— Меня обещали взять на постоянную работу, ты же знаешь, поэтому мне надо поставить Хайме в известность. Я должен показать ему свою дисциплинированность. Не забудь позвонить, Ванесса… Они обещали зачислить меня в штат уже в этом месяце.

— Хорошо… Штат, штат! Меня тошнит от этого слова. Ты мне уже дырку в голове сделал своим штатом.

— Ванесса, пойми: если я буду в штате и вдобавок получу одно или два поручительства, то смогу взять ссуду на покупку мотоцикла. — Угарте отпустил руку Чаро и вцепился в Антонио. — Ты дашь мне поручительство, правда, Антонио?

— Обязательно. Конечно же я за тебя поручусь.

— Не могу выкинуть из головы мысли о мотоцикле, только о нем и думаю. — Угарте повернулся к Ванессе. — Увезу тебя, куда только пожелаешь, Ванесса. Ты меня простила?

Он грустно улыбнулся и добавил:

— Я вел себя отвратительно. Никогда так не буду больше делать. Не знаю, что тогда на меня нашло? Зачем полоснул себя по руке? Не иначе, как бес вселился.

— Хорошо, хорошо, — быстро ответила Ванесса и обратилась к остальным. — Двинули отсюда!

— Эй, Угарте, — позвал Антонио, — я сниму тебя за рулем, вот увидишь. Твоя мать прямо-таки остолбенеет от удивления, клянусь!

— Дьявол! Вы все такие…

— Смотри, не заплачь, парень. — Ванесса раздраженно топнула ногой. — Нам надо сматываться отсюда.

— Я сообщу о вас в полицию. — Толстый мужчина приподнялся и сделал движение в сторону двери.

Ванесса метнулась к его кровати и остановилась как вкопанная.

— Если ты не успокоишься, я всажу нож в твое потное жирное брюхо, клянусь матерью! — завизжала она. — А потом отрежу яйца, ты дождешься.

Сообразив, что девушка потеряла над собой контроль, мужчина испугался и полез назад в кровать.

— Прирежу, слышишь?

Антонио подошел к Ванессе, схватил ее за руку и потащил к выходу. Потом повернулся к толстому мужчине.

— Тсс! Это может плохо кончится, вы же понимаете, — предупредил он.

Мужчина закивал головой в знак согласия, натянул одеяло до подбородка и затих.

Антонио отвел Ванессу к двери, а Чаро поцеловала Угарте в щеку.

— Выздоравливай, — пожелала она.

— Мне сейчас хорошо, — ответил Угарте. — Коняшка отменный.

Ванесса открыла дверь и выглянула наружу, изучая коридор. Откуда-то издалека доносился глухой шум двигавшейся каталки и разговор двух женщин.

— Эй, Ванесса! — позвал Угарте. — Не забудь позвонить Хайме, ладно? Я не могу сделать этого сам. Скажи ему, мол, я болен и не в состоянии выходить на работу.

— Ладно, ладно. Смени пластинку, а то заклинило, как какашку в заднице! — ответила Ванесса.

Антонио услышал звук шагов и откинул с окна занавеску, пытаясь различить в саду фигуру Эммы, но при тусклом свете фонарей никого не увидел. Он опустил занавеску и сел на софу.

Еще когда они жили вместе, Эмма записалась на курсы актерского мастерства, которые вел американский театральный режиссер то ли арабского, то ли еврейского происхождения с трудно произносимой фамилией. По окончании занятий знаменитость завела обыкновение подвозить Эмму домой в своей машине и целовать ее на прощание. Вскоре дело закончилось романом.

Вероятно, с тех самых пор Эмма и драматург жили вместе, во всяком случае, так полагал Антонио, поэтому несказанно удивился, услышав одинокий стук ее каблуков по утрамбованной гравием дорожке.

Антонио ждал ее в загородном доме, расположенном на окраине небольшого населенного пункта в пятнадцати километрах от Мадрида по Валенсийскому шоссе. Они купили его на деньги тещи. Поселок окружала живая изгородь из аризоники и кипарисов, напоминая оазис среди каменистых, лишенных растительности холмов по краям автострады.

Как только стало известно о застройке нового района, они тут же решили купить загородный дом, и Эмма попросила деньги взаймы у своей матери. Антонио до сих пор помнил рекламный макет: дети, дружно взявшись за руки, шагали по тенистой аллее в направлении бассейна, обозначенного ярко-синим пятном. Кроме того, агент по продаже объяснил им, что власти всерьез подумывают об устройстве подземных туннелей, отвечающих последнему слову техники; они соединят гаражи с домами, и таким образом ни одна машина не сможет нарушить гармонию идиллического парка, предусмотренного проектом.

Именно о таком кусочке первозданной природы в двух шагах от города они мечтали.

Как и прежде, Антонио точно рассчитал время, которое ей потребуется, чтобы пересечь маленький участок земли и сунуть ключ в замочную скважину. Прошел почти год с момента его последнего появления в этом доме, и, несомненно, его присутствие будет для Эммы большим сюрпризом.

Однако Эмма не удивилась. Она как ни в чем не бывало подошла и чмокнула его в губы. Потом спросила:

— Ты ужинал?

— Нет. Я только недавно встал и еще не успел проголодаться. Пойду налью себе что-нибудь выпить, не возражаешь?

— Разумеется.

Он плеснул себе в бокал из первой попавшейся на глаза бутылки и снова сел на софу, бросив рассеянный взгляд на новую картину, висевшую на противоположной стене.

В Эмме его привлекали главным образом широкие, крутые бедра. Он сразу же обратил на них внимание, когда познакомился с ней на факультете. И всегда, что бы она ни надевала, под платьем выделялись контуры ее трусов. Сейчас он их не заметил.

— Очень рада тебя видеть, но лучше, если бы ты предупредил по телефону заранее. Я бы соорудила какой-никакой ужин, — и поскольку Антонио молчал, продолжила: — Так ты не пришел на встречу с Белен, поскольку проспал? Я правильно поняла?

— Да, проспал. Однако, по-моему, Паскуаль не больно-то заинтересован в этом интервью. Ему подавай Сепульведу. Как ты думаешь, он будет завтра в «Ханое»?

— Очень может быть… Уф! Как же я устала! Патрон заставлял нас весь день скакать по сцене и выделывать разные пируэты. Иногда мне кажется, будто нас готовят не для театра, а для цирка.

— Физические упражнения никогда не помешают, — ответил Антонио. — К тому же он свое дело знает, я прав? Ладно, оставим это. Ты прекрасно выглядишь, просто красавица, серьезно.

— Приходится за собой следить. Извини, пойду переоденусь. Как хорошо вернуться наконец домой! Загород меня настолько успокаивает, что я чувствую себя заново рожденной, честное слово. Лишь здесь дышишь чистым воздухом. Мадрид совершенно невозможен.

— У меня сохранился входной ключ, и я взял на себя смелость вторгнуться в твой дом без приглашения. Надеюсь, ты не в обиде? Выпьешь со мной?

— Не пью. Шеф категорически запретил нам алкоголь. Ничего не поделаешь, искусство требует жертв — он всегда так говорит. Если хочешь стать актером, настоящим актером, надо во всем себя ограничивать.

— Согласен. Надо себя ограничивать. Как вижу, ты продолжаешь заниматься.

— Конечно. Такое везение выпадает раз в жизни, я имею в виду нашего шефа. Он на сегодняшний день самый востребованный режиссер в мире и планирует провести мастер-класс в Лондоне, Тель-Авиве, Милане… В конечном счете весь театральный мир его буквально на руках носит. Он божествен… правда, не без некой доли занудливости. Извини, мне придется пораньше лечь спать — я просто падаю с ног. Да, вот еще! Можешь приходить, когда захочешь, только прежде позвони. Ты бог знает сколько времени не давал о себе знать. Мы же не враги. Во всяком случае, я так думаю.

Эмма показалась ему бодрой, без малейших признаков усталости. Такой он никогда не видел ее прежде: на щеках играл румянец, в глазах светились озорные искорки.

Она пела, пока раздевалась в спальне, и Антонио чуть не пошел за ней следом, чтобы посмотреть, есть ли на ней трусики. Но вовремя опомнился, сочтя свою идею не совсем удачной.

Он почувствовал нарастающее возбуждение и потрогал ширинку. У него произошла эрекция.

Возможно, теперь Эмма носила тангас, одни из тех крошечных бикини, которые не видны под одеждой: скорее всего, великому драматургу тоже по вкусу, когда женщины не надевают нижнего белья.