– Я не дам ему меня обскакать, – пообещала она, обратив внимание на то, что Уолли обошелся без упоминания Брента. Дядя Уолли не мог одобрить ее брак с представителем семейки Фаренхолтов, но он слишком сильно ее любил, чтобы навязывать ей свое мнение.

Следующие три часа Ройс провела за компьютером, изучая дела, которые Митч вел в рамках частной адвокатской практики, и еще больше утвердилась в мнении, что он давно готовит себе почву для политической карьеры. В его намерения не входило афишировать свои замыслы – до поры до времени.

Что ж, придется вывести его на чистую воду. Она не могла перечеркнуть его политические устремления, но в ее силах было вскрыть их, причем задолго до того, как он соберется сделать это сам.

От мощных прожекторов на телестудии стояла такая жара, что у Ройс по груди тек пот. Митч пялился на нее, что тоже не способствовало уверенности в себе. Гример в очередной раз напудрил ей лоб и нос и посоветовал не нервничать. Уголком глаза она наблюдала за Митчем, сидевшим в гостевом кресле напротив нее. Несмотря на темный костюм, он, казалось, совершенно не страдал от жары.

С самого утра ее пробирала нервная дрожь, и теперь в горле стоял плотный комок. Она сомневалась, что сумеет выдавить из себя хотя бы одно словечко. Не позабывала ли она все то, что узнала о проблеме бездомных, готовясь к этому интервью?

Сумеет ли она дождаться заключительных мгновений программы и лишь под занавес нанести Митчу удар, выставив напоказ его политические намерения? Она сделала глубокий вдох, чтобы успокоиться, и в сотый раз напомнила себе, что, успешно выступив в этом интервью, получит место ведущей и тогда превратит жизнь Митча в ад.

– Две минуты – и мы в эфире, – крикнул второй режиссер. От этого крика в джунглях кабелей, опутавших студию, забегала в разных направлениях дюжина ассистентов.

Кто-то прикрепил к лацкану Ройс крохотный микрофон. Следуя наставлениям, она произнесла для проверки несколько слов в микрофон, поглядывая на стеклянную режиссерскую над студией. Там сидел Арнольд Диллингем, оценивающий каждый ее жест. Она не могла припомнить, когда еще так же сильно нервничала. Что заставляет ее так волноваться – желание получить место или соперничество с Митчем?

Ройс покосилась на Митча – тот опять рассматривал ее. На мгновение их взгляды встретились. Неужели он вспоминает тот поцелуй?

Внезапно он заговорщически ухмыльнулся. Разумеется, он вспоминает тот пылкий поцелуй! Какой же слабой дурочкой она должна была ему показаться! Ничего, скоро он поймет, что просчитался.

– Пять, четыре, три, два, один. – Режиссер ткнул пальцем в Ройс и гаркнул: – Эфир!

– Добрый вечер, – начала Ройс с ослепительной улыбкой. – Меня зовут Ройс Энн Уинстон. Добро пожаловать на «Новости Сан-Франциско», программу, в которой подробно исследуются вопросы, интересующие жителей города.

Она сделала передышку, обоснованно гордясь своим уверенным тоном.

– Сегодня речь пойдет об одной из самых тревожных проблем города – о его бездомных. Мой гость – Митчелл Дюран, недавно признанный лучшим процессуальным адвокатом года.

Камера показала Митча крупным планом. Тот завораживающе улыбался, соперничая с записными телевизионными проповедниками. Ничего, подумала Ройс, посмотрим на твою улыбочку под конец программы!

– Вы очень занятой адвокат, Митч. Скажите, почему вы проявляете такой интерес к проблеме бездомных?

– Бездомные – это проблема, касающаяся каждого, – ответил Митч тоном, в котором убедительно сочетались уверенность в себе и озабоченность. – Как вам известно, Ройс, городской кодекс Сан-Франциско требует, чтобы бездомные, пробыв в городе более тридцати шести часов, зарегистрировались, что дает им право на получение от города пособия.

– По этой причине наш город стал Меккой для бездомных. Вы не считаете, что этот закон надо бы было изменить?

– Мое мнение значения не имеет, – ответил он. Этого следовало ожидать: политики избегают обязывающих их к чему-либо заявлений. – Приходится иметь дело с ситуацией в ее теперешнем виде. Я составил план…

– Некоторые бездомные не обладают достаточными умственными способностями, чтобы удержаться на рабочем месте, – сказала Ройс, прерывая его. Она не хотела, чтобы Митч сразу раскрыл детали своего плана. Дядя Уолли предупреждал ее, чтобы она не позволяла Митчу завладеть вниманием зрителей. Ситуацией должен владеть ведущий. – Разве таким не место в психиатрических лечебницах?

Митч, казалось, совершенно не огорчился из-за того, что она его оборвала.

– Согласно законам штага, у ряда умственно неполноценных личностей, представляющих опасность для общества, имеется выбор: либо перейти на иждивение штата, либо жить свободно. Что выбрали бы вы сами?

– Свободу, – нехотя призналась она. – Но ведь им никогда не стать полезными членами общества. Добавьте сюда рать закоренелых тунеядцев…

– Откуда вы знаете, что они не желают работать?

– О каждом я знать не могу, – отступила она, напомнив себе, что слова надо употреблять осторожно. Ее собеседник зарабатывает на жизнь тем, что ловит людей на слове. Она с симпатией относилась к бедам бездомных, но стоит ей проявить беспечность – и он выставит ее бессердечной мегерой, а не цепкой журналисткой, обязанность которой состоит в том, чтобы показать проблему со всех сторон.

– Существует мнение, что бездомные специально выстраиваются перед шикарными магазинами на Юнион-сквер со своими «любимыми зверюшками». Для них это способ погреть руки. Многие считают, что эти бездомные паразитируют на нашей сентиментальности и с помощью зверюшек выманивают у нас деньги.

На ее счастье, режиссер подал сигнал переходить к рекламе, и она промямлила что-то насчет спонсора программы. Подскочивший к ней гример накинул ей на шею полотенце. Она посмотрела на Митча – оказалось, что и он смотрит на нее.

Подмигнув ей, он как ни в чем не бывало принялся оценивающе оглядывать ее фигуру. Его взгляд остановился на ее бедрах. Оказалось, что у нее непозволительно высоко задралась юбка. Она попыталась уничтожишь его презрительным взглядом, но эффект был испорчен гримером, стиравшим капельки пота с ее переносицы и снова наносившим ей на лицо слой пудры. Не успела она собраться с мыслями, как они снова вышли в эфир.

Пока они не попали в фокус, она попыталась сказать что-то язвительное, на что Митч отреагировал дружеским подмигиванием. У этого самоуверенного нахала была носорожья кожа.

Митч подался вперед, обращаясь к камере, как к близкому другу. Он был готовым кандидатом на политический пост.

– Мы, все общество, обязаны спросить себя: как у нас получается проходить мимо бездомного, стоящего с плакатом «Готов работать за кормежку», и не замечать его? Зато если тот же бездомный приведет песика и возьмет в руки табличку «Фидо хочет есть», мы бросим ему монетку. У вас есть этому объяснение?

– Есть, – ответила Ройс. – Люди знают, что животное не может прокормиться само. Они ощущают ответственность за беспомощных созданий, но считают, что человек при желании способен найти себе пропитание.

– Большинство воспринимает это именно так, но почему не помочь человеку вновь стать полезным членом общества?

– Я оказываю такую помощь. На нашей улице живет одна женщина – разведенная, без специальности. Я отвела ее в Центр помощи бедствующим женщинам. Сейчас у нее есть крыша над головой, она получает специальность.

– Чудесно! Если бы все так поступали, мы бы…

– Не у всякого есть время на помощь другому, не каждый знает, как это сделать. Дать денег гораздо проще, но многие считают, что этим мы только поощряем попрошаек, и вообще опускают руки.

Камера показывала ее. Она заметила, что Митч с вызовом ухмыляется. Теперь ей ничего не оставалось, кроме как выслушать его план.

– Что предлагаете вы?

– Сначала скажите мне, какие категории вы различаете среди бездомных.

Вот он и оседлал своего конька: стал сам задавать ей вопросы. Еще минута – и он окончательно обведет ее вокруг пальца, если она не проявит осторожность.