И вот теперь Бастид лежит перед ним с простреленной грудью на залитой кровью плащ-палатке. Он умирает. Раненный при атаке вокзала, он упал почти одновременно с Клебером. Доктор Серве с санитарами спешно перенесли его к грузовику и тотчас ушли за другим раненым. У Бастида уже выступила пена на губах, потухли глаза. Склонившись над умирающим, водитель грузовика неумело пытается облегчить его предсмертные страдания. Рядом трое раненых сами делают себе перевязки. Один из них бинтует себе бедро. Нескольких секунд было достаточно, чтобы Пейроль понял, что место его — не здесь. Бессмысленно возвращаться к своей группе и тем более недопустимо прятаться. Он должен быть там, где сражаются товарищи, должен отомстить за Бастида. Схватив лежащий на земле автомат, он бросается в ту сторону, откуда слышнее всего шум боя. Два человека, залегшие за бетонными трубами, кричат ему: «Прячься!» Но Пейроль ничего не слышит. Перебегая от одного укрытия к другому, он все ближе продвигается к месту боя и наконец видит совсем рядом железнодорожное полотно. Перед ним на путях стоит бронепоезд, откуда вылетели пули, сразившие Жаку. Рядом с Пейролем огромный рыжеволосый парень с потным лицом и засученными рукавами строчит из автомата по поезду.

— Берегите патроны! — раздается чей-то голос. Теперь Поль Пейроль не знает, что же ему делать: стрелять или выжидать. Вдруг он замечает на путях человека, ползущего по направлению к паровозу. Поль узнает в нем рабочего-итальянца Эмилио. В Палиссаке его все хорошо знают: перед войной он прибыл туда с бригадой строительных рабочих, присланной из Марселя какой-то конторой для электрификации сельской местности. В Палиссаке рабочие пробыли несколько недель, внося своим присутствием веселое оживление в жизнь городка. Потом контора прогорела, работы были прекращены, и бригада уехала обратно в Марсель. Только один Эмилио остался жить в Палиссаке, устроившись на работу в местной строительной конторе. В 1940 году, когда Муссолини объявил Франции войну, Эмилио был арестован и заключен в лагерь как «подозрительный элемент». Но после оккупации Франции его, как итальянского подданного, сейчас же освободили. В действительности же Эмилио был активным борцом-антифашистом, эмигрировавшим во Францию. И вполне естественно, что в конце 1943 года, когда в Дордони были созданы партизанские отряды, Эмилио вступил в отряд своего друга Бастида, И сегодня, когда Бастид одним из первых пал от вражеской пули, Эмилио был рядом с ним. Думая, что стреляют со станции, Эмилио бросился вперед, обежал пост стрелочника и лишь тогда убедился, что стрельба ведется с бронепоезда, застрявшего метрах в двухстах от вокзала. Справа он заметил Ролана — тот пытался подобраться к железнодорожному полотну. Эмилио крикнул Ролану: «Осторожнее! Ты в полосе обстрела!» — и пополз один под градом пуль вперед…

У Поля Пейроля перехватило дыхание — то, что совершает на его глазах Эмилио, кажется ему выше человеческих возможностей. Он смотрит, не смея пошевельнуться. Слева от него — Ролан с взмокшим от пота лбом, готовый ринуться вперед. Немного дальше другие товарищи, не замечая пока Эмилио, продолжают непрерывно обстреливать бронепоезд…

Эмилио все еще ползет к паровозу и вот-вот достигнет его. Уже достиг… С ловкостью обезьяны он взбирается на паровоз и перескакивает с него на тендер. Теперь товарищи заметили его и перестали стрелять в эту сторону. Эмилио карабкается на крышу первого товарного вагона. Кто знает, что находится там, внутри? Приложив ухо к крыше вагона, Эмилио прислушивается, потом осторожно, ползком, пробирается дальше — к бронеплощадкам. Это две, обитые броней, но открытые сверху платформы; края их укреплены изнутри грудами мешков с песком. В мешках устроены амбразуры, позволяющие производить круговую стрельбу из крупнокалиберных пулеметов. Немцы сидят в середине платформ, как в траншее. Чтобы их достать, нужно или обстрелять платформу из миномета или, приблизившись вплотную, метнуть внутрь гранату.

Как раз это и пытается сейчас проделать Эмилио Он продолжает медленно подползать к платформе… Товарищи следят за ним с нарастающим волнением. Эмилио снимает с пояса гранату, срывает зубами кольцо. Как, должно быть, трудно ему действовать там, наверху!… Он продвигается еще немного вперед, почти к самому краю вагона, и рывком бросает гранату перед собой, прямо в гущу солдат. Сразу же раздается взрыв, и Эмилио, вскочив, как на пружинах, принимается поливать свинцом из своего автомата застигнутых врасплох гитлеровцев. Но есть еще одна бронеплощадка, в самом хвосте поезда. Партизаны уже давно взяли ее под обстрел, чтобы отвлечь внимание немцев от происходящего впереди. Охваченный лихорадочным возбуждением, Эмилио пробегает по мешкам с песком, вспрыгивает на следующий вагон и опять распластывается на крыше. Издали его друзьям на одно мгновение кажется, что он ранен. Однако быстрый, как молния, Эмилио вскакивает, и вот он уже у второй платформы. Теперь пулеметы умолкли. Ролан, а за ним Пейроль и все остальные бойцы в едином порыве бросаются к поезду.

— Давай! Наша взяла!

— Вперед!…

— Ура!!!

Из-за мешков с песком вылезают один за другим с поднятыми вверх руками оставшиеся в живых немецкие солдаты, с ног до головы забрызганные кровью.

На крыше вагона встает во весь рост, с автоматом в руках, герой Эмилио — грозный народный мститель.

Как только у вокзала раздалась ружейная стрельба, Атос дал очередь из своего пулемета по маленькому домику у железнодорожного полотна. По-видимому, командование переоценило значение этого объекта: за все время, с тех пор как группа подошла к нему, не было замечено ничего подозрительного. Был даже момент, когда друзьям показалось, что домик совсем пуст. Но потом они увидели дым из трубы и заметили немца, который вышел за водой к колонке. Возможно, что другие солдаты просто отдыхают. А может быть, этот пост только ночью получает подкрепление. Так или иначе, теперь представлялся случай окончательно разрешить все сомнения и успокоиться. И потом — занят дом или нет, все равно его надо обезвредить.

На пулеметную очередь не последовало никакого ответа. Однако немного погодя по группе открыли стрельбу. Стреляли со стороны железнодорожного моста.

— Не обнаруживать себя! — скомандовал шепотом д'Артаньян.

Оценив обстановку, он велел бойцам продвинуться ближе к насыпи, чтобы оградить себя от огня противника. Скрытые изгородью, они могли простреливать весь участок железнодорожных путей и тем самым прервать сообщение между солдатами, несущими охрану моста, и домиком. К мосту приблизиться нельзя: немцы, засевшие в блокгаузах, прекрасно там укрепились. Главное — не выпускать их оттуда, пока товарищи ведут напряженную борьбу в районе вокзала. Д'Артаньян еще раз приказал своим бойцам не обнаруживать себя, и все стали ждать…

— А все же надо было бы узнать, кто находится в этой халупе, — сказал маленький Портос.

— Я попробую пробраться туда с другой стороны, — заявил Арамис.

В то же мгновение Беро, расположившийся немного впереди, на краю склона, подал сигнал. Наблюдая за изгородью, он неожиданно услышал чьи-то шаги. Сжав в руках автомат, с сильно бьющимся сердцем, он ждал, как охотник в засаде, появления дичи.

— Камарад!

Перед ним стоял немец без каски, с поднятыми вверх руками. Беро, держа палец на спусковом крючке, на какую-то долю секунды заколебался. Этот черноволосый усатый человек напомнил ему дядюшку.

— Я — товарищ, — повторил немец.

— Не стреляйте, — сказал Беро, обернувшись к остальным бойцам. — Подойди…

Немец подошел к расположению группы. Ему можно было дать лет сорок с небольшим. У него были усталые глаза и болезненное лицо. Он доверчиво взглянул на Пикмаля, потом, так как все кругом молчали, показал свой нетронутый патронташ и сбросил на землю винтовку, висевшую у него за спиной.

— Я не стрелять против партизан, — сказал он на ломаном французском языке.

— Ты говоришь по-французски? — спросил д'Артаньян.