Это недостойно ее.

Как и он сам недостоин ее.

Ему стоило с самого начала рассказать все Борну и позволить избить себя до полусмерти за то, что посмел помыслить о том, чтобы погубить Филиппу Марбери. За то, что возмечтал так к ней приблизиться. За то, что позволил ей себя искушать.

Ибо она была величайшим соблазном, который он когда-либо испытывал.

Когда Филиппа упала с подножки прямо в его объятия, Кросс подумал, что с ним все кончено, потому что ее точеная фигурка и мягкие изгибы, прижатые к нему, вызвали острую боль в сердце. В тот момент Кросс был уверен, что самое жестокое его испытание – поставить ее на землю и отступить подальше от пропасти.

Напомнив себе, что она не для него.

И никогда не будет ему принадлежать.

Но это оказалось чепухой по сравнению с тем, что случилось минутой позже, когда она, зажатая между ним и каменным фасадом здания, заговорила с ним. Ее дыхание овевало его подбородок, отчего во рту пересохло, а мужская плоть затвердела. Это было самым трудным из всего, что ему пришлось сделать за сегодняшний вечер.

Кросс едва не поцеловал ее и чуть не дал им обоим толику счастья.

Боже, помоги ему… на секунду он подумал, что Пиппа сама примет за него решение и возьмет дело в свои руки.

И он хотел этого.

Хотел до сих пор.

Вместо этого она просила его продолжить это безумие: увести ее в клуб и дать обещанный урок. Преподать науку соблазнения.

Она считает его ученым. Безопасным.

Она безумна.

Ему следовало бы усадить Пиппу в экипаж и проводить домой. Не задумываясь. Следовало держать ее подальше от этого места, битком набитого аристократами, которые славно развлекутся, увидев ее. А какие пойдут сплетни!

Конечно, в клубе существовали строгие правила: женщинам, имевшим сюда допуск, настоятельно запрещалось открывать секреты, которые они узнали. А женщины, имеющие свои тайны и желавшие провести время в клубе, тоже обязывались следовать этим правилам.

Однако это все равно ничего не меняет.

– Мне не следовало приводить вас сюда, – сказал он. Слова будто повисли в воздухе между ними.

– Вы обещали.

– Я солгал.

Пиппа покачала головой:

– Терпеть не могу лжецов.

Она смеется над ним. Он услышал веселые нотки в ее голосе. Но в этом голосе звенела и правда. А Кросс хотел, чтобы она о нем думала хорошо.

Эта мысль словно ударила его, и он немедленно выпрямился, едва не поддавшись внезапному порыву оказаться от нее как можно дальше.

Дело не в ней.

Не может быть, чтобы дело было в ней.

Это окружающая ее атмосфера. Филиппа – первая женщина за шесть лет, которую он подпустил так близко. Она пахла светом и весной, и ее кожа казалась невозможно мягкой, а нежные розовые губы так красиво изгибались, когда она улыбалась. Да и сама она была умной и странной и являла собою то, что он обычно не находил в женщинах.

Дело не в ней.

А во всем. Найте, Лавинии и в том, что весь его мир рухнул. Последнее, в чем он нуждался, – это появление Пиппы Марбери в клубе. В его жизни. И в тех неприятностях, которые она принесла с собой. И в том, что она сумела целиком занять его мысли.

Безумие рассеется в тот момент, когда он избавится от нее.

Необходимо избавиться от нее. Сегодня же вечером.

Кросс проигнорировал укол раздражения, вызванный этой мыслью, и постучал в стальную дверь.

– Это другой стук. Леди стучали в ином ритме.

Разумеется, она это заметила. Как замечала все.

– Я не леди, – натянуто бросил он и сам расслышал напряжение в собственном голосе. Но не успел пожалеть об этом. Дверь открылась.

Пиппа, казалось, ничего не заметила.

– Все стучат по-разному, – согласилась она и вошла в коридор, где на обычном месте сидел Эзриел, читая при тусклом свете настенного светильника.

Швейцар устремил мрачный взгляд сначала на Кросса, потом на Пиппу:

– Она не член.

– Она со мной, – отрезал Кросс.

– Член чего? – спросила Пиппа.

Эзриел вернулся к своей книге, проигнорировав обоих. Пиппа нагнулась, чтобы посмотреть на книгу, и удивленно приоткрыла рот: «Гордость и предубеждение»?»

Эзриел захлопнул книгу и уставился на Кросса:

– Тем не менее она не член.

Кросс уничтожающе взглянул на него:

– Значит, нам повезло, что я владелец.

Судя по виду, Эзриелу было на это плевать.

Но Пиппа никак не могла уняться:

– Может, начнем заново? Нас не представили друг другу. Я…

– Кросс, – перебил Эзриел.

– Сознаюсь, она выводит меня из себя не меньше, чем других.

Помедлив, он добавил:

– Валломброза.

Если Эзриел и подумал что-то, то не высказал вслух своих мыслей.

– Пуста. Все на драке. Если не хотите, чтобы ее видели без маски, я бы на вашем месте держался подальше от сборища.

Словно Кросс не считал точно так же.

– Вот уже второй раз здесь упоминается о драке, – вмешалась Пиппа. – Что это такое?

Эзриел пожал плечами.

– Это означает, что идет драка.

Пиппа вскинула брови:

– Вы не самый откровенный джентльмен на свете, не так ли?

– Не самый.

– Вы портите мне все веселье.

– Вполне обычное явление.

Кросс едва сдержал смех. Пиппа не первая пыталась вовлечь Эзриела в разговор, и он готов держать пари, что ей это тоже не удастся.

Но она тем не менее попыталась. С широкой дружеской улыбкой.

– Надеюсь, мы встретимся снова. Возможно, у нас будет что-то вроде читательского клуба. Вы уже дочитали до того места, где мистер Дарси делает предложение?

Эзриел досадливо поморщился.

– Она сделала это специально, – процедил он, обращаясь к Кроссу.

– О нет, я ничего не испортила. Элизабет ему откажет.

Пиппа помедлила.

– Полагаю, я все испортила. Простите.

– Я понял, что ваша сестра мне нравится гораздо больше.

Пиппа серьезно кивнула.

– Вполне обычное явление, – повторила она слова Эзриела.

Тут Кросс не выдержал и рассмеялся, но тут же постарался плотнее сомкнуть губы. Звук получился сдавленным, однако Эзриел, обо всем догадавшись, мрачно насупился.

Кросс, все поняв правильно, отодвинул в сторону тяжелую бархатную занавесь и, стараясь, чтобы никто их не увидел, повел Пиппу по длинному узкому коридору в Валломброзу – одну из комнат для игры в хезед на дамской стороне клуба.

Пиппа вошла первая, медленно оглядывая маленькую, роскошно обставленную комнату.

– Это поразительное здание, – сказала она, расстегивая плащ. – В самом деле. Каждый раз, когда я прихожу, мне открываются все новые неизведанные места.

Она сняла плащ, оставшись в простом зеленом платье для прогулок, совершенно обыкновенном в сравнении с туалетами из шелка и органзы, которые обычно носили женщины, посещавшие клуб. Воротник был высоким, рукава длинными, юбки тяжелыми: сочетание, которое должно было охладить реакцию Кросса на их приключения в переулке. Однако, судя по тому, что она с ним сделала, Пиппа могла быть и в кружевном неглиже. Ибо вид простого зеленого платья потряс его.

Наверное, не было другого, которое скрывало бы ее лучше.

Он хотел сорвать его.

Немедленно.

Кросс откашлялся и, взяв ее плащ, повесил на спинку шезлонга.

– Обстановка рассчитана на то, чтобы вас ошеломить. Посетители гадают, что еще они упустили.

– И чтобы их тянуло назад?

Вопрос был риторическим. Пиппа быстро училась.

– В этом цель сегодняшнего вечера? Искушать меня вашими красивыми комнатами и тайными ходами?

Но он больше не был уверен в том, какова цель сегодняшнего вечера.

Все связные мысли, которые у него имелись, все идеально разработанные планы урока спутались от одного ее присутствия.

Пиппа отвернулась от него и подошла к картине, занимавшей большую часть стены. На ней были изображены четверо молодых людей, играющих в кости на булыжниках тротуара при свете фонаря паба.

– Кстати, о потайных ходах, – сказала она. – Ваше искусство архитектора произвело на меня большое впечатление.