— Какое?

— Ты говоришь мне, сколько будет стоить, чтобы ты оставила меня одного и вернулась в Мюнхен.

— Нет, — резко и быстро ответила она.

— У меня много денег. Подумай.

— Я уже подумала.

— И?

— Я хочу быть с тобой. Я не хочу обратно. Ни за что. — Она глубоко вздохнула. — Я хочу уехать. Я хочу оставаться с тобой столько времени, сколько тебе отпущено. Я должна ехать, должна! А ты должен взять меня с собой. Поэтому я все это сделала.

— И потому что ты меня любишь, — вежливо сказал я.

Ее тело напряглось.

— И потому, что я тебя люблю, — сказала она. — Да, и поэтому тоже, ты, дурак.

— Ты не любишь меня, — пробормотал я. — Точно так же, как и я тебя. Ты решилась шантажировать меня, не раздумывая и не сомневаясь, так же как и я решил, не раздумывая и не сомневаясь, бросить тебя. Это есть у нас обоих: отсутствие сомнения.

— У нас есть много другого общего.

— Но не любовь.

— И любовь, — сказала она и неожиданно застонала.

— Что с тобой?

— Ничего, — быстро ответила она. — Ляг нормально. — Я немного сдвинулся и прижал ее. Теперь я отодвинулся обратно.

— Ты писатель, — сказала она, — ты писал сценарии и истории, в которых рассказывалось о любви. Попробуй сам объяснить это, у меня не получается. Я шантажирую тебя, живу с фальшивыми документами и хочу уехать с тобой. Я что, сумасшедшая? Я не знаю, я не могу подобрать слова, но пусть меня накажет Бог, если я лгу. Ты мне не веришь, да?

— Не верю.

— Ты не можешь меня понять.

— Нет.

— Ты ничего ко мне не чувствуешь?

— Чувствую, — сказал я. — Но это не любовь. Это называется совсем по-другому.

Она опять застонала.

— Ты не знаешь, — хрипло сказала она. — Ты совершенно не представляешь, Джимми, мой бедный маленький Джимми, ты не знаешь, что случилось…

Тогда я промолчал. Позже, намного позже я вспоминал о ней. Я тогда действительно ничего не знал. Когда я узнал правду, было слишком поздно — для всех.

— Иди обратно на свою полку, — попросил я.

— Нет, — сказала она и повернулась ко мне.

Я отодвинулся:

— Уйди, или я ударю тебя.

Она не ушла.

Я ударил ее.

Затем я сорвал с нее ночную рубашку. Она лежала совсем тихо и смотрела на меня. Ее рот был приоткрыт. Она была похожа на бабушку всех проституток мира. Я чувствовал, как гнев, бессознательная ярость поднимались во мне волной, когда я брал ее.

Позднее я заметил, что глаза мои были полны слез, слез ярости из-за моей собственной слабости. Иоланта не заметила этого, она спала. Но я не спал, лежал и смотрел на солнечный свет этого солнечного утра. Мы ехали через лес, и я слышал, как локомотив загудел. В голове кружились путаные мысли. Мне было холодно.

Я все еще не пойман, неожиданно подумал я. Я все еще не освободился.

Потому что я был слишком слаб.

И слишком труслив.

В Вене мы остановились в отеле «Захер».

Воскресенье прошло спокойно, в утренних газетах в понедельник я тоже не нашел сообщения о моем мошенничестве. Возможно, оно еще не открылось. Возможно, австрийские газеты работают несколько медленнее. Еще в воскресенье я позвонил инженеру Лаутербаху, и он попросил меня зайти к нему в офис в понедельник после обеда. Деньги для меня уже приготовлены, сказал он.

В понедельник с утра я попросил Иоланту сходить в бюро по квартирным вопросам и узнать, можно ли снять меблированную квартиру.

— Зачем? Мы не останемся в отеле?

— Нет, — сказал я, — это слишком рискованно. Полиция может проверить имена в книге гостей отеля. Если мы будем жить где-нибудь на частной квартире, найти нас будет намного сложнее.

Ее брови высоко поднялись, крылья носа вибрировали:

— Но мы же хотели в Италию.

— Нам надо немного подождать.

— Я не хочу ждать! Я хочу уехать отсюда.

— Я тоже хочу уехать, — сказал я, — но я не хочу в тюрьму. Сейчас пересекать границу было бы безумием. Мы должны остаться здесь на одну, две, может быть, на четыре недели и переждать.

Она согласилась:

— Да, Джимми, хорошо, я пойду искать квартиру.

Неожиданно я увидел, что у нее судорожно дрожат пальцы.

— Что с тобой?

— Ничего! — Она сжала кулаки. — Я просто хочу уехать отсюда, и все.

— Я тоже хочу уехать, — сказал я, — но это не так просто.

Целый день я был один. Я прогулялся по чужому городу, пообедал в каком-то ресторане, потом поехал на улицу принца Евгения. Офис инженера Лаутербаха находился на верхнем этаже помпезного здания и состоял из множества помпезных помещений. На двери под его именем было написано еще «Посредничество в вопросах реальности».

В каких вопросах реальности оказывал посреднические услуги господин Лаутербах, не сообщалось, но, похоже, у него было прибыльное предприятие. Молодой человек, который меня впустил и провел в огромное помещение, попросил немного подождать. В комнате были большие окна, люстра венецианского стекла и настоящий персидский ковер. На стенах висели два гобелена, я увидел античную мебель.

За письменным столом в стиле рококо сидела молодая дама и печатала на машинке. Когда я вошел, она взглянула на меня и вежливо поздоровалась. Я сел напротив нее в углу и стал нервно листать журналы, которые лежали на столике. Потом я отложил их, так как у меня было такое чувство, что молодая дама смотрит на меня. И звук печатной машинки смолк.

Я был немного удивлен, когда я убедился, что она действительно смотрит на меня большими светлыми глазами. Она опустила руки и тихо сидела напротив меня: молодая красивая девушка со светлыми волосами и крупным чувственным ртом. Я ответил на ее взгляд. Она оставалась совершенно серьезной, в то время как я начал смеяться. На ней был серый костюм в спортивном стиле, белая блузка и коричневые замшевые туфли без каблука. Ее серые глаза были с зеленым отливом, а светлые волосы гладко зачесаны назад и сколоты в тугой пучок.

— Да? — сказал я.

Она вздрогнула и сильно покраснела.

— Извините, — смущенно сказала она.

Я дружелюбно улыбнулся:

— Что случилось?

— Ничего, — поспешно сказала она и опять склонилась над машинкой, — извините, пожалуйста. — И она продолжила печатать свое письмо. Тут же зазвонил колокольчик. Она поднялась, открыла дверь и заглянула в соседнюю комнату, оттуда послышался мужской голос. Повернувшись, она посмотрела на меня: — Пожалуйста, господин Франк! Господин инженер просит вас войти.

Когда я проходил мимо, я попытался еще раз взглянуть на нее, но она демонстративно отвернулась. Я чувствовал ее запах, она пахла молодостью и чистотой. Ее лицо все еще было залито краской смущения. Я слышал, как она быстро закрыла за мной дверь.

Кабинет Лаутербаха был обставлен так же солидно и элегантно, как и приемная. Инженер встал мне навстречу. Это был тяжелый темноволосый человек с моржовыми усами и огромными руками в желтых пигментных пятнах. Он сутулился как медведь, из манжет торчали черные волосы.

— Садитесь, господин Франк, — вежливо сказал он. — Мой друг Мордштайн сообщил мне о вас. Вы захватили с собой квитанцию на получение багажа?

— Да.

— Могу я взглянуть на нее?

— У вас есть деньги?

— Конечно, — сказал он. — Я дам вам чеки.

— На сколько?

— Сначала на сто двадцать тысяч шиллингов. Все правильно, не так ли?

— Да, — сказал я. — Это первая сумма, эквивалентная двадцати тысячам марок.

— Точно, господин Франк. — Он нажал на кнопку. Дверь открылась, и вошла светловолосая девушка.

— Пожалуйста, чеки для господина Франка, — сказал Лаутербах.

Она исчезла.

— Я дам вам четыре чека, — сказал он. — В четыре разных банка.

— Но сейчас банки после обеда закрываются.

— Да, ну и что? — улыбнулся он.

— Поэтому давайте перенесем наше дело на завтрашнее утро, — сказал я. — Вы сможете тогда сразу же пойти со мной.

— Зачем?

— Чтобы я, после того как получу деньги по последнему чеку, смог отдать вам квитанцию, — сказал я.