– Сразу после аукциона, в одиннадцать часов двенадцать минут вечера, звонил Уорд Фаренхолт. Ему ответила Абигайль Карнивали.

– Опять эта Плотоядная! – сказал Пол, дождавшись, пока Митч поблагодарит свою знакомую и сделает пометку в блокноте насчет сувенира от «Сакса». – Но зачем ей стукачка, если она организовала ордер на обыск?

– Абигайль опасалась, что Ройс сможет доказать свою непричастность. Зачем ей понадобилось добровольно выворачивать сумочку? Для надежности она подослала стукачку. Потом появляется неназванный осведомитель и доносит, что Ройс торгует наркотиками.

– Похоже на правду. Ты выяснил, кто был этим осведомителем?

– Скоро выясню.

День тянулся медленно. Впрочем, Митч догадывался, что для Ройс денек выдался еще более гнусным. Звонка от Гаса Волфа, которому полагалось назвать осведомителя, все не было. Поздним вечером, по прошествии очередных тюремных суток, Митч явился на свидание к Ройс.

Она обессиленно опустилась на табурет напротив. Лицо ее было мертвенно-бледным. Даже зеленые глаза потускнели, под ними красовались болезненные темные круги.

– Ты выяснил, где мой дядя?

Он извлек из портфеля лист бумаги.

– Нет. Вот заявление о розыске. Его должен подписать ближайший родственник. – Он сунул ей ручку. Ее рука ходила ходуном. – Вряд ли с твоим дядей что-нибудь стряслось. Пол побывал в его доме. Уолли возвращался к себе после аукциона, чтобы переодеться. В полночь с минутами он получил в ближайшем банкомате триста долларов. Его машины нигде нет. Похоже, он поехал прокатиться, хотя в газете его ждали в понедельник утром.

– Это не в характере дяди Уолли. Он надежен, как скала, на него всегда можно положиться. Вся его жизнь – в работе. Он бы обязательно позвонил, прежде чем скрыться. Нет, я уверена, что с ним что-то случилось.

– Его уже разыскивает Пол. Теперь к нему присоединится полиция. – Он убрал подписанное заявление в портфель. – Как ты?

Она подняла глаза и встретилась с ним взглядом. Впервые она смотрела на него без ненависти.

– В этот раз получше. Мне разрешают свидания, надзирательница приглашает меня позвонить, даже если я об этом не просила.

– Не обсуждай дело ни с Талией, ни с Вал, – предупредил Митч.

– Пока держусь, но это нелегко. Ведь они мои подруги.

Он накрыл ее руку своей, не сводя с нее прямого взгляда.

– Придется тебе научиться не доверять никому, кроме меня.

Утром Митч позвонил в прокуратуру и попросил соединить его с Абигайль Карнивали. Такой звонок был обыкновенным делом. Чаще всего сумма залога обговаривалась заранее, чтобы сэкономить время в суде, где всегда царила невообразимая спешка.

– Митч! Как дела? – проворковала Абигайль, словно ей звонил добрый приятель. Он отлично знал, что она прониклась к нему ненавистью в ту самую минуту, когда он объявил, что ни за что на ней не женится. Теперь она вылезет из шкуры вон, чтобы напакостить Ройс и одурачить его.

– Превосходно! Как ты поживаешь?

Он позволил ей наплести с три короба о поездке на Каймановы острова с очередным любовником – новой зарубке на спинке кровати. Бесконечная погоня за справедливостью любого в прокуратуре превращала в сексуального маньяка. Секс мерещился им повсюду. Митч не был исключением из правила.

Он держался несколько лет, после чего позволил Абигайль соблазнить его. Он полагал, что она всего лишь пользуется своим начальственным положением, – недаром она меняла одного любовника за другим. Предложение пожениться застало его врасплох. Почему выбор пал именно на него? Вот не повезло!

Дождавшись паузы в ее стрекоте, он сказал:

– Я не собираюсь баллотироваться в окружные прокуроры.

Помолчав, она ответила:

– Меня это мало беспокоит. Все равно после процесса над Уинстон я стану недосягаемой.

– Я звоню именно насчет освобождения Ройс Уинстон под залог.

Она снова помолчала. Она питала пристрастие к эффектным паузам. «Пускай поерзают», – всегда наставляла она Митча.

– Под залог? – переспросила она, словно это было слово из чужого языка. Митч посмотрел на часы.

– Скоро истекут дозволенные двое суток. Советую тебе в перерыве между телеинтервью поразмыслить о залоге.

– Дойдет и до этого.

В судебных тяжбах Абигайль проявляла отменные бойцовские качества, однако была обделена интеллектом: здесь ее претензии ограничивались модными ресторанами и нарядами индивидуального пошива. Все свободное время она проводила в модных магазинах «Сакс». Теперь Митч недоумевал, как умудрился в свое время на нее польститься. Видимо, все дело в амбициях, в карьеризме. Ему хотелось верить, что это только личина, что в реальной жизни он не такой. Как он ненавидел эту свою личину карьериста!

– Когда вспомнишь об освобождении Ройс под залог, не рассчитывай на показания Элен Сайке. Если ты заставишь меня тратить время на опровержение показаний этой стукачки-хуббы в суде, то, помяни мое слово, я передумаю и составлю тебе конкуренцию в борьбе за пост окружного прокурора.

Это было, конечно, отъявленным блефом, но она клюнула. На самом деле Митч никуда не собирался баллотироваться. Его прошлое ставило на подобной возможности жирный крест. Газеты мигом принялись бы пировать на его останках.

– Не смей мне угрожать, Митчелл Дюран! Мне ее показания ни к чему, а то бы…

– Закончим с этим. Давай-ка прямо сейчас займемся освобождением под залог. – Митча тревожило исчезновение дяди Ройс. Новые, более серьезные обвинения диктовали более высокую сумму залога, и тут не обойтись без помощи Уолли. Сумма, названная Абигайль, подтвердила его худшие опасения.

– Что?! – вскричал он. – Это слишком высокий залог в деле такой категории, ты отлично это знаешь.

– Она опасна для общества, Митч. – Голос Абигайль стал сахарным. – Ничего не могу поделать: в мои обязанности входит забота об общественной безопасности.

– Стерва ты! – Он в сердцах бросил трубку.

Когда он в последний раз выходил из себя? А ведь он предвидел такой исход: Абигайль запросит немыслимую сумму, которой Ройс ни за что не собрать. Обвиняемая, неспособная выйти под залог, – что может быть хуже? Пресса разорвет ее на части, а Абигайль получит новую порцию бесплатной предвыборной рекламы.

Неужели Ройс обречена гнить в тюрьме? Или того хуже?.. На первый взгляд у Ройс была сила воли, чтобы пройти через это испытание, но недаром ее отец покончил с собой. Вдруг и она способна наложить на себя руки, если дело примет совсем дурной оборот?

Ройс лежала на койке. Сон не шел, но она заставила себя забыть, где находится. Даже сокамерница, сидевшая рядом с унитазом, в сотый раз спускавшая воду и заглядывавшая в канализационные глубины, словно любуясь донышком хрустального сосуда, была не в счет. Душа Ройс забилась в дальний уголок ее тела, а то и вообще унеслась куда-то. Она объясняла это хроническим недосыпом, хотя ей было трудно сформулировать даже эту простенькую мысль.

В голове роились клочки несвязных образов. Кокаин. В ее доме? Митч. Дьявол! Ни с кем не обсуждать дело! Душераздирающий звон высаженного остекления входной двери, с такой любовью выполненного ее отцом.

Кому понадобилось так жестоко ее подставлять? Кто питает к ней такую лютую ненависть?

Она повернулась на бок, поджала ноги и уставилась в стену, молясь, чтобы ей было дано погрузиться в целительный сон. Возможно, сон принесет ясность.

– Уинстон! – раздался зычный голос надзирательницы. – К вам посетитель!

Ройс открыла глаза. Она не помнила, где находится. Ноги отказывались ее держать. Судя по стенным часам, она проспала больше часа. Она ринулась в комнату для свиданий, надеясь, что увидит Уолли, но там была Талиа.

– Боже всемогущий, Рейс! Как ты тут?

Ройс упала на табурет.

– Ничего. Просто усталость. Никак не высплюсь. Только я задремала…

– Прости, что я тебя подняла, но Митч советовал не оставлять тебя надолго, чтобы поддерживать твой дух, вот я и…