Прибежавший Меру возвестил, что все для купания готово, и снова встал за занавеской, из-под которой торчали его босые ноги. Я направилась мыться, а Маргарет снова и со всей тщательностью прикрепила занавеску. Когда я после обычного мучения в абсолютной темной душевой подошла к нашей комнате, то почувствовала себя вознагражденной за мужественное решение — купаться первой. Тщательно приколотая старая материя занавески была прозрачна, как металлическое сито, и Маргарет, отлично видимая из темного холла, предстала предо мной совершенно голая. Со всей грациозностью подняв ногу кверху, она рассматривала потертые места на пальцах.

Отличный сюжет в стиле Ренуара!..

Таким образом постояльцы отеля «А Чи» узнали о нас все и во всех подробностях на протяжении первого часа нашего проживания в этом сумасшедшем доме. Однако они мало нами заинтересовались, а если и заинтересовались, то практических шагов не предприняли. В соседней комнате шла непрерывная игра в покер, и можно было бы услышать звон бутылок и щелканье фишек, если бы эти звуки не тонули в радостном реве, сотрясавшем все здание. Полдюжины патефонов орали изо всех направлений, и их звук заглушался дикими возгласами «Бой! Бой!» и грохотом мужского смеха. Где-то вдалеке, в самом конце холла, слышались хлопанье, щелканье и взвизгивание, издаваемые, как потом мы узнали от старожилов, маленьким золотоискателем-немцем, цирковым клоуном в прошлом. Непосредственно за нашей дверью непрерывной цепью двигалась процессия пивных бутылок и бокалов, шлепали босые ноги, а из первого этажа валил густой табачный дым, перемешанный с пивными испарениями. Там тоже шло непрерывное празднество. В этот субботний вечер радость и ликование пронизывали отель «А Чи».

В понедельник воцарилась благостная тишина. Часть плантаторов и золотоискателей уехала, а может быть, присутствие женщин наложило отпечаток на всеобщее веселье. Шедшая по соседству игра в покер не прекратилась, но анекдоты и всякие россказни, которые мы слышали, не ложась из-за них спать, теперь передавались вполголоса, а удовлетворенные слушатели смеялись в более благопристойной форме.

Днем явился бывший клоун и, сдерживая дыханье, преподнес нам флакон японских духов в знак извинения за производимый шум. Оказывается, он показывал цирковые фокусы. Мы высказали наше сожаление, что не могли видеть его потрясающего мастерства. Маленький клоун был так растроган, что подарил нам несколько мелких самородков золота, найденных им в горах Новой Гвинеи.

Этот маленький немецкий клоун узнал мое имя и устроил необычайно странную встречу, приведя вечером одного старика золотоискателя, который несколько застенчиво спросил, как правильно произносится моя фамилия. Находясь когда-то на золотых приисках Аляски, он знавал некоего Льюиса Майтингера, приехавшего в Джуно с новой моделью вашгерда[24]. Там новые знакомцы подружились и поддерживали наилучшие отношения до того дня, когда Льюис утонул. Этот Льюис Майтингер был моим отцом, которого я никогда не знала. Он изобрел новый вашгерд и отправился в Джуно, где хотел реализовать свое изобретение.

И вот здесь, в далекой Новой Гвинее, я узнала от старого золотоискателя подробности о последних днях жизни и смерти моего отца, оставшихся неизвестными даже моей матери.

— Как вы похожи на отца! — сказал золотоискатель. — Если бы даже я не знал вашей фамилии, все равно узнал бы в вас дочь старого Льюи, особенно встретив вас здесь, на золотых приисках…

Не сомневаюсь, что тип гостиницы сыграл немаловажную роль в этом узнавании.

Прежде чем приступить к писанию портретов, нам надо было подыскать недорогую квартиру. Так как в Рабауле белая женщина ничего не должна делать своими руками, а мы не располагали кучей слуг, которые бы все нам подавали (туземного слугу запрещено брать на срок менее двух лет, а Меру был предоставлен нам на короткое время), то наилучшим выходом было поселиться в пансионе. В Рабауле имелось несколько пансионов, но они были переполнены. Не было никакой возможности снять в аренду меблированный или необставленный коттедж. Часто приехавшие сюда люди подолгу живут в гостинице, ожидая, когда кто-либо уедет и освободит дом.

Спасибо американцам вербовщикам, направившим нас в минуту полного отчаяния в так называемый «Амбассадор». Только в порядке насмешки можно было так назвать здание, чрезвычайно похожее по размерам и форме на ангар, построенный правительством для проведения аукционов на плантации, когда австралийцы захватили эти края во время Первой мировой войны. Часть ангара была разделена перегородками и превращена в конторы, а другую часть занимал единственный в городе ресторан, принадлежавший бывшему матросу и его жене. В момент нашего появления здание было собственностью рабаульской газеты, типография которой помещалась в смежном доме. Редактор газеты жил и работал в комнатах, непосредственно примыкавших к ресторану, но о редакторе я расскажу дальше.

В «Амбассадоре» можно было снять помещение на любой срок и для любых достойных уважения целей. Например, контора торговца, обслуживавшего проходящие суда, мирно располагалась рядом с конторой начинающего адвоката, а несколько дальше находились комнатки, снимавшиеся посуточно или понедельно проезжими золотоискателями или вербовщиками рабочей силы. Комнаты настолько походили на стойла, что какой-то весельчак украсил большинство ведущих в них дверей именами известных скаковых лошадей. Совершенно понятно, что здесь не было мебели, водопровода, а дорога в уборную шла через кухню ресторана. Душевые находились на заднем дворе. Зато месячная плата составляла всего лишь двадцать долларов, и мы твердо надеялись меблировать наши стойла полевым экспедиционным имуществом. Один раз в сутки мы могли питаться в ресторане и тем самым соблюсти престиж белых женщин.

Как только стало известно, что мы переезжаем в «Амбассадор», со всех сторон нам стали доставлять мебель. А Чи, этот чудесный старик китаец, так много раз помогавший впавшим в отчаяние золотоискателям и вербовщикам, немедленно предложил нам большое зеркало, кровать, простыни, тазы, ведра, миски и, более того, доставил все это нам со своим боем. Американцы вербовщики пожертвовали большой противомоскитный полог и предоставили Меру в наше распоряжение. Друг моего отца принес чудесную, привезенную с островов Адмиралтейства циновку, достойную украсить стену, но он настоял на том, чтобы постелить ее на полу. Редактор газеты прислал небольшой письменный стол, а Сэмми — самый нежный привет Маргарет из больницы, где он лечил ногу.

Когда все вещи были принесены, мы не могли представить, как все поместится в этом стойле. Однако редактор газеты — он же хозяин дома — посоветовал вынести все наши экспедиционные ящики в какую-либо пустую комнату и тогда устраиваться по-настоящему. Мы так и сделали, после чего комната показалась нам достаточно большой. Так как окно, размером во всю стену, выходило на улицу, то прежде всего мы позаботились о занавесях и купили дешевую рыболовную сеть, которая и стала занавесью. Шторы, закрывавшиеся в вечерние часы, были сделаны из ярко-голубой бумажной материи; ее же мы использовали в качестве покрывала на пружинный матрац, стоявший на поленьях, который стал выглядеть, как настоящая тахта.

Полученные от А Чи подушки, сохранившие запахи давно уехавших золотоискателей, мы обтянули красной материей, очень хорошо сочетавшейся с голубым покрытием дивана. Большой голубой занавеской мы отделили часть комнаты, создав вестибюль. Пустые бутылки из-под виски служили вазами для цветов; для этой же цели был использован пятигалонный бак из-под бензина.

Мы оглядели комнату и остались ею вполне довольны.

— Восхитительно… — сказал редактор газеты, просунув голову сквозь занавеску.

— Комфортабельно… Совсем как на родине… Даже лучше… — сказал проходивший мимо адвокат.

После этого мы закрыли занавеску и остались одни, если не считать спавшего на пороге Меру.