Достоверно лишь то, что Золя умер, стремясь открыть окно.
Эта смерть остается загадочной. Разумеется, причина ее установлена. Но дымоход в камине мог быть закупорен намеренно, и это могло произойти случайно. Жан Бедель подверг изучению эти факты в серии статей, опубликованных в газете «Либерасьон»[198]: «Каким образом смертельный газ проник из камина в комнату? Именно над этим вопросом тщетно будут ломать себе голову эксперты: архитекторы и химики». В связи с отравлением газом вскоре было произведено расследование. Оно было поручено двум архитекторам — Брюнелю из полицейской префектуры и Жоржу Дебри — представителю правительства. Судья Буруйу порекомендовал им вступить в контакт с Шарлем Жираром, директором муниципальной лаборатории, и Жюлем Ожье, заведующим токсикологической лабораторией. Архитекторы осмотрели камин. Затем в их присутствии, а также в присутствии Жирара и Ожье, был зажжен в нем огонь. Это происходило 8 октября. «Огонь зажег слуга г-на Золя с помощью того же самого топлива и при тех же самых условиях, что и 28 сентября, то есть с помощью хвороста и кусков угля, приготовленных для отопления дома зимой». (Доклад экспертов, который цитировал журналист Жан Бедель.)
Эксперимент повторяют 11 октября. «Огонь охватывает куски угля, и они горят в течение нескольких часов при небольшой тяге». Через три дня архитекторы дают указание разобрать дымоход. «Колено» частично закупорено. Отверстие шириной семь сантиметров в этой пробке, образовавшейся из сажи, допускает медленное сгорание угля в камине. 18 октября во время прочистки дымохода собирают «несравненно большее количество сажи, чем при последней прочистке». Несмотря на этот факт, архитекторы делают следующее заключение: «В результате нашей экспертизы мы не обнаружили ошибки, которую можно было бы поставить в вину владельцу дома или подрядчику по кладке печей; данные экспертизы позволяют сделать вывод, что распространение ядовитого газа… вызвано пробкой в дымоходе вследствие его запущенности, следить за чем обязаны были сами жильцы». Жан Бедель между тем отмечает, что квартиронаниматели выполняли соответствующие инструкции, действовавшие в ту эпоху, и последняя прочистка дымоходов происходила в октябре 1901 года.
Во время обоих опытов, имевших целью «восстановить» трагическое событие, химики из полицейской префектуры помещают в спальне трех морских свинок и трех птиц. На следующий день — все свинки живы, но две птицы мертвы. Анализ крови не выявляет наличия в ней окиси углерода. Анализ воздуха, сделанный в комнате, показывает в первый раз — 1/10000 окиси углерода, а во второй раз — 1/3000. Эти дозы обычно считаются недостаточными для того, чтобы вызвать смерть, указывает Жан Бедель. Далее он делает следующий вывод: «Существует лишь единственное предположение, которое может объяснить, почему один раз из камина проникла смертельная доза окиси углерода и почему в последующие дни животные смогли выжить в спальне. Это предположение сводится к тому, что дымоход был закупорен в день возвращения Золя в Париж и что его прочистили утром, когда писатель был уже мертв». Этот аргумент логичен, но недостаточно убедителен. В самом деле, оба опыта не обязательно должны были быть идентичны. Большую роль мог сыграть элемент случайности. Именно так полагал, очевидно, судебный следователь, который уже 3 октября пришел к выводу (весьма поспешному) о несчастном случае без злого умысла. Вскоре расследование в связи с отравлением газом было прекращено.
Но Жан Бедель приводит в своих статьях новый факт. Читатель «Либерасьон» г-н Аккен из Тесси-сюр-Вир (департамент Ламанш) прислал Жану Беделю письмо, в котором выразил свое убеждение, что Золя умер не в результате несчастного случая. Г-н Аккен сообщает, что накануне войны 1914 года он познакомился в Сарселе (департамент Сена-и-Уаза) с одним подрядчиком печников. Бедель пишет далее: «Имя его он нам сообщил, однако мы по причинам, которые легко понять, не можем его обнародовать… Примерно в 1925 году г-н Аккен поддерживал дружеские отношения с г-ном У.[199], подрядчиком печников». Прошло время, рассказывает г-н Аккен, и вот в один из апрельских дней 1927 года, когда мы говорили о Золя, г-н У. разоткровенничался. Вот что он мне тогда сказал:
— Аккен, я расскажу вам, как умер Золя. Я доверяю вам, да, впрочем, ведь скоро истечет срок давности. Золя был отравлен. Это мы закупорили дымоход в его квартире. И вот каким образом: в соседнем доме переделывали крышу и дымоходы; мы воспользовались тем, что в этом доме постоянно можно было встретить рабочих, установили, где расположен дымоход, ведущий из квартиры Золя, а затем закупорили его. На следующий день, очень рано, мы прочистили дымоход. Нас никто не заметил. Остальное вам известно.
Жан Бедель постарался по возможности проверить эти сведения. Он «обнаружил следы перестройки крыши на соседнем доме». Он встретился с г-ном Аккеном. В Сарселе еще помнили о г-не У. Наконец, г-н Бедель обратился с вопросами к доктору Жаку Эмиль-Золя. Сын романиста — «малыш Жак» — сказал ему:
— Ваше предположение вполне правдоподобно… Что касается непосредственной причины смерти, то здесь не возникает никаких сомнений; анализ крови указал на отравление окисью углерода. Но объяснение, представленное экспертами, мне всегда казалось притянутым за волосы. История с морскими свинками, которые выжили во время экспериментов, проводившихся в комнате, где произошло отравление газом, казалась мне весьма странной. То же самое можно сказать и о стремлении представить дело так, как будто дымоход закупорился от оседания сажи. Это оседание, утверждали эксперты, вызвано сотрясением дома от уличного движения. А между тем квартира моего отца находилась в том крыле здания, которое расположено довольно далеко от Брюссельской улицы. Эта улица, проезжая часть которой вымощена торцами, была к тому же очень тихой…
Тогда Жан Бедель заметил своему собеседнику:
— Однако разве не удивительно, что какой-то подрядчик печников совершил этот заранее обдуманный преступный акт?
— Чтобы понять, насколько реальной была возможность политического убийства Золя, нужно принять во внимание ту страшную ненависть, которую вызывал тогда автор письма «Я обвиняю!..».
Доктор Золя показал Жану Беделю различные письма, полные угроз, которые романист в ту пору получал пачками. Некоторые из них мы уже приводили в главе, посвященной процессу Золя. Вот несколько других писем: «Где же Шарлотта Кордэ, которая освободит Францию от твоего мерзкого присутствия? Твоя голова оценена». «Грязная свинья, продавшаяся евреям. Я только что был на собрании, которое приняло решение прикончить тебя. Итак, я предупреждаю тебя, что не пройдет и шести месяцев, как второй Казерио, твой соотечественник, расправится с тобой. Франция освободится от гнусной личности. От имени комитета. Подпись: Обер». «Ты, Золя, ты, автор „Западни“, изменник и продажная тварь!.. Смерть! Смерть подлецу, грязному еврею! Г-н Золя, хорошенько запомните эти несколько строчек. С сегодняшнего вечера вы осуждены за ваши омерзительные поступки. Нас несколько настоящих французов, и жребий выпал мне. Динамит разнесет вас на куски, сударь; он заткнет вам глотку, мерзавец, так испачкавший своей слюной нашу дорогую Францию…» Это письмо подписал Жорж Гарнье. «Почему среди твоих свидетелей ты не назвал германского кайзера, который платит тебе вкупе с космополитической жидовней?..» и т. д. Все это исходило от тех, кого Золя называл с давних пор жабами. Атмосфера ненависти была столь угрожающей, что полиция вынуждена была неоднократно брать Золя под свою защиту. Следует также иметь в виду, что Лабори стал жертвой покушения, спровоцированного газетой «Либр пароль», а несколько позже Грегори совершил покушение на Дрейфуса.
Затем сын Золя сообщил журналисту следующее:
— Версия о самоубийстве была выдвинута его врагами. Поговаривали даже о том, что его отравила жена. В обстановке этой разнузданной злобной клеветы друзья Золя приняли версию о смерти в результате несчастного случая, которую поддержали судебные следователи, отнюдь не стремившиеся к уточнению обстоятельств. Наконец, даже если эта версия и внушала сомнения, то нужно не забывать, что правительство было слишком заинтересовано, чтобы поскорей прекратилось это дело и чтобы вокруг него было как можно меньше шума. В ту пору Франция переживала период «успокоения», последовавший за амнистией 1900 года. Если бы удалось доказать, что было совершенно убийство Золя, то страсти, вызванные Делом Дрейфуса, вспыхнули бы с новой силой. Впрочем, не исключено, что судебного следователя попросили прекратить расследование. (Это тоже не должно нас удивлять.)
