— Вы не видели моего связного?
— Около Леспинака нам встретился какой-то человек.
— Как он выглядел?
— Довольно высокого роста, с окладистой бородой…
— И он не сказал вам, чтобы вы немедленно отступали?
— Нет, даже не сообщил, что он — от тебя…
В нескольких словах д'Артаньян передает разговор с неизвестным. Разгоряченное, вспотевшее лицо Лусто сразу бледнеет.
— Я этого опасался, — говорит он. — Нас предали…
Лусто быстро объясняет ситуацию… Утром Сирано ему сказал: «Возле Леспинака немцы окружили один из наших лагерей. Постарайся проникнуть туда и помоги эвакуироваться». Обойдя немецкие засады, Лусто к десяти часам утра добрался наконец до лагеря «Тайной армии». Там находилось около тридцати совсем растерявшихся людей. Среди них было несколько новых лиц, на которых он сначала не обратил внимания. По настоянию одного из них, именно этого самого бородача, он решил попросить помощи у Ф.Т.П. Зная, где находится командный пункт батальона, так как виделся там накануне с Поравалем, Лусто послал туда нарочного. В этом человеке он был уверен: молодой парень из местных крестьян, хорошо знающий дороги. Связной, как теперь выяснилось, добросовестно выполнил задание, но обратно не вернулся. Вероятно, был перехвачен в пути… А тем временем Лусто успел определить численность противника. Силы немцев показались ему настолько значительными, что он счел свое обращение к Ф.Т.П. ошибочным.
— Надо было, — продолжает он, — выходить из положения собственными средствами. Тогда я вызвал добровольца — пробраться в Леспинак, дождаться вашей колонны на дороге и предупредить, чтобы вы не ехали дальше. Остальное ты знаешь.
— А как ты сам сюда попал?
— Узнав по условному сигналу, что связной вышел из окружения, я приказал своим людям пробираться поодиночке или небольшими группами. Это был единственный шанс на спасение…
— А теперь?
— Теперь мы в западне. Надо выбираться из нее как можно скорее.
— Нужно предупредить Эмилио.
— Где он?
— Там, наверху, около мельницы. С ним двадцать семь товарищей.
— Черт возьми! — восклицает Лусто, сжимая кулаки.
— Думаешь, они в опасности?
Лицо Лусто становится суровым, голос слегка дрожит от сдерживаемого волнения.
— Слушай, малыш, ты меня знаешь. Ни за что на свете я не хотел бы, чтобы у вас меня считали подлецом. Я иду к Эмилио. Мое место там. Если, по счастью, нас сразу не атакуют, то благодари Бога — тогда мы, может быть, все спасемся. Но если немцы — а их по меньшей мере батальон — нас нащупали и откроют огонь, приказываю тебе немедленно отойти со всеми бойцами, не думая ни обо мне, ни об остальных.
* * *
Едва Лусто успел взобраться на холм, как в разных местах одновременно раздались одиночные выстрелы. Это была хитрость врага. Немцы хотели выявить перед атакой расположение групп Ф.Т.П. Ответного огня со стороны Эмилио и д'Артаньяна не последовало. Только немного погодя кто-то выстрелил у подножья холма. Возможно, это был боец-одиночка из отряда «Тайной армии», стрелявший просто с перепугу, а может быть, это бородач сигнализировал о местонахождении отряда Эмилио. Как бы то ни было, результат сказался немедленно. Враг начал атаку сразу со всех сторон. Станковые и ручные пулеметы и минометы открыли ураганный огонь вдоль дорог, а с окрестных полей в тот же миг двинулись шеренги немецкой пехоты…
Д'Артаньян и его бойцы вместе с присоединившимися к ним по пути водителями машин бегут, нагнувшись, по пшеничному полю. Вокруг них автоматы врага скашивают колосья и осыпают пулями пространство, которое бойцы должны преодолевать. И все же, скатываясь в рвы, продираясь сквозь кустарник, царапая в кровь лицо и руки, они пробираются вперед и в конце концов запыхавшиеся, обессилевшие, укрываются за каким-то обрывом. Все налицо. Впереди — лес, свободное пространство и, возможно, спасение… Но позади них, на холме у самой мельницы, — двадцать девять человек, их товарищи и друзья, которым не удалось отойти…
Имена их войдут в историю этого мирного края. При первой же попытке отступить в лицо им, с тыла и с флангов ударили пулеметы…
— Братья! — кричит им Лусто. — Надо биться до последнего, другого выхода нет!
— Цельтесь метко! — командует Эмилио.
Автоматы трещат, не переставая, кругом рвутся гранаты… Партизаны сражаются как львы… Дважды отбивают они атаки наседающего на них врага. Дважды откатываются немцы и снова с диким воем устремляются на приступ.
Но, увы, боеприпасы уже на исходе. Бойцы на холме бросают пустые обоймы автоматов, берутся за револьверы, вытаскивают ножи, хватают камни… они полны решимости бороться до конца…
Когда враги, наконец, врываются на холм, они оставляют позади себя больше сорока трупов. А там, где сражаются партизаны, — только пять тел, распростертых на земле. И ярость фашистов удваивается… Эмилио и Лусто дерутся бок о бок с оставшимися в живых… Они расстреливают последние патроны. Затем в героическом порыве бросаются в рукопашную схватку, сокрушая врага прикладами автоматов… пока не падают под ударами десятков озверевших солдат…
Теперь это уже добыча врага… Через несколько минут на вытоптанной, красной от крови траве остаются только безжизненные тела, изрубленные, изуродованные обезумевшим от неистового бешенства врагом.
Еще совсем недавно Эмилио и его люди весело смеялись, изображая у замка бой быков. Еще вчера они пели на вечернем дежурстве. Еще сегодня утром юные бойцы из батальона, перед тем как их вызвали к машинам, писали письма своим матерям… И Лусто, не желая уклоняться от опасного задания Сирано, смело отправился в путь…
Вырвавшись из окружения, небольшой отряд д'Артаньяна, потрясенный горем и сознанием собственного бессилия, пробирается по лесным тропинкам, мечтая о мщении…
XVIII
В партизанских отрядах жизнь быстро вступает в свои права, но воспоминания не изглаживаются, образы тех, кого больше нет, сохраняются в памяти, и умершие навсегда остаются живыми. Как только разнеслась весть о зверской расправе с двадцатью девятью защитниками холма, волна гнева охватила всех. Всюду, начиная с сектора и кончая отрядами, штабы извлекали из этого для себя урок, подготовляли планы отмщения. И вот первый ответный удар… Прошел всего лишь день, и Ролан, во главе одного из своих отрядов, внезапно напал на группу немцев в пятнадцать человек и истребил их всех до единого. В последовавшие затем дни партизанские группы словно соревновались между собой в боевых делах: участились диверсии на железных дорогах, взлетали в воздух мосты, то тут, то там устраивались засады… Партизанская борьба, которую вели невидимые и неуловимые люди, словно приобрела новый размах: если погибал один партизан, за его смерть расплачивались своей головой не менее десятка врагов…
Однажды вечером, спустя несколько дней после гибели Эмилио, Пораваль вызвал к себе на новый командный пункт батальона д'Артаньяна и его бойцов. Он сказал им:
— Я напал на след предателя из Леспинака. Это не дарнановец и не немец. Это француз, из крупных помещиков, коллаборационист, прикрывшийся личиной патриота. Вы должны отомстить за Эмилио и его товарищей. А я обязан отомстить за Лусто и за честь тех, кто был моими первыми товарищами по оружию. Я предлагаю вам сегодня ночью…
Пораваль и мушкетеры выехали на небольшом грузовике, куда Пораваль перед отъездом молча, не давая никаких объяснений, положил две лопаты, заступ и кирку…
Вел машину Атос. Сидевший рядом Пораваль ни о чем не говорил с ним, только указывал направление. Д'Артаньян и его бойцы подняли над грузовиком брезент; в оставшийся спереди и сзади просвет они наблюдали за дорогой… Ехали быстро, минуя уснувшие деревни и поселки… Наконец машина свернула в широкую аллею, усаженную высокими деревьями, и остановилась около большого дома. Две построенные на крыше голубятни придавали ему ночью вид средневекового замка.
У Пораваля план был заранее продуман. Он приказал Портосу и Парижанину стать позади дома, чтобы предупредить всякую попытку бегства.