– Да. Сегодня утром Уолли признался, что ты был прав тогда. – Она глубоко вздохнула. – За рулем сидел не друг отца, а Уолли.

– Уолли? – Это стало для Митча полной неожиданностью. – Это ни разу не пришло мне в голову. Полиция считала, что он выбежал из дому, услыхав удар. – Он прищурился. – Взял и признался? Через столько лет?

– Да. Отец не хотел, чтобы Уолли говорил мне правду.

Митч выслушал ее объяснения, в сотый раз задаваясь вопросом, не мог ли Уолли быть замешан в неудачной попытке подставить Ройс.

Странно, что он ждал все эти годы и только сейчас раскололся. Впрочем, не исключено, что он просто боялся потерять любовь племянницы. Этот мотив был теперь Митчу вполне понятен.

– Независимо от того, кто вел тогда машину, я действовал из голого честолюбия. Я хотел сделать себе имя на этом процессе. Из всех уроков, которые я вынес из нелегкой школы жизни, – а некоторые из них были убийственными, – этот оказался самым жестоким. Он стоил мне пяти лет без любимой.

– Давай отправим прошлое туда, где ему самое место, – в прошлое. – Она подняла бокал. – За нас! За будущее – наше будущее.

– За нас! – Митч чокнулся с ней и отпил шампанское. – Завтра утром мне надо на минутку заглянуть на работу, а потом поедем покупать кольцо.

Она едва не ахнула – таким обыденным тоном было сделано предложение. А чего ты ожидала, упрекнула она себя. Ты же знаешь, что по части межличностных отношений у Митча не все гладко. При таком прошлом это вполне естественно.

– Не помню, предлагал ли ты мне стать твоей женой.

Он привлек ее к себе, заставив подвинуться на банкетке.

– Я люблю тебя, Ройс. Я хочу на тебе жениться.

Он сказал это с самым серьезным выражением, какое ей когда-либо приходилось видеть на его лице. Однако она услышала в его тоне нежность и растерянность – последнее стало для нее открытием. В нем проснулся мальчик, жаждущий любви, подумала она, вспоминая его трагическое детство. Она прибегла к спасительной шутке, боясь, что иначе расплачется:

– Так-то лучше.

Они дружно рассмеялись – не смущенно, как раньше, а весело, как подобает влюбленным. Потом они застыли, скрепляя любовь безмолвным объятием.

– Кажется, в этом доме только одна спальня, – сообщила ему Ройс, когда они, отужинав, возвратились домой.

Митч швырнул рубашку в шкаф, больше интересуясь зрелищем раздевающейся Ройс, чем порядком, однако ее укоризненный взгляд напомнил ему, что грязную одежду следует класть в бельевую корзину, а не забивать ею шкаф, как он поступал раньше. Что ж, брак потребует перемены привычек. Ему нравилось выслушивать придирки Ройс к его дурным привычкам и позволять ей его воспитывать.

– Ты права: здесь тесно. Возможно, нам следует перебраться в предместье Марин, где нашим детям будет где резвиться.

Ройс подняла руки, даря ему вдохновляющее зрелище всего ее сексуального тела, и надела черную шелковую ночную рубашку, которой он еще ни разу не видел.

– Марин? – Ройс пренебрежительно поджала губы, словно увидела противного жука. – Там тебе захочется иметь «БМВ» – в Марин ездят только на них. Нет, я девушка городская.

Он поневоле улыбнулся – не только глядя на нее в соблазнительной рубашечке, но и слыша ее резкие суждения. Теперь это была настоящая Ройс. С ней не соскучишься. Ему нравилось дразнить ее, вызывая на откровенность.

Ройс медленно развернулась, демонстрируя свои формы, которые тонкий шелк делал еще более откровенными.

– Нравится?

– Очень сексуально. – Он провел руками по ее бедрам, потом прикоснулся к груди; кружевной лиф скрывал соски. – Но долго тебе в этом не пробыть.

Он сбросила с себя его руки.

– Мне потребовалось несколько часов, чтобы обмануть бдительность этой нацистки Герт и выбрать себе эту вещицу. – В ее глазах горел недвусмысленный призыв. – К тому же сегодня главная – я.

– Опять? – усмехнулся он, но ее руки уже завладели его членом. Она ласкала его, припав головой к его груди.

– Мне нравится, когда ты берешь инициативу на себя, – признался он.

Она подняла глаза. Выражение ее лица было серьезным.

– Помнишь, ты говорил, будто мне хочется, чтобы ты брал меня силой? Ты сказал, что для меня это оправдание, способ не испытывать вины перед памятью отца.

– Я ошибся?

– Да. Просто мне нравилось гадать, как далеко ты зайдешь.

По ее тону он понял, что это не прелюдия перед любовным актом, а серьезный разговор.

– Ты – единственная женщина, которую я когда-либо пытался принудить к любви. Я не сделал бы этого, если бы твое тело не сигнализировало, что ты хочешь меня. Изнасилование – непростительное преступление. Ты представить себе не можешь, как я ненавидел себя в ту ночь, когда ты позвала на помощь Дженни.

– Ты меня испугал, – созналась она.

– Я хотел, чтобы ты целовала меня, говорила, что любишь меня, а не Брента, но я был так разозлен, что переусердствовал.

– Понимаю, – прошептала она и поцеловала его в шею.

Ничего она не понимает! Он не мог заставить себя объяснить ей, что остановился тогда на роковой грани. Он твердил себе, что в последний момент все равно опомнится, что это всего лишь способ ее проучить, но факт остается фактом: Ройс пришлось закричать!

Долгие годы он видел в зеркале не то, что остальные люди. Из зеркала на него смотрел отец – жестокий человек, садист, изнасиловавший молоденькую девушку.

Митч твердил себе, что совершенно непохож на отца, он убедил себя в этом, хотя и избегал зеркал. Но та ночь с Ройс послужила доказательством, что гены, обусловившие его внешний облик, могли как-то сказаться и на его психике.

Большую часть жизни он упрямо доказывал самому себе, что похож на отца только внешне, теперь же это вызывало у него сомнения. Что скажет Ройс, если узнает о его отце? Не заронит ли это подозрения и в нее?

Признаться ей во всем будет страшным испытанием. В один прекрасный день он обязательно все ей выложит. Но не теперь, когда он только-только завоевал ее любовь.

А почему, собственно? Если любовь не означает доверие, то в ней нет никакого смысла. Он доверял ей так, как никому и никогда. Что же препятствует ему открыться?

На следующее утро Митч привез Ройс к себе в контору. Секретарь поздоровалась и опустила глаза. По пути в кабинет им встретилась группка молодых сотрудников, которые поспешно поприветствовали босса. Вид у них был смущенный.

Почему никто не поздравляет Митча? Разве это не было бы естественно?

Секретарша Митча подала ему стопку записок и как-то нервно сказала «доброе утро».

Казалось, Митч не замечает тревожных симптомов. Он сказал:

– Со мной хочет побеседовать Пол. Потом я сделаю несколько звонков, и мы поедем за кольцом.

Он разговаривал по телефону, когда спустя несколько минут в кабинет вошли Пол и Вал. У обоих был такой вид, будто они только что повстречали Смерть с косой.

– Дэвид… – Ройс не знала, как лучше спросить, жив ли брат Вал.

– Ему чуть лучше, – ответила Вал.

Почему никто не поздравляет ее с освобождением от подозрений? С растущим страхом Ройс констатировала, что подруга избегает смотреть ей в глаза.

Митч повесил трубку и обратился к Полу:

– Ты узнал, кого решено арестовать по подозрению в убийстве Кэролайн?

Пол понуро кивнул. У Ройс стали приподниматься волосы. Только не Уолли, молила она Создателя. Что за мысли! Какие у нее основания подозревать дядю?

Митч выжидательно смотрел на Пола, чье понурое выражение лица все сильнее действовало Ройс на нервы. Видимо, он огорчен из-за Митча. Случилась какая-то неприятность, которая создаст ему проблемы.

Пол откашлялся и, прежде чем ответить, покосился на Вал.

– Они арестуют Джиана Вискотти. У него нашли револьвер, из которого была застрелена Линда Аллен. Баллистическая экспертиза указывает, что из этого же оружия убита Кэролайн.

Облегчение Ройс было так велико, что она едва не прослезилась. Не Уолли, не Талиа, не кто-то из дорогих ей людей. Она поняла, что для нее опасность миновала окончательно.