— Ой! Тенгизик, миленький! — взвизгнула от восторга Настя, и обе девушки бросились его обнимать.
— А можно мы тебя поцелуем? — игриво спросила Алена.
— Нужно! — вскричал Тенгиз зычным голосом, и через минуту его перепачканное помадой лицо выглядело как абстрактная картинка.
16
Телефонный звонок разбудил их среди ночи.
— Это мне! — Настя сорвалась с постели и вырвала у Натальи трубку.
— Это ты? — услышала она незнакомый голос.
— Вам кого? — огорченно произнесла девушка, решив, что ошиблись номером.
— Наташа? — переспросил он.
— Мам, это какой-то мужчина, — отдавая трубку, растерянно сообщила Настя, — тебя… по-моему.
— А что ты так удивляешься? — усмехнулась Наталья.
— Ну, ночь все-таки.
— Мужчины и должны звонить по ночам. Ты ведь тоже надеялась, что звонит мужчина?
Настя, в ночной сорочке, босая, расстроенная, стояла у телефона. «Не было у мамы никаких мужчин! А вот теперь вдруг появились… Да еще звонят ночью! И она разговаривает каким-то необычным голосом… смущенным… кажется, даже ласковым, как со мной», — подумалось Насте.
— Это моя дочь, — услышала она ответ матери и после паузы совершенно однозначную фразу: — Я тоже.
— Мам, кто это? — ревниво поинтересовалась девушка.
— Это… — женщина на секунду задумалась. Но, решив не врать дочери, твердо ответила: — Это мой друг.
— Я каждый день звонил тебе. — Голова Натальи лежала у Сергея на плече, и он теплыми руками ласкал ее мягкую шею, полные груди, округлый живот. — Вчера уже не выдержал, на всякий случай решил позвонить ночью, вдруг, думаю, днем застать не удастся. — Он улыбнулся счастливой улыбкой, украдкой поглядывая на дверь спальни. — Дочь твоя подошла… радостный голосок такой, звонкий, наверное, как птица, к телефону летела. А потом, когда услышала незнакомый голос, сильно огорчилась.
Зеленые глаза Натальи, еще минуту назад излучавшие покой и блаженство, подернулись грустью. И вся она как-то напряглась.
Сергей, почувствовав, что задел больную тему, осторожно поинтересовался:
— У тебя с ней проблемы?
Наталья кивнула.
— Влюбилась.
— Влюбилась? Это хорошо, в ее возрасте все легко и прекрасно. Я вот просто заболел, как с тобой расстался. Не мог, что называется, ни есть ни пить… — Низкий голос Сергея с чуть окающим акцентом звучал убедительно.
Однако Наталья, придирчиво оглядев крепкое мускулистое тело любовника, засомневалась:
— Что-то не похоже! Изможденным тебя назвать нельзя!
— Знаешь, в Москве я даже курить научился. В жизни сигарет в руках не держал! Когда в Москву приехал и мне объявили, сколько потребуется денег на операцию для сестренки, тут все и началось. Зашел в первый попавшийся ресторан — бутылку заказал и сигарет пачку. Огляделся, а там красота — все как в фильмах иностранных: цветы в вазах, официанты с бабочками, интерьер! Подошел метрдотель и предлагает вежливым таким голосом: «Утка дикая в вине, не желаете попробовать?» А мне все равно, можно и утку, отвечаю. Охочусь я в своей тарелке за этой дичью, бутылку уже допил, вдруг ко мне дядя солидный подсаживается, потом, когда протрезвел, я понял, что это метр его на меня навел. «Поговорить хочешь?» — спрашивает. Я, конечно, все ему и рассказал. Камешки, которые в Москву привез, вывалил. Что мне понравилось в нем — на камни даже не взглянул. «Ты, — говорит, — припрячь их, а то здесь, в Москве, и обобрать могут. Приходи завтра ко мне в офис. Работу тебе дам. Денег на операцию сестренке за полгода заработаешь».
Наталья внимательно слушала, чувствуя, как подрагивают от волнения скулы на открытом волевом лице Сергея.
А он между тем продолжал:
— Прихожу я наутро, смотрю: у него здание… — Сергей сделал огромные глаза. — …особняк с мраморными колоннами. Я ему опять про камни твержу, что зря, дескать, гнушаешься, не поддельные они, что я на приисках мастером работаю и, когда зарплату не платили, вместо денег их выдавали.
Он на меня так сочувственно посмотрел и отвечает: «Да камней твоих, если даже по одному в корону моим царевнам-лягушкам вставлять, всем не хватит».
А этих «лягушек» с длинными худыми лапками у него действительно пруд пруди — голые коленки вперед выкидывают и так и скачут вокруг него, так и скачут, бумажки какие-то на подпись подсовывают, на меня с высоты своего роста вниз поглядывают и огромным ртом улыбаются. Он одной приказал кофе принести, а мне пожаловался: «Видишь их сколько, всех содержать надо, зарплату платить». «Я в охрану могу пойти, — отвечаю, — я же с Севера, на приисках хлипких не держат, хочешь силу свою продемонстрирую?» — спрашиваю. Тут же закатал рукава рубашки и мускулы показываю. «Да охранников в Москве как собак нерезанных, из армии возвращаются, из Чечни, — отозвался он. — Я тебе другую работу предложить могу. Ты к женщинам как относишься?» Я сначала не понял и отвечаю: «Нормально отношусь, но таких лягушек худых, как у тебя, не очень уважаю. Солидных женщин предпочитаю, в теле». Он обрадовался: «Я и сам, — говорит, — люблю, чтобы было за что подержаться. Но сейчас мода такая. В бизнесе от нее отставать никак нельзя».
И объяснять стал, в чем будет заключаться моя работа. Но, чтобы сразу не испугать, начал темнить, дескать, женщинам богатым и одиноким бизнесменкам — нужно появляться в обществе с мужчиной приятной наружности, сильным и мужественным, и чтоб не дурак был, поговорить мог и развлечь. Мы с ним пока в ресторане сидели, я ему стихи наизусть читал: Есенина, Блока. В юности и сам писать пробовал. Рассказал, что историей увлекаюсь. Английский язык выучил. Он хитрый мужик оказался, просек все это и решил, что дамочек заинтересовать смогу.
Поначалу я наотрез отказался. Тогда он устроил для сестренки консультацию у профессора-нейрохирурга. Тот девочку посмотрел и вынес приговор — не операбельна она… в России. А вот в Америке есть частная клиника, где его коллега, тоже нейрохирург, успешно уже проделал несколько таких операций.
Мой хозяин позвонил американцу, без всякого обмана: при мне. Потом составил калькуляцию. Получилось, что моих камушков хватило только до Америки долететь и в гостинице там пожить дней десять.
Я все еще сомневался, а он пристыдил меня: «Люди, — говорит, — ради родственников почки собственные отдают, а ты чего пожалел?»
Вот и вся моя история. Чего греха таить, когда к тебе попал, уже поднабрался я опыта на этом поприще, — Сергей провел пальцем по ложбинке между полных Натальиных грудей, опускаясь все ниже и ниже.
Мысль о том, что он так же ласкал других женщин, ревниво кольнула сердце Натальи.
— Женщины все хорошие попадались. Но больно уж несчастные. Похоже, жизнь у них по разным причинам не сложилась. И все они мне безразличны были, все как бы мимо меня прошли. А тебя, как только увидел, все во мне буквально перевернулось. — Наклонившись над Натальей, он прильнул губами к ее уху и зашептал: — Сказка такая есть про Хозяйку Медной горы. Так вот ты и есть та самая Хозяйка. И глаза у тебя, как настоящие самоцветы. Я даже юность свою вспомнил, — стихотворение тебе посвятил. Если бы я был художником… — Он облокотился на одну руку, а другой сделал круг в воздухе, как бы рисуя ее портрет…
— Ну уж нет, художников в нашей семье хватает, — отказалась Наталья, — а вот поэтов еще не было.
Ощутив поддержку, он резко приподнял ее вместе с подушкой и, усадив в постели, как на троне, заявил:
— Поначалу у меня план был — увезти тебя к себе. Дом у нас с сестренкой большой. Сам своими руками построил. Простор, озеро перед домом — все твое. Думал, ты картины писать будешь.
Наталья покачала головой.
— Ведь ты же говорила, что всю жизнь об этом мечтала?
— Мечтала, — подтвердила Наталья.
— Хватит тебе по свету мотаться. Всех денег не заработаешь. Женщине не этим заниматься положено… — Сергей провел широкой ладонью по длинным распущенным волосам Натальи и взволнованно добавил: — Женщина любить должна и… быть любимой, в этом ее предназначение.