— Я, — начал было я, но осекся. Его взгляд смутил меня, я замялся, а потом понял, что должен пойти на риск, если хотел узнать больше. — Нет, — ответил я. — Я не знал об этом.

— Так я и думал.

— Что?

— Что ваша жена ничего вам не сказала о своем визите.

Бывают мгновения, когда алкоголь помогает найти спасительное решение. Преодолеваешь скованность и отбрасываешь раздумья, действуешь смелее, жизнь больше не кажется такой важной, появляется отвага, играешь ва-банк.

— Доктор, а что моей жене было от вас нужно?

Он посмотрел на свои руки. Это были крепкие жилистые руки с плоскими ногтями, руки скульптора.

— Ваша жена, — сказал он, — пришла ко мне после того, как побывала в приюте, в котором оставила своего сына. Ее направили ко мне. Собственно, я занимался с ее ребенком уже давно.

У Иоланты был сын. И она никогда не говорила мне об этом. И я даже не догадывался. Как же я не догадался? Разве это было так противоестественно? Ее возраст был соответствующим. Она уже была замужем. Почему же у нее не могло быть сына? Действительно, почему нет? Боже мой, но как же это было странно.

— Почему вы смеетесь? — спросил доктор Фройнд и озабоченно посмотрел на меня.

— Я не смеялся, я кашлял.

Он встал и подошел ко мне. Потом так тихо, будто никто не должен был нас больше слышать, он спросил:

— Господин Франк, вы знали о существовании этого ребенка?

Я молчал. Я думал. Но доктор Фройнд знал ответ еще до того, как я медленно покачал головой.

— Конечно нет, — сказал он тихо. — Мне жаль, что именно я должен сейчас рассказать вам об этом.

— Не сожалейте, — возразил я. Наконец я снова был абсолютно трезв, совершенно спокоен и мог здраво рассуждать. — Расскажите мне все.

Он кивнул и стал ходить по комнате взад-вперед.

— То, что я знаю, я узнал в полиции и из документов мальчика. Кстати, его зовут Мартин.

Его звали Мартин. Ну конечно, должны же его были как-то звать. Почему не Мартин? Мартин — это всего-навсего имя.

— Рассказывайте дальше, доктор, — попросил я.

— Мартин, — сказал он и снова принялся расхаживать по комнате, — сын вашей жены от первого брака. После развода, четыре года назад, мать отдала ребенка в упомянутый мной приют. Иногда она его посещала. Правда, в последнее время очень редко. — Он подошел ко мне и остановился — Господин Франк, — сказал он, — я прошу поверить, что мне не доставляет удовольствия таким образом вторгаться в вашу личную жизнь.

— Зачем же вы это делаете?

Внезапно голос его стал твердым:

— Потому что речь идет не о вас и вашей частной жизни, а о ребенке.

— Рассказывайте дальше, — сказал я.

— Ваша жена регулярно оплачивала счета из приюта, — продолжал он, а я снова перебил его:

— Но как она это делала? Она жила в Германии.

— Счета в Вене оплачивал ее знакомый, некто…

— …инженер Лаутербах, — сказал я.

— Да, откуда вы знаете?

— Я догадываюсь, — пояснил я. Круг замкнулся. Я не был сумасшедшим. Все было просто и логично. — Продолжайте, пожалуйста, — сказал я.

— Когда Мартину исполнилось шесть лет, мать передала право опеки руководству приюта. Мартина отправили в школу. — Доктор Фройнд закурил сигарету и выдохнул облако дыма. — Поймите меня правильно, господин Франк, я излагаю факты и воздерживаюсь от всякой критики по поводу поведения вашей жены, хотя оно тесно связано с тем, что произошло далее.

— Что же произошло?

— Мартина, — сказал доктор Фройнд, — который совсем не знает своего отца, да и мать не очень, через полгода выгнали из школы.

— Но почему?

— Впоследствии его выгнали еще из двух школ, — сообщил доктор Фройнд. — Почему? Потому что он был настоящим маленьким чертенком, так называли его учителя. Он терроризировал весь класс. Он жестоко избивал девочек, ломал чужие вещи. Он был не в состоянии воспринимать учебный материал. Это классический пример патологического ребенка. Руководство приюта направило его ко мне в консультацию. Я, господин Франк, знаю вашего сына уже год. Он приходит ко мне каждый четверг. И я не могу сказать, что мы не установили контакт за этот год. Не могу сказать, что я не пользуюсь его доверием. Если вообще кто-то есть, с кем он с удовольствием разговаривает, с кем он находит какой-то контакт, — то это я. И уже были признаки того, что дела идут на поправку… — доктор Фройнд задумчиво кивал, не обращая внимания на сигарету, которую держал в руке. Он старый человек, вдруг подумал я, я только сейчас понял это. Состарившийся человек, возраст которого был заметен только в моменты слабости, так как в остальное время он скрывался за фасадом силы и спокойствия. — Да, — пробормотал он, — были действительные признаки выздоровления. — Он взглянул прямо на меня, и его возраст ускользнул как дымка, его лицо снова стало молодым. — Поэтому, — продолжал он, — я обрадовался, когда ваша жена пришла ко мне и сообщила, что она снова вышла замуж.

— Ио… — я исправился: — Валери сказала вам об этом?

— Да, господин Франк, она также сказала мне, что вы усыновили ребенка.

— Я усыновил?

— Она предъявила документ, свидетельство, господин Франк, — он внимательно посмотрел на меня. Жгучий интерес к моей личности засветился вдруг в его взгляде. — Это был…

— Это был — что?

— Это был фальшивый документ.

О Иоланта, что же ты наделала! Что же ты была за человек? Ты мертва. Я убил тебя. Но ты все еще продолжаешь жить, я все еще должен принимать во внимание твое существование. Умрешь ли ты когда-нибудь? Что ты еще сделала, о чем я не знаю? Затеряется ли когда-нибудь твой след? Где рассеяны твои остальные тайны, где еще ты наставила ловушек, о которые я буду спотыкаться, в которые еще попаду?

— Это был, — выговорил я с трудом, — подлинный документ — я усыновил мальчика.

— Но вы даже не знали о его существовании.

— Мы мельком об этом говорили, моя жена и я. Я сразу согласился его усыновить. Я подписал формуляр, не взглянув на него…

— И не зная, как зовут ребенка, — он смотрел на меня без видимого удовольствия.

Я не выдержал его взгляда и отвернулся.

— И не имея желания хоть раз взглянуть на своего ребенка, — продолжал он спокойным безжалостным голосом.

Боже, это какое-то безумие. Чем все это кончится? Ситуация была абсолютно безнадежной! Тому, что я рассказывал, не мог поверить ни один человек. Я застонал. С бездумной легкостью было покончено с моими планами, спокойствием, с которым я шел на свои преступления. Кончено, все кончено. Я был калекой, готовым разрыдаться перед этим человеком, которого не знал, который ничего не знал обо мне и который даже не был полицейским. Кончено. Все кончено.

— Доктор, — сказал я и снова посмотрел на него. — Я хотел защитить свою жену. Но я вижу, вы мне не верите. К сожалению, я должен выдать ее. Ну хорошо. Я ничего не знал о том, что у Валери был ребенок. Я не усыновлял его.

— Разумеется, нет, господин Франк. Я благодарю вас за доверие, это облегчает мне многое. И однажды вы должны были об этом узнать.

— Да, — согласился я. — Когда-то я должен был об этом узнать.

— Мартин носит ваше имя.

Я молчал.

— Мартин Франк, — сказал доктор Фройнд. — Так его теперь зовут все.

Мое имя. Но мое имя не Франк. Мое имя Чендлер. И у Мартина, у которого не было ни отца ни матери, собственно, и имени не было. Он жил по фальшивым документам, еще даже не окончив школы.

— Он спрашивал обо мне? — поинтересовался я.

— Никогда.

Так. Никогда.

— А о своей матери?

— Тоже никогда, господин Франк.

Так. Тоже никогда.

— Его мать, господин Франк, ваша жена, к сожалению, во время своего последнего визита оказала пагубное влияние на мальчика. После долгой разлуки эта встреча для него была очень волнующей. Мать сказала ему, что в скором времени они смогут быть вместе навсегда.

Навсегда вместе. Об этом сказала ему Иоланта. Бедная Иоланта. Действительно ли она приехала в Вену в надежде на мир и покой. Неужели я так мало знал ее? Было похоже, что после своей смерти она все равно добьется этой цели. Потому что теперь мы были вместе. Навсегда. Я не мог ей противиться. И я не мог убежать от нее. От нее — нет. И от Мартина тоже. Доктор Фройнд этого не допустит. Итак, мы были вместе. Навсегда.