Хонор поставила ноги на край сиденья и обвила их руками, положив подбородок на колени.

— Они убьют тебя, — тихо произнесла она.

Кобурн откусил от еще одного печенья и ничего не сказал.

— Дорал, или кто-то другой из клана Хокинсов, или любой честный полицейский, который видит в тебе только убийцу Сэма Марсета, предпочтет сдать тебя властям мертвым, а не живым.

— Гамильтон рассказал всем, что я уже мертв. И мне тересно, как он будет выпутываться в таком случае.

— Как ты можешь шутить на эту тему? Тебе совершенно все равно, что тебя могут убить?

— Ну, не совсем.

— Ты не думаешь о смерти?

— Думаю. И в основном удивляюсь, что это не случилось раньше.

Хонор потянула за заусенец, образовавшийся, когда они расчищали катер.

— Ты знаешь, как делаются такие вещи, — Хонор посмотрела на Кобурна, который с любопытством глядел на нее. — То, что нужно, чтобы выжить. Много разных вещей.

— Но я не умею печь кексы.

Впервые с того момента, когда Хонор обнаружила этого человека лежащим лицом вниз у себя во дворе, он дразнил ее, но Хонор не позволила сбить себя с толку.

— Ты научился всему этому во время службы в десанте?

— По большей части.

Хонор подождала немного, но Кобурн не стремился продолжить разговор.

— Ты был совсем не таким десантником, как мой свекор, — заметила она.

— Он как с плаката, призывающего идти в десант?

— Точно!

— Тогда да, я был совсем другим. Никаких строевых маршей. У меня была форма, но я надевал ее всего несколько раз. Я не отдавал честь офицерам, и никто не отдавал честь мне.

— Так что же ты делал?

— Я убивал людей.

Хонор подозревала что-то в этом роде и даже сумела убедить себя, что сможет выслушать признание в этом, не моргнув глазом. Но слова эти оказались подобны мелким ударам прямо в грудь, и Хонор боялась, что будет только еще больнее, если слушать дальше. Поэтому она не стала развивать эту тему.

Покончив с последним печеньем, Кобурн отряхнул с рук крошки.

— Пора приниматься за работу.

— За работу?

Хонор так устала, что у нее ломило все тело. Она подумала, что если закроет глаза, то заснет прямо где сидит. Покрытый пятнами матрац, на котором можно вытянуться рядом с Эмили и уснуть, казался ей сейчас необыкновенно притягательным.

— Что еще за работа?

— Мы должны снова пройти с начала до конца.

— С начала до конца чего?

— Жизни Эдди.

Диего подошел к дому под покровом темноты, дождя и густого, красиво подстриженного кустарника. Жилище Боннела Уоллеса оказалось одной из элегантных усадеб на Сент-Чарльз-авеню.

С точки зрения проникновения внутрь, это была чертова крепость.

Освещение было сделано так, чтобы подчеркнуть достоинства ландшафта. Особого риска такое освещение не представляло. Диего знал сотни способов не оказаться в лучах этого искусственного лунного света.

Проблемой были прожектора, освещавшие снизу наружные стены. Мощные прожектора, дающие отличную освещенность. Тени, отбрасываемые при таком свете, будут футов тридцати в длину и будут похожи на фоне светлого кирпича на напечатанные чернилами.

Диего оценил ухоженный газон и машину за восемьдесят тысяч долларов, стоявшую на круглой подъездной дорожке, и отметил про себя, что система безопасности наверняка тоже будет лучшей, какую можно купить за деньги. Современные устройства ни всех окнах и дверях с датчиками движения и разбитых стекол в каждой комнате, невидимые лучи по периметру участка. Если будет нарушена граница, сработает беззвучная сигнализация. И к тому моменту, когда злоумышленник доберется до дома, полиция уже успеет окружить территорию.

Ни одно из этих препятствий не способно было удержать Диего от проникновения в дом. Но они представляли собой трудности, которых он предпочел бы избежать.

Через окно ему видна была комната, выглядевшая как кабинет. Полный пожилой мужчина сидел в огромном кресле, положив ноги на оттоманку. Он разговаривал по телефону и делал частые глотки из стакана, который держал под рукой. Мужчина выглядел расслабленным, и его совершенно не волновало, что освещенная комната выставлена на обозрение и самого его видно с улицы.

Это было словно бы заявление, что Боннел Уоллес чувствует себя в безопасности.

В таком районе человек, выглядевший как Диего, немедленно вызвал бы подозрение. Несмотря на уверенность в своем умении быть, когда надо, невидимым, он все же опасливо косился по сторонам, чтобы вовремя заметить патрульную машину или любопытных соседей, выгуливающих собак. Дождь затекал ему за шиворот, но Диего не обращал внимания. Он застыл неподвижно. Двигались только глаза, рассматривавшие все вокруг.

Диего наблюдал и ждал, пока что-нибудь произойдет. Но ничего не происходило, кроме того, что мистер Уоллес сменил телефонную трубку на журнал, который привлек его внимание примерно на час. Затем, допив остатки из стакана, он вышел из комнаты, и выключив свет.

Вскоре осветилось окно на втором этаже, но ненадолго, минут на десять. Затем и оно погасло.

Диего оставался на своем наблюдательном пункте. Но еще примерно через час ему стало ясно, что Уоллес лег спать, и он решил, что с большей пользой проведет время в другом месте. Лучше возобновить наблюдение утром. Бухгалтер все равно не догадается.

Выбравшись из своего укрытия, Диего прошел несколько кварталов и оказался в районе, где еще были открыты некоторые бары и рестораны. Он заметил машину в темном углу неохраняемой стоянки и использовал ее, чтобы оказаться примерно за милю от дома. А уже оттуда отправился к себе, понимая, что городские хищники разденут автомобиль до самых колес за несколько минут. Остаток пути он проделал пешком, а в свой дом зашел, не зажигая свет. Он не издал ни звука, оказавшись внутри своего жилища. Сегодня Изабель спала без кошмаров. Лицо ее было мирным и безмятежным. Но Диего не было покоя, и заснуть он не мог. Глядя на милое личико Изабель, он продолжал гадать, с чем связано решение Бухгалтера получить такому высококлассному специалисту, как он, такую несерьезную работу, как слежка за Боннелом Уоллесом.

— Я не знаю.

Хонор охрипла от постоянного повторения этих слов. Вот уже два часа Кобурн, который, казалось, не устает никогда, бомбардировал ее вопросами о жизни Эдди, начиная с тех пор, как ее покойный муж был подростком.

— Но я ведь не знала его тогда, — устало сопротивлялась Хонор.

— Ты выросла здесь. И он вырос здесь.

— Он учился на три класса старше. Мы не замечали друг друга, пока он не оказался в выпускном классе.

Кобурн хотел знать обо всех аспектах жизни Эдди.

— Когда умерла его мать? Как она умерла? У нее были родственники, с которыми Эдди близко общался?

— Мать его умерла в девяносто восьмом. Ей делали химиотерапию. Рак груди. Организм был ослаблен тяжелыми процедурами, и она умерла от пневмонии. У нее осталась сестра, тетка Эдди.

— Где она живет?

— Сейчас уже нигде. Умерла в 2002 году. Да, кажется так. Но какое отношение все это может иметь к тому, что ты ищешь?

— Он оставил что-то кому-то. Положил что-то куда-то. Папку. Записную книжку. Дневник. Флэшку.

— Кобурн, мы ведь уже рассмотрели все варианты. Если такая вещь и существует, я понятия не имею, что это может быть и где это следует искать. Я устала. Пожалуйста, давай продолжим утром.

— Утром мы можем быть уже мертвы.

— Это точно. Я могу умереть от усталости. И тогда какая вообще разница?

Кобурн закрыл рукой нижнюю часть лица и продолжал смотреть на Хонор в упор. После долгой паузы, когда Хонор показалось, что упрямец готов сдаться, он вдруг произнес:

— Ты или его отец. Это должно быть у кого-то из вас.

— А почему не у другого полицейского? Не у Фреда или Дорала? Кроме Стэна и меня, Эдди был очень близок с близнецами.

— Потому что, какими бы сведениями он ни располагал, они наверняка обличали братьев и если бы попали к ним в руки, то были бы уничтожены. И тогда они не ходили бы вокруг тебя эти два года.