— Александр Озеровский, — отрекомендовался Саша, протягивая ему руку. — А это Марина Шутина.

Обменявшись с Сашей рукопожатием, Ковалев поцеловал Марине руку.

— Графиня, прошу вас пройти со мной.

В ответ Марина ослепительно улыбнулась.

Молодой человек провел их к лифту, а затем проводил до небольшой комнаты, где стоял стол и несколько складных стульев.

— Какие именно дела вас интересуют? — спросил Ковалев.

— Озеровских, — ответил Саша.

— И Шутиных, — добавила Марина. — Когда еще представится такая возможность, — сказала она по-английски, повернувшись к Саше.

Некоторое время они сидели в комнате одни. Разговаривать им не хотелось. Саша представил, что должна чувствовать Виктория, оставшаяся одна с Геннадием и не понимавшая ни слова по-русски. Он уже пожалел, что взял ее с собой.

Минут через двадцать появился Ковалев с двумя папками. Ту, что потоньше, он положил перед Сашей, а более толстую — перед Мариной.

— Дело Озеровских совсем небольшое, поскольку вся семья бежала за границу, и с ними уехали многие слуги. Дело Шутиных несколько объемистей. Семья была большая, владела множеством поместий в центральной части России. Когда усадьбы национализировали, было допрошено много народу. Если у вас возникнут вопросы, я здесь рядом.

Взглянув на Марину, Саша открыл свою папку и начал читать.

Дело: Андрей Карпов, комбайнер.

Бывший дворецкий Озеровских.

Во время допроса арестованный показал, что в саду дворца были зарыты фамильное серебро и предметы культа из драгоценных металлов.

Предметы найдены и переданы в Отдел ценностей.

Приблизительная стоимость: 169 золотых рублей.

Арестованный умер в заключении.

Умер в заключении? Интересно, что это значит, подумал Саша. Был ли он расстрелян или просто слишком долго сидел?

Саша стал читать дальше. В деле не было ничего существенного. Он листал страницу за страницей, но в основном там указывалось, что арестованные ничего не сообщили. Люди, отказавшиеся сотрудничать, часто «умирали в заключении».

Саша бегло просматривал страницы, пытаясь найти хоть какие-нибудь сведения о Снегурочке, но ему ничего не попадалось. Однако один из протоколов привлек его внимание.

Дело: Елена Карловна Зефирова

Учительница, Курская область.

Бывшая монахиня Марфо-Мариинской обители в Москве.

Во время допроса арестованная показала, что была свидетельницей встречи великой княгини Елизаветы Федоровны, сестры императрицы, с княгиней Озеровской (покинула Россию в 1918 г.), во время которой Озеровская пыталась вернуть ювелирное изделие, подаренное ей великой княгиней в 1905 году. Арестованная утверждает, что находящийся в нем голубой бриллиант имеет огромную ценность.

Предполагается, что Озеровская вывезла данное ювелирное изделие за границу.

Далее следовала приписка от 1936 года.

Арестованная призналась, что учила детей религии и объявила бывшую великую княгиню святой.

Расстреляна 16 июля 1936 года по постановлению Курского совета.

Саша не мог поверить своим глазам и снова перечитал протокол. Это была та самая брошь, которая была на его прабабке, когда дед сфотографировал ее рядом с царицей. Та самая брошь, которую его отец преподнес Марининой матери накануне ее свадьбы. Та самая брошь, из-за которой поссорились их матери. Оказывается, это был не сапфир, а голубой бриллиант.

Повернувшись к Марине, Саша увидел, что она невидящим взглядом смотрит на листы из своей папки, разбросанные по всему столу. Лицо ее побледнело и застыло.

— Не могу больше это читать, — тихо сказала она по-русски. — Я и представить себе такого не могла. Посмотри — здесь сотни имен. Слуги, крестьяне, евреи, учителя, священники. Ни в чем не повинные люди. Целые деревни. И все они погибли из-за верности нашей семье. «Отказался сотрудничать». «Сопротивлялся коллективизации». «Упорствовал в своих религиозных заблуждениях». «Умер в заключении». Почему они молчали? Почему не протестовали? Получается, что это мы виноваты в их смерти.

— Здесь нет никакой вашей вины, — возразил Саша. — Они ведь сопротивлялись, разве ты не видишь? Они не испугались и не пошли на сговор с преступным режимом. Дело не в вас, а в том, как сложились исторические обстоятельства.

— Но как это случилось? — прошептала Марина, глядя на груды листков, которые стали единственными надгробными памятниками для сотен людей.

Ковалев проводил Сашу с Мариной в комнату, где перед горами фотографий и фотокопий сидели Геннадий с Викторией.

— Это какой-то кошмар, — грустно сказала Виктория. — Здесь фотографии всех вещей, которые были проданы Сталиным за границу в тридцатые годы, похищены немцами во время войны, незаконно вывезены в семидесятые и украдены в последнее время. Тут и за неделю не разгребешь. Все это может сравниться только с той кучей рисунков, которые мне пришлось пересмотреть в Институте истории моды, когда я училась в Парсонсе.

Вздохнув, она отложила фотографии, которые держала в руке. Саша заметил, что на них изображены средневековые гобелены, совершенно не относящиеся к делу.

Саша с Геннадием стали объяснять Ковалеву ситуацию со Снегурочкой. Он долго слушал и наконец произнес:

— Пока у вас нет доказательств, которые позволили бы нам уличить фальсификаторов или тех, кто нелегально вывозит драгоценности из России, я вряд ли смогу что-то сделать. Вот моя визитка. Обязательно позвоните, если сумеете что-то узнать. Нелегальный вывоз ценностей из Москвы и Петербурга — это серьезная проблема, и мы будем благодарны за любую помощь.

Ковалев проводил их к выходу.

— Боюсь, что не смогу уделить вам больше внимания — сейчас очень много работы. Несколько месяцев назад ограбили минералогический институт, и сейчас наконец мы нашли зацепку. Спасибо за посещение.

Взглянув на побледневшую Марину, которая все никак не могла оправиться от потрясения, он добавил:

— Надеюсь, в следующий раз мы вас так сильно не огорчим.

Проводив их до машины, он приветливо кивнул им вслед:

— До встречи.

Когда машина отъехала от здания, Саша повернулся к Геннадию:

— Завтра в десять я встречаюсь с Орловским. Тебе нужно пойти вместе со мной. Мне кажется, что только он сумеет нам помочь. Виктория, Марина, сегодня вечером мы все идем в Большой театр и…

— И что? — подняла брови Марина.

— И должны убедить Дмитрия, что я готов принять его предложение и войти с ним в дело.

— Но как?

— Дмитрий должен мне полностью доверять. Он подарил мне поддельную брошь Фаберже, и я хочу, чтобы сегодня вечером ты ее надела. Это будет означать, что я ему поверил. Вместе с прекращением судебного дела это усыпит его бдительность.

— То же самое по-английски, пожалуйста, — вмешалась Виктория.

— Извини, — сказал Саша, переходя на английский. — Мы хотим знать наверняка, что Дмитрий по-прежнему нам доверяет.

— Конечно, доверяет. Не зря же он убеждал Марину, что главный мошенник — это Дикаринский.

— Ну, тогда пора сообщить ему, что мне все известно. Я так прямо и скажу, что Снегурочка и брошь — чрезвычайно искусные подделки. Но при этом добавлю, что ничего не имею против и сам хочу участвовать в этой афере. Это его обезоружит.

Саша посмотрел в окно машины. Ему уже случалось блефовать, работая с дилерами и клиентами, но здесь случай особый.

Вечерний коктейль начался не совсем удачно. Джон и Элиза Бернхэм были неестественно оживлены, и Маша, одетая в обтягивающее красное платье, переводила их реплики Антропиным. Анна Холтон была явно выбита из колеи Сашиным назначением. Теперь в центре внимания был он, и лишь от него зависела судьба будущих торгов. Ей же предстояло начинать все сначала в Лондоне. Лена Мартин просто светилась от удовольствия. Теперь, когда судебное дело было закрыто и поездка в Москву превратилась просто в приятное путешествие, она могла на время забыть о юридических проблемах и беззаботно наслаждаться жизнью.