— Я пока останусь, — сообщил О'Рурк. — Дождусь смены. В палату заходить не буду, — успокоил он доктора Ревела.

Микеле Горгон посмотрел на меня:

— А вы, дорогой мой Вильямс, составите мне компанию?

— Не знаю, получите ли вы от общения со мной удовольствие, но могу вас сопровождать. И поговорить не откажусь.

— Серьезный разговор?

— Серьезный.

— Тогда приглашаю вас в свое святилище, в библиотеку. Вы, разумеется, не испугаетесь?

— Вряд ли. А вы?

— Шутник вы, Вильямс. Я больше испугался бы вас мертвого, чем живого. Ибо память о мертвых затмевает и увеличивает мелочность живущего.

— Это для меня слишком сложно, — отмахнулся я. Не уверен, что он и сам вникал в свои сентенции. Вообще мне казалось, что словесная эквилибристика доктора Горгона направлена не на то, чтобы породить мысль, а на то, чтобы ее изуродовать. Проще говоря, пыжился парень прослыть художником слова без достаточных на то оснований.

— Что ж, возможно, несколько туманно. В дальнейшем я постараюсь выражаться понятнее. Прошу!

Мы подошли к его автомобилю.

— Спасибо. У меня здесь своя машина, я последую за вами.

Микеле Горгон предостерегающе поднял указательный палец:

— Ни в коем случае. — Увидев мое удивление, продолжил: — Езжайте вперед. Следовать за мной опасно. Это может вызвать недоразумения. Ваша жизнь становится для меня слишком ценной. Слава богу, вы не наткнулись на Эдди. Он, видите ли, возомнил, что ваше исчезновение из нашей повседневности доставит мне удовольствие. Вам повезло, мистер Вильямс. Я снял вас с мушки. Как минимум, на некоторое время.

— Зачем?

— Зачем? — Он помедлил, как будто размышляя. — Потому что я решил появляться в обществе. Решил снова жениться. Я бы хотел, чтобы меня сравнивали с живым, а не с покойником. Хотя бы до свадьбы.

— Но вы женаты, — вырвалось у меня непроизвольно.

— Да, женат. — Он игриво коснулся моей груди длинным, почти прозрачным пальцем. — Но чует мое сердце, скоро овдовею. Сила судьбы, сила разума, сила психического воздействия…

— А на ком…

— Нет-нет, Вильямс. Пока жена жива, не следует оглашать имя будущей невесты. Ведите машину осторожно и не раздумайте меня посетить. Я сделаю вам в высшей мере соблазнительное предложение, весьма денежное. И познакомлю с будущей женой.

— Но пока жена жива, не следует оглашать имя будущей невесты, — повторил я его фразу, усмехнувшись.

— Совершенно верно. И тем не менее я познакомлю вас с моей будущей женой.

И он сел в свой громадный «Роллс-ройс», дверцу которого держал открытой перед ним какой-то из его слуг.

Я шагнул в сторону своего автомобиля и остановился. Ведь он ясно давал понять, что собирается убить жену. Сходить к О'Рурку? Но от чего, собственно, защищал сейчас эту женщину О'Рурк? — именно от покушения. Сержант — опытнейший полицейский…

— Приятный прохладный воздух, — послышался голос Микеле Горгона из «Роллс-ройса». — Если вы хотите сходить к сержанту О'Рурку, я не возражаю, давайте чуть отложим нашу беседу.

Я ничего не ответил, просто прыгнул за руль. «Роллс-ройс» не успел сдвинуться с места, как моя машина уже свернула за угол.

Благодарю покорно, но я остерегусь верить заверениям о снятии меня с мушки. Даже если эти заверения соответствуют действительности. Может быть, пара гангстеров с пистолетами-пулеметами поджидают возле дома Главного Горгона машину, едущую перед «Роллс-ройсом» их босса.

Припарковав свою лошадку недалеко от дома Микеле, я поджидал его в холле перед лифтом.

— Удивительный вы человек, Вильямс. Все у вас с огоньком… с такой скоростью. Я тоже люблю скорость, но предпочитаю аэроплан. У меня их несколько — разных моделей.

— Наслышан. Ваша жена тоже от аэропланов без ума.

Микеле покосился на лифтера и ничего не сказал. Выйдя из лифта он, однако, отчитал меня за бестактность:

— Совершенно бездумное высказывание, Вильямс. Жестокое. Я уже не молод. И за всю жизнь мне было даровано счастье любить лишь двух женщин.

Я усугубил свою бестактность:

— Ну да, вы же были женаты дважды.

— Пока еще нет.

Мы прошли по крыше, превращенной в сад, и наконец оказались в библиотеке. Тот же старый слуга внес то же шерри номер один.

Я бесцеремонно обследовал библиотеку, проверил дверь за занавесом, за которой в прошлое посещение скрылась «мадам». Микеле Горгон наблюдал за моими маневрами спокойно, не говоря ни слова. Я проверил, не спрятался ли кто-нибудь за многочисленными портьерами, шторами. Хватит с меня горгоновских ловушек.

— Вы здесь в полной безопасности, — заверил меня Микеле. — Кроме того, сержант О'Рурк знает, что вы у меня. Знает, что я здесь с вами. И мой слуга знает.

— Что вы хотите этим сказать? — спросил я его.

— Сержант знает, зачем вы пришли ко мне.

— А вы знаете?

— Да. Вы хотите под угрозой физического насилия получить от меня определенные сведения. Вполне в вашем духе.

Примерно так дело и обстояло.

— Отчасти вы правы. Но я не буду угрожать насилием. Я применю насилие. Полковник Мак-Брайд нанял меня, заплатил мне. Он исчез.

— Вы приняли его исчезновение близко к сердцу?

Я один в комнате с убийцей, одним из гнуснейших преступников, с мерзавцем, заслуживающим многократной казни. Шагнув к сидящему Микеле Горгону, я схватил его за горло:

— Где МакБрайд?

Глаза Микеле Горгона смотрели на меня без страха, без эмоций, возможно, с легкой примесью любопытства. Он медленно заговорил:

— Ведете себя по-детски, Вильямс. Уверяю вас, что приняты все меры на случай подобного варианта развития событий. Полагаю, что я смог бы выдержать и физическое воздействие, включая пытки, но, — он чуть заметно улыбнулся, — не будем искушать судьбу. Еще чуть прижмете горло, и в комнату вбежит множество слуг. Невооруженных, но это неважно.

Похоже, он не блефовал. Я снял руки с его горла и отошел на два шага.

— А какая система страховки у вас предусмотрена на случай, если мне вздумается всадить вам пулю между глаз? — Я вспомнил слова О'Рурка.

Он поднес к губам бокал с шерри и улыбнулся:

— Мы с вами назовем эту систему страховки этикой. Мои братья назвали бы то же самое трусостью. «Кишка тонка», — сказали бы они. И знаете, Вильямс, я склоняюсь к точке зрения братьев.

Уж не знаю, насколько он был прав. Может быть, на сто процентов. В каждом из нас таится что-то женское. Смогу я пристрелить его или нет?

Возможно, он прочел что-то на моем лице. Возможно, понял, что ближе к смерти, чем в любой момент прошедшей жизни. Возможно, не понравилась ему уверенность движения моего ствола. Во всяком случае, он вдруг протараторил:

— Этот выстрел окажется роковым для полковника МакБрайда.

— Ваша фраза фактически означает признание, — попытался я изобразить полицейского инспектора.

— Сомневаюсь. Мы с вами не дети, Вильямс. Вы знаете, что я знаю, где полковник, О'Рурк тоже знает. В Олбени знают, что я держу в кулаке суды. Полиция знает, кого убивают по моему приказанию. Ну и что? Да ничего. Деньги, влияние, страх — все в моей руке.

Тут он наклонился ко мне и бросил на стол смятый листок бумаги. Я разгладил листок левой рукой и прочитал: «Душа Розмари жаждет мести». Что-то еще было тщательно удалено с листка.

Я увидел лицо, за которым однажды уже наблюдал здесь, в этой же библиотеке. Вернее, морду, искаженную злостью, выпученные глаза, подрагивающие губы, пузырьки слюны.

— Сто тысяч долларов за имя того, кто это написал. Кто пишет это уже в течение недели. Кто…

— Подробнее.

— Подробнее? Кто звонит мне по ночам? И повторяет то же самое голосом мужчины, который притворяется женщиной. Искажает голос. Да, это женский голос. Но это не может быть женщина и не может быть мужчина. И вообще не может быть никто живой. Никто в мире, кроме меня, не знает, кто такая Розмари.

— Ваша первая жена. В Италии.