Непреклонное решение Кэтрин насчет того, чтобы ее отца не было на свадьбе, вводило Анжелу в затруднение. Она видела только один способ сделать так, чтобы Герб Андерсон наверняка не смог появиться в день свадьбы. Она преподнесла свою идею Клейборну, и он с неохотой признался, что эта мысль тоже вертелась в его голове. Но не было никакой гарантии, что все получится. Три недели — это очень малый срок, не было уверенности в том, что так скоро дело может быть передано в суд, не было гарантии в том, что Андерсона признают виновным и дадут срок.

Но чтобы попытаться склонить чашу весов, Клейборн нанял самого замечательного адвоката по уголовным делам во всей округе. Если Леону Харкнессу не удастся, тогда это не удастся никому.

Ада Андерсон работала в дневную смену на фабрике «Мансингвэа», которая находилась в северной части Миннеаполиса на Линдейл-авеню. Она работала здесь так долго, что уже ни само место, ни то, что находилось вокруг, не волновало ее. Выгодное расположение фабрики в коммерческом районе, ее грохочущие мастерские и постоянство было именно тем, чего она ожидала. Выйдя из городского автобуса, глядя на здание снизу вверх, Кэтрин испытала отчаяние при мысли о том, как долго ее мать работает здесь, пришивая карманы к рубашкам Т-образного покроя и пояса к брюкам. Фабрика всегда производила на Кэтрин удручающее впечатление, но это было единственное место, где она могла спокойно поговорить с матерью и быть уверенной, что не столкнется со стариком.

Ада медленно вышла из шумной комнаты. Ее лицо выражало страх оттого, что начальник отозвал ее от машины, сказав, что ее ждет посетитель, а это было необычным для данного места. В тот момент, когда Ада увидела Кэтрин, ее страх прошел, и вместо него на лице появилась усталая улыбка. Морщин на ее лице было больше, чем швов, которые Ада успела застрочить за шестнадцать лет работы в этом месте.

— Господи, Кэтрин, — удивленно произнесла Ада.

— Привет, мама.

— А я думала, что ты уехала на Запад…

— Нет, мама. Я все это время находилась в городе. Просто я не хотела, чтобы папа знал, что я здесь.

— Он впал в бешенство, когда узнал о твоем бегстве. Кэтрин хотелось обнять мать, но она этого не сделала.

Усталое выражение лица несчастной женщины говорило о том, как обстояли дела.

— Он… он вымещает на тебе свой гнев?

— Нет. Только на бутылке. Он и дня не был трезвый с тех пор, как ты ушла.

— Мама, здесь есть какое-нибудь место, где мы могли бы поговорить?

— Я не знаю, дорогая. В ближайшие полчаса у меня нет перерыва.

— Как насчет столовой?

— Ну, там постоянно находятся девушки, а у них большие уши, если ты понимаешь, о чем я говорю.

— Тогда мы могли бы пойти куда-нибудь, где не так шумно? Может, на лестницу?

— Одну минуту, я сейчас спрошу.

Что-то внутри Кэтрин надломилось, появилась какая-то трещина от раздражения, что ее мать такая бесхарактерная. Даже здесь, после шестнадцатилетней работы на одном месте, даже в ситуации, которая так много значила для нее, она не могла просто принять решение и на некоторое время отлучиться.

— Ради Бога, мама! Ты хочешь спросить разрешения на пять минут отлучиться от машины?

Ада как-то беспомощно, обеспокоено дотронулась до своего подбородка, и Кэтрин пожалела о сказанных ею, резких словах. Она быстро дотронулась до руки матери, поняв, что та не в силах побороть в себе состояния безвольной обреченности.

— Тогда спроси… Иди, я подожду.

Когда они очутились на ступеньках, Кэтрин внимательно посмотрела в лицо матери. Усталое лицо женщины было покрыто сетью морщин — она выглядела старше своих лет. Кэтрин охватила волна нежности.

— Мама, давай просто присядем здесь, хорошо? Что ты сделала со своим пальцем? — На правом указательном пальце Ады была повязка.

— Ничего существенного. Просто на прошлой неделе я засунула его под машину. Мне хотели сделать укол против столбняка, но я отказалась…

Мать нарочито избегала разговора о главном. Кэтрин не выдержала:

— Я не хотела, чтобы ты беспокоилась, мама. Я просто не знала, как отделаться от отца. Я думала, он опозорит меня в колледже и принесет неприятности мне и Форрестерам. Я надеялась, что он оставит свою затею, узнав о моем отъезде. Но он этого не сделал…

— Я пыталась убедить его, что лучше всех оставить в покое, Кэтрин. «Герб, — говорила я, — ты не можешь продолжать изводить таких людей, как Форрестеры. Они не будут такое терпеть!» Но он пошел туда, избил молодого человека и провел ночь в тюрьме. После этого он начал пить еще больше и теперь только и говорит о том, как собирается заставить их заплатить. Это меня пугает. Ты знаешь, какой он. Я говорю ему: «Герб, ты изведешь себя и заболеешь, если будешь продолжать в таком же духе».

— Мама, он болен. Разве ты этого до сих пор не поняла?

— Не говори так, дорогая… не говори такие вещи. — В глазах Ады снова появился страх. Она пугливо посмотрела в сторону. — Он очень скоро успокоится.

— Очень скоро?! Мама, ты это говоришь уже столько, сколько я себя помню. Почему бы тебе не покончить с этим раз и навсегда?

— Я ничего не могу сделать.

— Ты могла бы уйти, — мягко сказала Кэтрин. Глаза Ады стали нервно подергиваться.

— Куда я пойду, дорогая? Он не позволит мне никуда уйти.

— Мама, в городе есть места, где ему могут помочь…

— Нет, нет, — настаивала на своем Ада, — это не принесет никакой пользы. Он просто выйдет оттуда и станет еще хуже, чем раньше. Я знаю Герба.

Кэтрин подумала об Институте Джонсона. Он располагался прямо у них под носом, и достаточно было одного телефонного звонка, чтобы оттуда поступила помощь. Но заставить мать сделать это она не могла.

— Послушай, мама, у меня есть приятные новости.

— Приятные новости? — Даже когда в ее глазах появилась надежда, они все равно выглядели грустными.

— Не знаю, как это все получилось, но я выхожу замуж за Клея Форрестера.

Кэтрин держала руки матери и гладила большими пальцами ее ладони. Кожа на руках матери была такой тонкой, что были видны вены. Лицо Ады просветлело.

— Ты выходишь замуж, дорогая?! Кэтрин кивнула. Мать пожала ей руки.

— Выходишь замуж за того молодого человека, который сказал, что не знает тебя? Как это может быть?!

— Я виделась с ним, мама, и несколько раз он приводил меня к себе домой, я разговаривала с его родителями. Они оказались хорошими людьми: отнеслись ко мне с пониманием и предложили помощь. Я сама не могу в это поверить, мама! У меня будет настоящая свадьба в их красивом доме.

— Настоящая свадьба? — Ада дотронулась до щеки Кэтрин, ее глаза блестели. — Разве, дорогая… — Она снова сжала руку Кэтрин. — Значит, вот куда ты сбежала — к своему молодому человеку…

— Нет, мама. Я жила недалеко от университета, и у меня появилось много новых друзей, я виделась с Бобби, и она сообщала мне, как у тебя дела.

— Тебе не нужно беспокоиться обо мне, дорогая. Ты же знаешь, я всегда смогу выйти из трудного положения. Но какая же ты молодец! Настоящая свадьба! — Ада вытащила из кармана носовой платок и приложила его к глазам, из которых полились слезы. — Послушай, дорогая, у меня есть кое-какие сбережения… Не много, правда, но…

— Мама, Форрестеры хотят сами обо всем позаботиться. Я бы могла сбежать, если бы захотела, но миссис Форрестер… Ну, она действительно на нашей стороне, мама. Я никогда в жизни не встречала такого человека, как она.

— О, она действительно прекрасная женщина.

— Мама, я хочу, чтобы ты была на свадьбе. Ада испуганно посмотрела на Кэтрин.

— О нет, дорогая, мне не место в том доме… Я не могу…

— Послушай, мама, Стив приезжает.

От удивления Ада некоторое время только беззвучно шевелила губами, а потом, наконец, повторила, не веря своим ушам:

— Стив? — ее глаза засветились неугасимой материнской любовью. — Ты разговаривала со Стивом?!

— Да, и он обещал приехать на свадьбу.