За обедом Федор Фомич продолжил разговор о «Запорожце», который ему не дали.
— …Но никуда писать не буду, не стану ничего просить. У меня, понимаешь ли, есть своя стариковская гордость, — говорил он с прежней улыбкой, давая понять, что старость надо встречать с достоинством.
На второе Дарья подала пшенную кашу с тыквой и кисель из смородины. В общем, я еле встал из-за стола и долго благодарил Дарью за обед, а потом сходил за фотоаппаратом и сделал снимок гостеприимных хозяев на фоне их дома.
Челкаш к этому времени уже нес вахту в тени Малыша, но, увидев, что я фотографирую хозяев, тут же подбежал и встал между ними, и кивнул мне, чтобы я снял еще раз. Пообещав выслать фотокарточки (и позднее, разумеется, выслал), я распрощался с Федором Фомичом и Дарьей, завел Малыша, и мы покинули деревню; Челкаш, высунувшись из окна, еще долго махал лапой в сторону дома наших новых знакомых.
Глава десятая. Две молнии
Несмотря на позднее время, было еще светло, дул теплый ветерок, но дул как-то обманчиво — то с одной стороны, то с другой. В конце концов этот теплый ветерок надул холодные тучи: вначале серые, затем бурые и в конце концов над дорогой появились черные, тяжелые, набухшие от воды. Дождь не заставил себя ждать и хлынул сразу, без всякой подготовки, без предупреждающих капель. Я включил «дворники» и сказал Челкашу:
— А вообще-то куда нам спешить? Можно подумать — за нами гонятся разбойники. Давай подыскивай место для стоянки. Отдохнем после бурного дня, послушаем музыку, не возражаешь?
Челкаш замотал головой и стал пристально смотреть по сторонам; но местность тянулась безрадостная; за пятьдесят километров мы так и не увидели более-менее уютного места; назад проносились рабочие поселки, какие-то фермы, мосты; потом дорога потянулась через болотистую равнину. Внезапно Челкаш насторожился, а в следующую секунду и я увидел, что параллельно нам над болотами в тумане плывет огненный шар, величиной с футбольный мяч.
— Шаровая молния! — пробормотал я и прибавил газа. — Еще, чего доброго, врежется в нас!
Сами понимаете, соседство такой страшной штуковины вселяет не очень-то приятные ощущения.
Но молния и не собиралась отставать, наоборот — приблизилась к нам на критическое расстояние, Малыш ее притягивал, словно магнит. Сквозь сетку дождя уже четко виднелись крутящиеся искры на поверхности шара. Я резко затормозил, в надежде, что шар пронесется вперед, но где там! Он, злодей, закружил вокруг нас, да еще — к нашему ужасу — с каждым разом сужал виток. Светящаяся бомба явно вознамерилась нас взорвать, спалить дотла.
Не скрою, меня охватил нешуточный страх; Челкаша тоже забила дрожь — шаровую молнию мы видели впервые. И все же мне удалось от нее избавиться. Я выбрал момент, когда она оказалась сзади нас, и резко дал газу, и… мы вырвались из смертельного круга. Молния в растерянности так и осталась висеть над дорогой. Челкаш лизнул мне руку, давая понять, что я совершил нечто героическое. Впрочем, он считает, что я вообще все могу.
Наконец дорога углубилась в лес. К этому времени дождь уже разыгрался во всю, а тут еще на асфальте появились заплаты и вмятины — дорога напоминала лоскутное одеяло; потом «одеяло» кончилось и дальше мы покатили по глинистой колее в рытвинах и буграх — настоящем танкодроме; Малыш то и дело подпрыгивал и дергался, словно ему давали пинка. «И когда у нас повсюду сделают отличные дороги? — подумал я, — ведь дороги — это лицо страны!»
Мы въехали в сосновый бор и сразу почувствовали густой запах смолы и хвои. Остановились на ровной низине; Челкаш заикнулся про ужин, но вдруг темное небо разорвала молния — уже обычная, зигзагообразная — и тут же ударил гром, да так, что Малыша подбросило, а верхушка стоящей невдалеке тонкой сосны заполыхала, точно бочка с керосином. Челкаш открыл дверь машины, выскочил наружу и заорал не своим голосом. Он то подбегал к сосне, то возвращался и просто требовал от меня сделать что-нибудь.
Я знал, что дождь вскоре потушит пламя, но, чтобы успокоить друга, взял топорик и стал подрубать сосну. Вскоре она рухнула; при падении пламя сбилось, в воздух поднялся сноп искр — через минуту все погасло. Но Челкаш еще долго нервничал, пыхтел и фыркал, даже дождь не мог его успокоить.
Понятно, пока я возился с сосной, а Челкаш носился и надрывал глотку, мы промокли до костей. Я-то сразу переоделся в машине, а Челкаша пришлось вытирать полотенцем и специально для него включать печку. Ну, а потом мы уминали бутерброды, слушали музыку и радовались своему передвижному жилищу, его удобствам и особенно непромокаемой крыше.
Грозу пронесло, но дождь продолжался. Он лил всю ночь. Нас это не очень огорчило — как известно, именно в дождь особенно крепко спится — монотонный шум убаюкивает лучше любой колыбельной.
Глава одиннадцатая. Катастрофа на мосту
Проснулись мы посреди озера — за ночь низина превратилась в огромный водоем — наверняка, издали Малыш, у которого в воде скрывались колеса, выглядел перевернутой лодкой, а еще вернее — желтым надувным матрацем. Спросонья, ничего не разглядев за запотевшими стеклами, я открыл дверь, шагнул и очутился по колено в воде.
Дождь кончился, в лесу стоял утренний прохладный полумрак; вокруг Малыша плавали лягушки, некоторые пытались запрыгнуть на нашу машину.
Вслед за мной Челкаш тоже хотел было вылезти, но раздумал и гавкнул — Надо завести Малыша и выбираться на возвышение!
Я последовал совету друга и вставил ключ в замок зажигания. Но Малыш закапризничал. Точнее, несколько раз чихнул, кашлянул, поплевал из выхлопной трубы и смолк. Стало ясно — он готов работать, но в его механизмы попала вода и ему надо время, чтобы обсохнуть; он прямо говорил — Господа путешественники, я все же машина, а не катер.
Челкаш прыгнул в воду, подплыл к Малышу со стороны двигателя и, встав на задние лапы, передними уперся в кузов машины. И выразительно посмотрел на меня. Я понял его и пристроился рядом; шлепая по воде, кряхтя и сопя, мы покатили Малыша к «берегу», то есть к насыпи дороги. Когда выкатили и отдышались, стали готовить завтрак.
Над лесом поднялось солнце — точнее, некий бледный диск — утро было облачное, пасмурное, хмурое. И, собственно, настроение у нас было неважнецкое; даже неисправимый оптимист Челкаш улыбался как-то натянуто.
Если вы думаете, что, после того, как мы перекусили, у нас поднялось настроение и все вокруг окрасилось в радужные тона, то ошибаетесь. К тому же, грунтовую дорогу, по которой нам предстояло ехать, сильно размыло, и я уже представлял трудности в пути.
Движения на той районной дороге почти не было, но все же два грузовика проехали.
— Они-то проедут по любой хляби, любым колдобинам, а каково будет нам, — сказал я Челкашу, запуская движок Малыша.
Челкаш только хмыкнул — дескать, чего тут говорить — И мы проедем!
Он-то считает меня искусным водителем, можно сказать — ассом, лучшим из лучших. Каким-то странным образом он и мне это внушил, но в тот день моя самоуверенность была наказана.
Мы, действительно, проехали по размытой дороге; правда, два раза приходилось выталкивать Малыша из глубоких луж, и однажды, когда застряли в скользкой яме, и подкладывать под колеса ветки. А остановились мы перед бревенчатым мостом через речку Песочная. Несмотря на красивое название, река выглядела устрашающе — никакого песка на ее берегах не было, от затяжного дождя она вышла из берегов и затопила все, что можно было затопить.
Мост представлял собой обычный дощатый настил, который под напором течения просто-напросто ходил ходуном. Наблюдательный Челкаш это заметил сразу и буркнул, предупреждая меня об опасности — мол, здесь и твое высокое мастерство не поможет. Он, благоразумный, никогда зря не рискует, но я решил проскочить, подумал — «Грузовики-то проехали». И невдомек мне было, что грузовики могли прокатить и в объезд или знали местный брод. А если и проехали, то намного раньше, когда вода еще не была такой высокой, а течение таким мощным. Короче, я бросил Челкашу:
