— Нам нельзя здесь оставаться, — объявил Арамис, немного отдышавшись.

— Но мы не можем показаться на улице, — сказал Беро.

— Во всяком случае, обратно в печь я не полезу, — заявил Портос. — Нужно придумать что-то другое.

Они послали служанку на разведку, потом, воспользовавшись тем, что внимание немцев было обращено в этот момент на почту, выбрались из городка через сады и добежали до кустарника, который рос по обочинам старой дороги, спускающейся вниз к равнине. Ища, где бы спрятаться, они наткнулись на Пейроля, притаившегося за кустами. Наметив, куда отступать в случае тревоги, все четверо уселись и стали ждать. Наконец они услышали крики Фернанды Пейроль, разыскивавшей мужа. Она сообщила им, что последняя машина с немцами уже уехала и в городке все спокойно. Тогда они решили вернуться в Палиссак.

— Обиднее всего, — заявил неугомонный Портос, — что из-за всех этих передряг мы не успели даже закусить как следует…

В этот вечер в хижине у виноградника Пейроля и вокруг нее царило необыкновенное оживление. Еще накануне здесь расположилась лагерем одна из партизанских групп — группа мушкетеров. Мушкетеры были в полном составе, включая двух новых бойцов — немца Людвига и парижского рабочего, которого за бельвильский[18] выговор тут же окрестили Парижанином.

С Людвигом дело обстояло не так-то просто. Вначале Ролан объявил его военнопленным. Затем, после допроса, руководители сектора решили зачислить его во вновь формируемый батальон, который должен был состоять из групп иностранных добровольцев. Помимо крупного отряда испанцев в эту часть влились бывшие советские военнопленные, которым удалось бежать из концлагерей, вьетнамцы, ускользнувшие от работы на пороховом заводе в Бержераке, северо-африканцы, явившиеся из разных пунктов департамента, итальянцы, поляки, и даже группа немцев. Однако мушкетеры, встретившие Людвига во время боя в Мюссидане, приняли его к себе и не захотели с ним расстаться. Чтобы отстоять его, д'Артаньян приводил всевозможные доводы: Людвиг — антифашист, он доказал свою честность, доставив в группу ящик с гранатами; он говорит и понимает по-французски и может в случае надобности служить переводчиком; наконец, он даст ценные сведения о тактике, принятой в гитлеровской армии… Да и вообще он не будет исключением. Взять хотя бы Эмилио, по происхождению он итальянец, а после подвига, совершенного им в Мюссидане, назначен приказом командования сектора командиром отряда вместо Жаку… С ходатайством о Людвиге обращались к Пайрену, и тот в конце концов уступил.

— Ладно, раз уж вам так хочется, оставьте его в группе, но если возникнут неприятности, пеняйте на себя и с жалобами ко мне не бегайте.

В отношении Парижанина вопрос был решен сразу. Он был назначен в группу приказом Пайрена. Это был высокий человек с острым, как у куницы, лицом. До войны он работал токарем на заводе Рено. В 1940 году его арестовали и отправили в концлагерь в Дордони, откуда после трех неудачных попыток ему наконец удалось бежать незадолго до высадки союзников в Нормандии.

Таковы были новые бойцы группы, сидевшие этим вечером вместе с мушкетерами на мху при слабом мерцании звезд.

Старый Пикмаль и молодой Пейроль первыми заступили в караул: один — на перекрестке дороги, ведущей к хижине, другой — немного ближе к лагерю, чтобы в случае необходимости подать сигнал товарищам. Основные силы отряда расположились несколько позади, в маленькой ложбине, зажатой между лесистыми холмами замка Кантамерль.

Роже Беро рассказал товарищам о приключении с печью. Потом заговорили кто о чем: о находившемся под боком винограднике Пейроля, о том, что, возможно, булочник приедет этой ночью, об оставшихся дома семьях, об общем наступлении советских войск на фронте протяженностью в 300 километров, о близком уже теперь окончании войны…

И тут бордоский рабочий д'Артаньян сообщил им:

— Должен сказать вам, ребята, — сегодня я вступил в партию.

— Вот здорово! — восклицает Арамис. — Теперь мы можем образовать свою ячейку из трех человек.

— А кто еще у нас коммунист?

— Да вот с Парижанином и со мной будет ровно столько, сколько требуется.

— Я тоже очень хотел бы войти в ячейку, — говорит Людвиг. — Конечно, если французские товарищи не будут против.

— А ты состоишь в партии?

— С 1925 года.

— А мы? — спрашивает Портос. — Разве мы не в партии?

— Ты в нее вступал?

— Нет.

— Значит, ты не в партии.

— Разве для этого недостаточно быть в Ф.Т.П.?

Арамис принимается объяснять:

— Ты же прекрасно знаешь, что в рядах Ф.Т.П. находятся не только коммунисты. Возьми для примера нашу группу: ты и Пейроль — те, кого можно назвать «сочувствующими», Атос — социалист, папаша Пикмаль каждое воскресенье ходит слушать мессу. А Роже на днях заявил нам, что коммунисты хороши во время войны, но в мирных условиях, мол, лучше иметь дело с партией радикалов.

— И совсем не так, — возражает Роже Беро. — Я сказал, что после войны нужно осуществить программу радикалов: уменьшить налоги, помочь крестьянам…

— Тогда объясни мне, что же надо сделать, чтобы состоять в партии? — спрашивает Портос.

— Я тебе уже сказал: надо в нее вступить. Но сначала нужно хорошенько подумать. Смотри, вот д'Артаньян… он все продумал.

— Это Роз Франс помогла мне принять решение, — говорит д'Артаньян. — С того времени, как она появилась в маки, а Марсо назначили командиром сектора, обстановка сразу изменилась. Мы стали получать газеты и брошюры, Пайрен организует беседы на политические темы, товарищи рассказывают о партии, дают читать «Юманите». А раньше только и занимались, что уставами да военной теорией. Теперь мне помогли понять, что я, сам того не сознавая, был коммунистом…

— То, что ты сказал, как раз и подтверждает мою мысль, — говорит Портос. — Когда вступаешь в Ф.Т.П., то неизбежно становишься коммунистом.

— Почему же неизбежно? — спрашивает Атос.

— Потому что, по-моему, состоять в Ф.Т.П. — это значит быть коммунистом.

— Ты не прав, — снова вмешивается Арамис. — Я привел тебе в доказательство пример с нашей группой. Можно посмотреть и повыше. Взять хотя бы Пораваля. Ты думаешь, он коммунист? И, однако, он командует у нас батальоном. Или Констан, который, по его словам, никогда не занимался политикой! А доктор Серве, выступавший на выборах как кандидат социалистической партии? А кюре, который каждое воскресенье служит в батальоне мессу?

Парижанин, до этого не принимавший участия в споре, в свою очередь, вступает в разговор:

— Но все же коммунистическая партия играет руководящую роль в Ф.Т.П…

— Совершенно верно! Как раз это я и хотел сказать, — отзывается Портос.

— Но в рядах Ф.Т.П. есть не только коммунисты.

— Можешь ты нам это объяснить?

— Этот вопрос, — говорит Парижанин, — Арамис уже разъяснил. А по первому пункту — могу вам сказать, что именно коммунистическая партия, и никто иной, явилась инициатором создания Ф.Т.П.

— Откуда тебе это известно?

— В том концлагере, где я был, находился товарищ из Центрального комитета, который нам все подробно объяснил. С самого начала оккупации партия создала различные боевые группы. Им было поручено проводить акты саботажа и готовиться к вооруженным действиям против оккупантов. В ноябре 1940 года, когда меня арестовали за распространение листовок на заводах Рено, я тоже принадлежал к такой группе. Разумеется, я не стал бахвалиться этим перед полицейскими, которые меня забрали. В дальнейшем число таких групп возросло. Население, сперва напуганное смелыми выступлениями этих групп, вскоре стало им сочувствовать, а затем и оказывать помощь. Благодаря этому уже почти два года назад стало возможным создать военную организацию в масштабе всей страны. Эта организация получила название «Французские франтиреры и партизаны», она вошла в Национальный фронт.

— А этот твой товарищ из Центрального комитета рассказывал тебе, как пошли дела после создания Ф.Т.П.?