— Да. В этом смысле я был хорош.

Пэйдж смотрела на него немигающим взглядом, глаза задумчиво сузились.

— Может, это в конце концов принесет пользу, — выдавила из себя она. — В конце концов, у нас нечасто случается, чтобы кто-то посмотрел на все свежим взглядом. В самолете у меня будет время рассказать вам больше, сейчас же я хочу лишь, чтобы вы поняли, каковы ставки.

С этими словами она повела его к входу в купол, перекрытому тяжелой стеклянной дверью.

Все равно что заглянуть в глубину, в топку. Так писал Брис. Брешь представляла собой овальной формы разрыв в воздухе, десять футов в ширину и около трех в высоту. Синие и фиолетовые щупальца света, по сути своей, если не по форме подобные языкам пламени плясали по всей длине тоннеля, имевшего три фута в диаметре и уходившего в бесконечность. Лишь на последнем ярде тоннель расширялся до размеров своего овального зева.

Под гигантским куполом, отгораживавшим остальное здание от неизвестно чего, находилась еще одна, гораздо меньшая оболочка, сооруженная над Брешью и служившая для защиты тех, кто зашел внутрь. Она представляла собой прямоугольник из стекла, более толстого, чем у герметичной двери напротив. Предназначение этого стеклянного панциря было столь же очевидным, как и библиотечная тишина в помещении. Трэвис увидел свое слабое отражение, ритмично расплывающееся по вибрирующему стеклу, и не мог не подумать о том, что злокозненные голоса Бреши заключены внутри и звучат всего в нескольких футах от него.

Всмотревшись в саму Брешь, в уходящий вдаль, превращаясь в точку, тоннель, он вдруг осознал, что этот канал притягивает к себе его восприятие словно магнит, воздействующий на железные опилки.

— Все, что можно сказать о нем, — произнесла Пэйдж, — это то, что он куда-то ведет. Куда именно, мы даже не пытаемся понять. С нашей стороны туда ничто проникнуть не может. И никакие живые существа не проникали к нам с той стороны. А вот предметы — да, появляются. В среднем по три-четыре в день, вот уже три десятилетия. Объекты.

Непосредственно под Брешью находилось нечто вроде мощного промышленного батута. Квадратной формы, пять на пять футов, с полотном, выглядевшим пружинистым и весьма прочным. Ножки устройства окружали пружинные амортизаторы. Оно явно предназначалось для того, чтобы смягчать падение любого появлявшегося из Бреши предмета, вне зависимости от того, будет он весить унцию или тонну.

Установленные внутри стеклянной оболочки камеры просматривали Брешь под двумя углами, и не приходилось сомневаться в том, что данные с них передаются на посты наблюдения куда-нибудь повыше этажа Б-51 и отслеживаются круглосуточно. Как только из Бреши что-то появлялось, об этом мгновенно извещали всех, кому положено.

— Есть объекты, которые вываливаются всю дорогу, — продолжила Пэйдж. — Десятка два наиболее часто встречающихся составляют, наверное, девяносто девять процентов всего потока. Некоторые из них находятся позади вас.

Трэвис оторвал взгляд от Бреши и обернулся. На стене висела доска со сделанной маркером надписью о том, что следующему объекту будет присвоен код 0697. Под доской и слева от нее находились металлические полки, на которых было расставлено по несколько экземпляров трех различных предметов. Один из них представлял собой нечто вроде ярко-белого шнура, чуть более толстого, чем зубная нить, около фута длиной. Один конец каждой из этих нитей был прижат к полке с помощью пресс-папье, иначе бы они улетели. Нити лениво покачивались в воздухе, словно были не тяжелее и не легче его и, похоже, совершенно избавлены от какого-либо влияния гравитации. На полках уровнем ниже находилось несколько розовых кристаллов длиной и толщиной в палец. Ничего особенно в них, во всяком случае на первый взгляд, Трэвис не видел. А вот под ними, на самой нижней полке, лежали два экземпляра того, о чем писал Брис. Зеленые тряпицы. Трэвис присел на корточки и присмотрелся к ним повнимательнее. Лежали они в основном плоско, а там, где в нескольких местах оказались сморщенными, складки на ткани выглядели тугими и жесткими, словно затвердевшие вены, будто материю притягивало к поверхности вакуумметрическим давлением.

— Попробуйте приподнять, — предложила Пэйдж.

Трэвис попробовал. Попытался взять одну из них пальцами за середину, словно мочалку для лица, но это было бы все равно, как если бы он попробовал сгрести в пригоршню саму полку. Ткань даже не шелохнулась. Тогда он ухватился за край большим и указательным пальцами и приподнял-таки этот краешек аж на целый дюйм, но на большее у него не хватило сил. Сначала его удивило, как здешним техникам вообще удалось переместить эти артефакты на полки, но потом ему на глаза попался установленный в нескольких футах в стороне цепной полиспаст со свисающим с консоли прочным захватом. Устройство, предназначенное для извлечения двигателей из автомобилей, видимо, все-таки справлялось с зелеными тряпицами.

— А Брис-то не бредил, — заметил Трэвис.

— На сей счет — точно.

Пэйдж взяла со средней полки один из розовых кристаллов.

— Мы мало что знаем и понимаем относительно Бреши, — заявила она, — но одно не вызывает ни малейшего сомнения: в технологическом смысле пребывающие по ту сторону, кем бы они ни были, опережают нас настолько же, насколько мы опережаем питекантропа.

Она уронила кристалл на высоте плеча над уровнем пола. Он, как и положено, полетел вертикально вниз, но примерно на высоте фута над уровнем пола замедлил падение, а в четверти дюйма над бетонной поверхностью завис в воздухе, испуская в направлении пола тонюсенькие лучики света. Создавалось впечатление, будто предмет, вращаясь, определяет с их помощью свое положение. Спустя секунду лучи исчезли, и кристалл приземлился со звоном, разнесшимся эхом по помещению.

— Абсолютно все, появляющееся оттуда, сбивает нас с толку, — продолжила Пэйдж. — Лучшие ученые-материаловеды мира исследовали эту ткань с помощью самых совершенных приборов, сканирующих туннельных микроскопов, позволяющих изолировать атомы. И так ничего и не выяснили. Вообще ничего за тридцать лет исследований. По их словам, похоже, что в структуре этой материи вообще нет атомов. Они назвали ее «кварковой решеткой», но это просто предположение, а даже не основанная хоть на чем-то гипотеза, к тому же она почти наверняка ошибочна.

Трэвис почувствовал, что его взгляд снова переместился к Бреши.

— Раз или два в месяц, — продолжила Пэйдж, — оттуда появляются редкие, а то и вовсе уникальные предметы вроде «Шепота». Разумеется, мы не имеем ни малейшего представления о том, как они работают, но, как правило, можем догадаться об их предназначении. Не всегда, но в большинстве случаев. Некоторые из них находят полезное применение у нас, как, скажем, медицинские инструменты, с помощью которых меня за несколько прошедших часов привели в порядок. Другие столь опасны, что главной нашей задачей становится убрать их подальше, изолировать, исключая случайный доступ. Собственно говоря, ради этого главным образом и был создан «Тангенс». Присматривать за тем, что появляется из Бреши. Различать полезное и вредное, находить применение первому и обеспечивать безопасное хранение второму.

Пэйдж умолкла и повернулась к нему. Глядя на нее, Трэвис видел, что ее глаза подернуты пеленой, и знал, что это такое, потому что сам ощущал некое подобие транса. Видимо, вблизи от Бреши этого было не избежать.

— В первый месяц после 7 марта 1978 года, — продолжила Пэйдж, — пока правительство решало, что, собственно говоря, делать с этим местом, высказывались предложения залить шахту лифта бетоном и навсегда отгородиться от всего того, что там находится и может оттуда появиться. Вне зависимости от того, насколько эти вещи могут быть полезны или опасны. На том этапе многим такая точка зрения казалась наиболее благоразумной. Мой отец, однако, с этим не соглашался и указывал, что в такой ситуации любой предмет, появившийся из Бреши, может сыграть роль бомбы с часовым механизмом: оттуда может вывалиться нечто столь разрушительное, что пять сотен футов бетона не смогут защитить от него наш мир, а люди, не зная, что там находится, не примут никаких мер.