С курчавым все оказалось не так просто. После классической фразы д'Артаньяна: «Твой приятель уже все сказал», он сохраняет полное спокойствие, и даже делает удивленное лицо. Только по предъявлении неоспоримых улик меняет тактику:

— Пусть так, да, я из милиции. Если вы меня сейчас же не освободите, завтра ваш лагерь будет стерт с лица земли.

— Во всяком случае, — говорит подошедший во время допроса Эмилио, — не тебе придется извещать немцев, где мы находимся.

Дарнановец подмечает итальянский акцент Эмилио и нагло усмехается:

— Э, да ты сам, оказывается, какой-то пришлый итальяшка!

Лицо Эмилио багровеет от гнева. Не повышая, однако, голоса, он обращается к товарищам:

— Отведите их в батальон и глядите в оба, чтоб не сбежали…

После двухчасовой ходьбы Роже Беро и Пикмаль подходят к месту, где им предстоит выполнять задание. День клонится к вечеру. С покрытого облаками неба время от времени накрапывает мелкий дождик, но солнце, не давая ему промочить землю, сразу же выплывает из-за туч.

— Неважная для винограда погодка, — замечает старик Пикмаль.

— Уж мне-то можешь не говорить, — откликается Роже. — После такого дождика надо тут же опрыскивать виноград сульфатом.

— А у тебя большой виноградник? — спрашивает старик.

— Около двух гектаров.

— Ну, а я даже не знаю, кто занимается моим. С той поры как погиб сын, хозяйство заброшено. Снимай виноград, кому не лень.

Беро невольно вспоминает беднягу Кулондра.

— Пора бы кончать с войной. Хоть бы поспеть к сбору винограда… У тебя совсем никого дома не осталось?

— Одна старуха только, но у нее ревматизм, ей трудно ходить.

За все время знакомства с Беро старик впервые так разоткровенничался. Возможно, потому, что он оказался наедине с таким же тружеником земли, как он сам. А может быть, и потому, что им сейчас предстоит вместе действовать.

Оба они хорошо вооружены, и вид у них достаточно внушительный. Пикмаль, с длинными усами, лохматой бородой и своей неразлучной винтовкой, похож на бандита из Калабрии. Роже, вооруженный автоматом, с двумя немецкими гранатами у пояса, способен внушить страх всякому, кто его не знает. Они проходят по лесной дороге еще 200-300 метров и останавливаются у первого поворота. Беро, считая, что он более опытен в военном деле, берет на себя командование.

— Я буду стоять на самом повороте и при появлении машины выйду на дорогу. Если они и не остановятся, то уж, во всяком случае, замедлят ход. Тогда я прострелю шины, а ты, стоя подальше, окончательно перехватишь их.

— Как хочешь, — соглашается Пикмаль. — А как ты узнаешь машину?

— Эмилио сказал, что поедет газоген. Да и вообще сразу можно догадаться.

Несмотря на свой уверенный тон, Роже в глубине души нервничает. Эмилио не предупредил, будет ли на машине кто-нибудь еще кроме шофера и нужно ли опасаться серьезного сопротивления… Словом, выпутывайтесь, как знаете. Сначала у Роже возникает мысль — при появлении машины выстрелить в воздух, чтобы напугать шофера, но он тут же отказывается от этого плана. Такой способ действий недостоин франтирера. Шофер — француз, он сам поймет… «Возможно даже, — думает Беро, — что он меня узнает… Черт, а нужно ли это?» Роже извлекает из кармана большой клетчатый платок и, прикрыв им нижнюю часть лица, завязывает концы платка на затылке. Он все еще размышляет над планом предстоящих действий, как вдруг в лесу раздается шум приближающейся машины.

— Приготовься, Пикмаль!

На дороге появляется машина, окутанная облаком пыли и дыма; спереди у кузова приделан огромный газовый баллон.

«Она!» — мелькает в голове у Беро. Он решительно бросается на середину дороги, держа в поднятой руке автомат.

— Стой! Маки!

Машина сразу останавливается, и из нее тотчас выходит человек в рубашке без пиджака. Булочник Пейроль!

— Фу, так это ты?! — восклицает Роже, срывая с лица платок. — Извини меня!

— Разве ты не узнал машину?

— Нет.

— А я так признал тебя за сто метров. Ты действуешь довольно глупо. Стоило мне набавить ходу, и я бы переехал тебя.

— Там, подальше, стоит товарищ с винтовкой.

— Ну, хватит шуток, — говорит Пейроль. — Забираешь табак?

— Как? Так это ты его везешь?

— А кто же, по-твоему, должен был его везти? Ведь это я вас предупредил!

— Ну, раз это был ты, так мог бы сам и отвезти его прямо к хижине.

— Не так-то все просто, старина, мне нужно оправдание, почему я возвращаюсь порожняком.

— Ты сделаешь заявление в жандармерию, что твой груз при перевозке был захвачен партизанами.

— А как быть с продавцом из табачной лавки?

— Ему завтра пошлют конверт с деньгами. У тебя есть с собой накладная?

— Да, двадцать коробок с сигаретами «Голуаз» и пятьсот пачек табаку.

— Это же целое богатство! В отряде у нас уже два дня не курили. Скажи-ка, груз тяжелый?

— Два запломбированных мешка по двадцать пять килограммов каждый. Вам далеко нести?

— До дома Дюшана, а оттуда их заберет Констан.

Булочник несколько секунд раздумывает, потом спокойно говорит:

— Залезайте в кузов, я вас немного подвезу. Только чтобы ни одна душа об этом не знала…

Заседание штаба сектора протекало несколько необычно. Возможно, этому способствовала и вся окружающая обстановка: просторный зал библиотеки, красивая, тяжелая мебель и, в частности, большой круглый стол, вокруг которого уселись участники совещания. Кроме Марсо, Констана и Пайрена тут находились Пораваль, Ролан и майор Гарсиа, представлявший вновь сформированный интернациональный батальон. После предварительного обмена мнениями Марсо подводит некоторые итоги:

— Сейчас картина, по-моему, прояснилась, — говорит он. — Наиболее важными мне представляются два вопроса. Первый из них поставлен Гарсиа. Несмотря на численный рост наших частей и лучшую их организацию, нам все же не следует подвергать себя риску регулярных боев. Враг, разъяренный нашими непрерывными ударами, становится с каждым днем все беспощаднее. Только на днях немцы сожгли Мулейдье. За один лишь месяц они сожгли в Дордони три города: Руфиньяк, Пиль и теперь — Мулейдье. Севернее, в Лимузене, они сожгли Орадур… Мы знаем, что это — последние судороги смертельно раненного зверя, но пока немцы все же имеют над нами явное преимущество в вооружении. У них — ударные части, имеющие большой опыт ведения войны. Они опираются на значительные реакционные силы внутри страны — на «мобильную гвардию» и в особенности на вишистскую милицию, состоящую из самых оголтелых фашистских элементов, которые знают, что с освобождением Франции наступит для них конец… В этих условиях любые крупные операции наших сил могут обернуться против нас. Следовательно, тут нельзя проявлять нетерпения. Не наша вина, что операции в Нормандии развиваются не так быстро, как нам хотелось бы. Мы делали и будем впредь делать все, чтобы парализовать транспорт противника, ослаблять его силы и задерживать прибытие подкреплений на нормандский фронт…

Второй вопрос поднят Роланом. Я не согласен с его оценкой роли Ф.Т.П. Послушать его, так выходит, что только мы одни и боремся с врагом. Но ведь партизаны существуют и в других оккупированных немцами странах. Более того, как ни важна партизанская борьба, одной ее было бы совершенно недостаточно для разгрома такой мощной силы, как германский вермахт. Без участия в войне регулярных армий союзных стран и в особенности без решающего вклада в борьбу со стороны Советской армии, без гигантских битв на русском фронте и без победы под Сталинградом наши военные отряды не были бы, да и не могли бы быть тем, чем они стали теперь. Самое движение Сопротивления долгое время задыхалось бы под тяжелым сапогом победившего врага… В остальном я полностью согласен с Роланом — надо расширять масштаб наших действий. В самом деле, теперь наши силы гораздо многочисленнее, чем в момент высадки союзников, и количество наших выступлений уже не соответствует росту наших сил и нашего влияния. Ролан прав, что, быть может, мы уделяем слишком много внимания вопросам размещения наших штабов, оборудования постоянных помещений, налаживания внутренних служб и, наоборот, не принимаем достаточных мер к развитию боевых операций по всей территории сектора. С этой точки зрения, еще большую, на мой взгляд, угрозу представляет для нас тактика выжидания, которая уже давно укоренилась в «Тайной армии», а теперь, незаметно для нас, начинает проникать и в наши ряды. Некоторые рассуждают так: все идет хорошо, конец войны близок, и надо готовиться к нанесению врагу решительного удара. Да, надо. Но беда в том, что в ожидании этого удара мы не предпринимаем никаких новых действий, чтобы ускорить развязку. Нужно серьезно продумать все эти вопросы и сделать необходимые выводы на будущее…