттого, что Адриан смотрит на нее с любовью, Мари поцеловала его — слишком торопливо, по мнению супруга, — но рейсовый автобус уже остановился на площади. На прощание они улыбнулись друг другу, и Мари побежала, как девушка, которая боится, что автобус уедет без нее.

Сидя в пассажирском кресле за спиной водителя, Мари улыбалась, радуясь жизни. Во всем теле она ощущала приятную расслабленность, настроение было под стать этому прекрасному солнечному дню. Машинальным движением она разгладила складочки на своем платье из шелковистой материи в разноцветную полоску.

Перед парикмахерским салоном Матильды Мари оказалась ровно в половине третьего. Деревянные рамы витрины были выкрашены в нежно-зеленый цвет с желтой окантовкой. Через стекло она увидела ряды аппаратов для сушки волос и силуэт ученицы. Ее звали Одиль; по словам Матильды, девушка была серьезной и старательной.

«А где же сама Матильда? — удивилась Мари. — Она должна быть где-нибудь рядом!»

В парикмахерской была всего одна клиентка. Мари толкнула дверь и вошла под серебристый звон дверного колокольчика.