Удачно расположенный на полуокружности бухты, Рабаул примыкает к скатам гор, которые являются периодически действующими вулканами. Когда смотришь со стороны бухты, вид исключительно живописен, как только может быть красив маленький городок с белыми зданиями и бесконечным количеством зелени, растущей среди воды и горных склонов.

По поводу этого лирического городка и его драматических окрестностей доктор Паркинсон в книге «Тридцать лет в странах южных морей» пишет: «Большое число спокойных вулканов не внушает ни малейшего доверия, и вполне уместно задать вопрос: не станет ли этот район местом ужасающей катастрофы?»

Судя по правительственным отчетам, здесь ежегодно происходит не менее двадцати землетрясений, достаточно сильных, чтобы привлечь внимание начальства; ощущаемые каждые пять-шесть дней подземные толчки внимания не заслуживают и считаются нормальным явлением.

Во времена немецкого владычества местопребывание администрации менялось неоднократно в поисках наиболее спокойного угла, где можно было рассчитывать, что «его превосходительство» не будет в один прекрасный день подброшено к небесам.

Во время нашего приезда столица находилась в Рабауле, на краю кратера вулкана, окруженная цепью действующих вулканов и грязевой трясиной.

В зловещем покое жизни Рабаула ощущалось то бессмысленное напряжение, которое иной раз заставляет мальчишек бросать, к общему и собственному удивлению, камни в чужие окна.

Город и его окрестности, как указано в официальных справочниках, имеют около девяноста миль автомобильных дорог, и Рабаул «насчитывает больше автомобилей на душу населения, чем любой такой же по величине город в мире». Но в официальных справочниках не указывается, что в Рабауле происходит на душу населения больше автомобильных катастроф со смертельным исходом, чем где бы то ни было (в этом начальство никогда не согласилось бы признаться). В субботу после полудня все автомобили несутся по имеющимся дорогам с такой скоростью, какая никогда не предусматривалась при конструировании этих типов автомашин. Причиной для такой бешеной езды является желание «проветриться», крайне напоминающее пресловутое битье стекол в окнах.

Представьте себе, этот город неожиданно очутился в центре событий, вызванных самой большой «золотой лихорадкой» двадцатого века, когда на Новой Гвинее были открыты золотые месторождения. Город немедленно переполнился золотоискателями и торговцами, сотнями туземных рабочих, завербованными на разных островах и ожидающими отправки на золотые прииски, плантаторами, миссионерами, полицейскими офицерами (явившимися сюда по делам или для кутежей), а также жителями близлежащих деревень, торговавшими на рынке всякой съедобной зеленью. Таким образом, тихий Рабаул стал похож на театральную площадь, незадолго до начала спектакля.

Когда-то город был распланирован немцами. Широкие бульвары обсажены большими цветущими деревьями, бросающими густую тень и щедро в сезон цветения осыпающими улицы лепестками цветов. Резиденция генерал-губернатора находится за городом, на горе Наманула, у подножия которой расположены больница, здание суда и жилые дома чиновников. Значительная часть постоянных жителей Рабаула состоит из сотрудников государственных учреждений, нескольких адвокатов, нескольких врачей, представителей больших пароходных и торговых компаний. Почти все резиденты проживают вместе со своими женами. Всю эту группу населения мы относили к возможным заказчикам портретов.

Не менее значительной по численности является другая часть жителей (непостоянных), сгрудившихся в меблированных домах, расположенных за городом. К этой группе населения, главным образом женского, относились сотрудники больницы, мелкие конторские служащие, среди которых много девушек.

Помимо белого населения, имелась туземная полиция и, конечно, сотни туземных слуг. Совершенно особо надо упомянуть о китайском квартале с его плодовитым населением.

Для приезжих, располагающих значительными средствами, имеется гостиница, расположенная в центре Рабаула. Для искателей наживы, вербовщиков, авантюристов и, конечно, участников экспедиции имеется отель «А Чи» в китайском квартале.

Территория Новой Гвинеи связана с внешним миром регулярным пароходным сообщением с Сиднеем. Есть еще грузовой пароход, который совершает рейсы из Сиднея в страны юго-восточной Азии, заходя на Новую Гвинею и Филиппины. Но ходит он очень нерегулярно, и редко кто на нем приезжает в Рабаул.

Путешественники, попадающие на Новую Гвинею с черного хода, как это сделали мы, остаются для властей официально неизвестными, разве что они прибудут на собственной яхте. Прибыв сюда из Киеты, мы не подверглись каким-либо формальностям или неудобствам. Мы не были обязаны давать ответ всех и вся подозревающим таможенным чиновникам, зачем две молодые женщины явились сюда с таким небольшим запасом денег и отсутствием ясно выраженных намерений. Это позволило бы таможенным чиновникам дать волю фантазии. Не попав в эту официальную регистрацию, мы считались фактически не существующими, но такое положение осложняло нашу возможность начать работу по писанию платных портретов.

Наше восхождение на высоту правительственной резиденции, на священные вершины Наманула, может сравниться только с журнальными рассказами о головокружительных карьерах.

Наша жизнь в Рабауле началась среди «неприкасаемых» в чудесном отеле «А Чи». В день прибытия «Накапо» Сэмми настоял, чтобы мы отправились в гостиницу, и послал туда одного из своих слуг для заказа номера. К счастью, свободного номера не оказалось, и мы сэкономили не менее десяти долларов в сутки, отправившись в отель «А Чи». Но что было еще приятнее, это личное знакомство со знаменитым владельцем китайского отеля, самим господином А Чи.

Отель не отличался ни красотой, ни чистотой, но это было солидное заведение, представлявшее собой деревянную двухэтажную постройку со сплошным балконом, соединяющим весь второй этаж и затеняющим проходящий под ним тротуар, совсем как наши старинные постройки в южных штатах. Балкон был разделен низкими перегородками, через которые мы могли видеть, как соседи почесывают у себя в головах. Внутри постройки помещался огромный, широкий и темный, как колодец, холл, и в этом холле заключалось сердце отеля — местный бар. Номера отеля представляли собой небольшие кубики, отделенные один от другого перегородками, не превышавшими восьми футов. Два дверных отверстия, именно отверстия, вели на балкон и в холл. Вместо дверей висели на веревочках куски материи, изображавшие собой занавески, которые надо было прикалывать кнопками, чтобы полностью закрыть дверное отверстие. Впрочем, никто из постояльцев отеля «А Чи» не стремился к уединению; большинство обитателей переполненного отеля связывали занавеску узлом, болтавшимся посередине; по крайней мере, было видно и понятно, кто, куда и зачем идет, все было слышно и широко известно. Все постояльцы отеля принадлежали к мужскому полу.

Другой особенностью отеля «А Чи», свойственной многим отелям тропических стран, было полное отсутствие горничных, коридорных и посыльных. Каждый постоялец должен был иметь собственный обслуживающий персонал.

Собственный слуга обязан приносить воду для мытья, прислуживать за столом и убирать комнату. Нам пришлось бы довольно туго, но один из американцев вербовщиков предоставил нам слугу, которого звали Меру. Он дико обозлился, узнав, что должен обслуживать двух женщин, но все же покорно притащил сюда наши чемоданы, расставил постели и занял свою позицию снаружи у дверей, как это делали все остальные слуги.

Покуда Меру не пришел с докладом, что все для купания готово, мы занимались приготовлениями к мытью, как это делают девушки, которые твердо уверены, что их никто не видит. Занавеска была тщательно прикреплена кнопками к дверному отверстию, хотя и не доставала до пола добрых восемнадцать дюймов, и сквозь образовавшуюся щель мы видели десятки босых ног, с топотом пробегавшие по холлу в обоих направлениях. Изредка появлялись ноги в башмаках, над которыми виднелись обшлага плантаторских белых брюк. Мы обратили внимание, что ноги, проходя мимо нашей комнаты, замедляли шаг, а только что прошествовавшие башмаки появлялись снова. Мы были спокойны — занавеска не имела ни одной дырки.