— Разбежалась! Два, но с каждой. А нет — так поцелуйте друг друга в задницу. Найду других, — разозлился Лисардо.
— Ладно… Пусть будет четыре. Только, чур, после того как нам самим заплатят, — примирительно отозвалась Чаро. — Слушай, — она повернулась к Ванессе, — давай прихватим с собой Розу. Классная девчонка — симпатяга и клиента умеет завести как следует. Что ты об этом думаешь?
— Неплохая идейка, — ответила Ванесса. — Не забыть бы прикупить что-нибудь из барахла на случай, если подцепим там кого стоящего. — И переговорить с Ибрагимом насчет коки. Все-таки пять граммов зараз — это много.
— Эй, Чаро! Кстати об Ибрагиме. Он утверждает, будто на днях видел твоего Альфредо и будто его уже перевели в Карабанчель на свободный режим.
Чаро вцепилась Ванессе в плечо.
— Что ты сказал?! Повтори! Альфредо уже перевели?!
— Да, детка. Именно так я и сказал. Он в Карабанчеле.
— Слышал, Антонио? Я же говорила, скоро вернется мой муж. Скоро я увижусь с моим ненаглядным!
— Ибрагим еще велел сказать, что Альфредо передает тебе привет.
— Он так сказал?! Ванесса, ущипни меня!
— Что соскучился и хочет тебя трахнуть.
— И я. И я тоже. Просто умираю от желания.
Плача и смеясь, Чаро прижалась к подруге, и, обнявшись, они провели несколько минут в молчании. Затем, с такой радости, Ванесса расщедрилась и пригласила всю компанию выпить еще по чашечке кофе с рюмкой сладкой анисовой. Она была донельзя довольна и намечавшейся вечеринкой, и новой квартирой, и счастьем своей подруги. К тому же утром ей удалось подцепить трех таксистов в сквере Сан-Бернардо, как раз на стоянке, что напротив бара «Иберия», и выцарапать из них целых пятнадцать кусков. Теперь денег хватит на то, чтобы купить героин, и даже останется немного про запас.
Ванесса пустилась в воспоминания о том, как забралась к таксисту в машину и вызвалась поработать языком. Тот согласился и, не долго думая, отвез ее в Западный парк, а вернувшись на стоянку, нашел ей еще двух клиентов из числа своей братии, таксистов.
— Все спустили в один момент, — рассказывала Ванесса. — Я прополоскала рот одамином — и дело с концом. Один повез меня на Росаледу, но по дороге не утерпел и полез в штаны за своим хреном. А я про себя думаю: «Давай, милый, наяривай посильнее… мне меньше работы!» — Она хлопнула себя по коленкам и захохотала. — Козел вонючий! Еще не хотел везти меня обратно. Видишь ли, десять кусков слишком много за такой быстрый минет. А я ему говорю: «Правильно, много. Только, чем я-то виновата? Ха-ха-ха!»
Ванесса чуть ли не плакала от смеха. Но скоро успокоилась, вытерла слезы и вытащила из кармана брюк горсть белых и красных таблеток.
— Хотите? — предложила она. — Только что купила. Давайте сейчас проглотим это, а коняшку оставим на потом.
Каждый взял себе несколько штук. Антонио выбрал две красные и одну белую. Чаро, грызя таблетки, словно карамельки, попросила Ванессу:
— Расскажи им, как у тебя было с тем типом, который хотел, чтобы ты на него пописала. Ну, расскажи, пожалуйста!
— Знаешь, отчего я шляюсь по улицам? — перебил ее Лисардо, обращаясь к Антонио. — Здесь собираются крутые парни, авторитеты. А я по натуре авантюрист и среди них чувствую себя современным корсаром, флибустьером, если хочешь. И ничуть не жалею — все равно скоро подыхать. Ведь перед тобой конченый человек — наркоман.
— Опять ты о смерти, — запротестовала Чаро. — Пожалуйста, не заводи все по новой. Это действует мне на нервы.
— Пижон, каких поискать! Представьте, куча бабок, шикарная тачка, теперь уже не помню какая. Кажись, «Вольво» или что-то наподобие, — продолжала Ванесса. — Ему только и надо было, чтобы я на него посикала.
— «Вольво» считается самой надежной машиной в мире, — опять перебил ее Лисардо. — Но я лично предпочитаю «Астон Мартин».
— Подожди, дай же ей рассказать. Умрете со смеху, — взмолилась Чаро.
Вечер выдался мягкий, теплый, и они остались на террасе у Пако. Люди приходили целыми семьями, пили оршад и другое прохладительное. Бродячий музыкант, по виду то ли американец, то ли англичанин, исполнил «Only you»[17], сопровождая пение игрой на губной гармонике. У него были длинные светлые волосы, стянутые сзади пучком. Ванесса нашла его интересным.
Позже подошел Хесус, уличный фотограф, который работал в этом квартале. Он предложил им сняться на память, но, узнав Антонио, разговорился с ним о житье-бытье. Оказалось, несколько лет назад оба кончили одни и те же курсы фотографии.
После его ухода Антонио сказал, что он славный малый и, должно быть, неплохо заколачивает.
— Когда мне придется туго, я тоже займусь уличным промыслом, — пошутил он. — Будем с ним компаньонами.
Лисардо отсел за соседний столик к своим знакомым — молодой, хорошо одетой паре.
Девушка сильно загорела и выглядела цветущей и ухоженной. Чаро тут же решила, что они без ума друг от друга и что такие вещи невозможно скрыть.
— Это как удар током, — объявила Ванесса. — Одно слово — электричество!
— У меня с Альфредо было точно так же. Когда мы ходили куда-нибудь, меня совсем не интересовало, сколько людей вокруг, хоть миллион! Мне казалось, будто мы одни в нашей комнате. А сейчас он, бедненький, сидит в каталажке и, наверное, думает обо мне. И я тоже думаю о нем, — и это все равно, как если бы мы находились вместе.
— Подумаешь, любовь! Цена ей — дерьмо! — возразил Антонио. — Она существует лишь в воображении тех, кто в нее все еще верит. А людям просто хочется немного тепла — вот в чем дело. Чтобы не чувствовать себя слишком одинокими.
— Любовь — одно, а секс — совсем другое, — пустилась в рассуждения Чаро. — Стоило моему Альфредо до меня дотронуться, как я тут же кончала, причем без всякого секса. Чудесное ощущение! Что до меня, то я верю в любовь.
— А у меня от любви свербит в глотке-е-е! — завопила Ванесса.
— Берите пример с животных. Самцы чуют течку, исходят похотью и покрывают самку. Проще пареной репы… — настаивал Антонио.
— Меня ты покрывать не будешь, — рассердилась Чаро.
Лисардо и молодая пара поднялись из-за стола и ушли не простившись.
Ванесса в истерике затопала ногами.
— Видала мудака, Чаро?! Хочет, чтобы я за ним бегала. Вконец обнаглел, словно я пустое место. — Она резко повернулась к Антонио: — Кретин, убери свою вонючую камеру! Ты привлекаешь к нам внимание.
— Ванесса, девочка! Он же не делает ничего плохого!
— Не делает, не делает… — передразнила Ванесса. — Хватит с меня. Ни одной фотки! Хочешь снимать — гони телек! А без него — и не суйся ко мне.
Антонио спрятал маленькую «Лейку» глубоко в карман брюк.
— Ой, Ванесса! Держи меня! Глянь на его ширинку. Вздулась, как у того дядьки, помнишь? Кажется, его звали Питуфо. Он делал стойку в дверях школы, расстегивал штаны и вынимал свое хозяйство. А хрен у него был выкрашен синей краской. Подумать только, синий хрен! В жизни не видела такого большущего хрена! Даже у Альфредо.
— Его потом поймали и всыпали по первое число. Надавали пинков по яйцам. Мне Пили рассказывал, — вспомнила Ванесса.
— Вмешался родительский комитет. Собрались крепкие мужики и чуть не забили его палками до смерти. Одну мошонку — так совсем отшибли. Пришлось увезти его в больницу. Ты знаком с Питуфо, Антонио?
— Нет. У меня нет ни одного знакомого с синим хреном, — ответил Антонио.
— Если бы тебе все рассказать… Чего мы только не нахлебались в нашей жизни… Правда, Чаро? С три короба дерьма — и все через край. Помнишь того чокнутого, который вообразил себя Иисусом Христом?
Чаро залилась громким смехом.
— Он влюбился в Ванессу. Вбил себе в голову, что она христианская дева, и хотел на ней жениться. Матерь Божия! Ну и тип!
— Изо рта у него несло дохлой крысой. Вонючка! А меня заставлял совать ему палец в задницу, и больше ничего ему не надо было, — добавила Ванесса.
