— Ну что ж, мы неплохо поработали сегодня, — улыбнулась Анна. — Но происхождение надо установить более точно. То, что статуэтка видна на фотографии, сделанной в доме твоей прабабушки, еще ничего не значит. Ее могла принести с собой императрица. Или ее взяли у кого-нибудь, чтобы позабавить царственную особу. У нас еще масса прорех, и только вы с Геннадием можете их залатать. Ты, конечно, помчишься в Коннектикут?
— Угадала. Я как раз туда еду.
— Удачной охоты, — помахала ему рукой Анна. — Учти, твоя добыча даст Геннадию нужный ориентир.
Саша кивнул.
— Только зайду домой переодеться. Мне ведь придется копаться в куче пыльных фотографий и бальных книжек, заброшенных на чердак.
Саша пришел домой, еще не успев остыть от утренней горячки. Подойдя к окну, он раздернул шторы, впустив в комнату холодный зимний свет. В отличие от роскошных апартаментов отца, убранством напоминавших петербургские дворцы, Сашина квартира была скорее похожа на подмосковную дачу. Вся заставленная массивной мебелью, она дышала каким-то особым уютом. На полу лежал темно-коричневый бессарабский ковер с густым ворсом, кое-где истершимся от времени. На бледно-зеленых стенах были развешаны фотографии и репродукции в золоченых рамках. В углу висели семейные иконы, а в центре стоял круглый стол красного дерева, заваленный книгами и шкатулками из черненого серебра, которые коллекционировал Саша.
Из окна была видна русская православная церковь Святого Николая, построенная в 1903 году. Ее золотые купола и цветочный орнамент, характерный для московских зданий XVII века, являли весьма необычное для Нью-Йорка зрелище. Саша специально купил квартиру по соседству, и вид из окна вполне компенсировал некоторый недостаток пространства. Зимними вечерами, когда шел снег и в комнате горели свечи, Саше казалось, что он в Москве на Арбате или в Петербурге на канале Грибоедова. Ему нравилось отождествлять себя с этим зданием, словно они были парой русских эмигрантов, нашедших себе пристанище на Девяносто седьмой улице.
Оглядевшись, Саша стал вспоминать, где хранятся их семейные альбомы. Небольшой размер квартиры вынуждал поддерживать порядок. Глубоко вздохнув, он начал поиски и в конце концов обнаружил альбомы в кладовой, в коробке, на которой маминым почерком было написано по-русски: «Вещи Сиси».
Сашина прабабушка Цецилия, или Сиси, как ее звали в семье, родилась в Германии и выросла при Гессенском дворе, где в детстве играла с маленькой принцессой, которая впоследствии стала русской императрицей Александрой. В начале века она приехала в Россию и была принята при дворе, где и встретилась с князем Олегом Озеровским, который служил царским адъютантом. Они венчались в Ницце в присутствии обеих семей, и это практически все, что Саша знал о своей прабабке. Сиси активно занималась благотворительностью, увлекалась искусством и устраивала великолепные приемы, на которых собирался цвет петербургского общества. Бакст и Дягилев называли ее «Северным сиянием». Она была подругой и dame d’honneur[9] императрицы вплоть до 1916 года, когда та неожиданно отказалась с ней встречаться и Сиси была вынуждена покинуть двор.
Саша пересмотрел все фотографии, но Снегурочки на них не обнаружил. Правда, фотографий русского периода оказалось совсем немного. Большинство было сделано во Франкфурте и Париже уже после революции.
Собираясь в дорогу, Саша надел джинсы, кашемировую водолазку и пиджак в мелкую косую клетку. Но перед отходом оставалось сделать еще одно важное дело — перезвонить Марине. Взяв трубку, он набрал номер отеля «Марк».
— Отель «Марк». Благодарим вас за звонок. С кем вас соединить? — услышал он бесстрастный голос.
— Я бы хотел поговорить с Мариной Шутиной. Она…
— Одну минуту, соединяю.
В трубке заиграла музыка Вивальди.
— Алло! — произнес приятный молодой голос, совсем не похожий на голос его матери.
— Это Марина? — осторожно спросил Саша.
— Да, это я, — ответила молодая женщина с акцентом парижанки, изучавшей английский в Лондоне.
— Марина, это Саша. Твой кузен.
— Ой, Саша! — воскликнула Марина. — Можно мне тебя так называть? Как хорошо, что ты позвонил.
— Я так удивился, когда получил твое послание. Голос у тебя там совсем как у моей мамы…
— Да, я знаю. Рада, что и ты это заметил. Когда моя мать сердилась на меня, она всегда говорила: «Марина, перестань сейчас же. Ты говоришь, как моя сестра Нина», — произнесла Марина чуть дрогнувшим голосом.
— Как там твоя мама? — поинтересовался Саша.
— Этой осенью она умерла от рака груди. Отец просто места себе не находит.
— Мы ничего не знали. Мне очень жаль. Моя мать тоже умерла от рака, — сказал Саша, сраженный неожиданной новостью.
— Вот видишь, у нас сразу нашлось что-то общее, хотя радости от этого мало. Но теперь, я надеюсь, мы подружимся, как-никак мы родственники, — заметила Марина, оживившись. — Мне всегда хотелось с тобой познакомиться, но мама… ты понимаешь. Иметь кузена в Нью-Йорке и ни разу с ним не встретиться — это как-то не по-человечески. Позволь мне пригласить тебя на ужин, пока я здесь.
— Я тебя понимаю, но почему ты должна приглашать меня на ужин? Нет, так не пойдет, — отрезал Саша. — Жаль, что отца не будет в городе, так что вы не сможете увидеться. Но я устраиваю ужин перед балом, который дает один из городских музеев. Придет кое-кто из наших кузенов, и все они будут рады тебя видеть. Или у тебя еще не кончился траур по матери?
— Да, о танцах не может быть и речи. Мы справили сороковины только месяц назад. Но к тебе приду. Это так мило с твоей стороны. С удовольствием принимаю приглашение. Когда будет ужин и как одеваться?
Сообщив, что бал и ужин будут официальными (семь тридцать, вечернее платье), Саша пообещал прислать Марине письменное приглашение.
— Чудесно. Но видишь ли, Саша, я приехала с другом, и мне бы не хотелось…
— Нет проблем. Приходи, с кем хочешь. Конечно, в незнакомой компании лучше быть вдвоем. Приезжай пораньше, чтобы мы успели поговорить до прихода гостей.
— Хорошо. Обязательно приеду. Спасибо, Саша. Как же я рада, что ты позвонил. Для меня это очень важно. До скорой встречи.
Повесив трубку, Саша схватил вещи и поспешил на вокзал.
Поезд подошел к большому и современному Гринвичскому вокзалу, который Саша помнил совсем другим. Да и сам город сильно изменился. И когда они успели настроить столько магазинов? Да, давненько он не был в Коннектикуте.
Сев в такси, Саша назвал водителю адрес деда. Дорога была заметена снегом, и до Бель-Хейвена они ехали целую вечность. Наконец водитель свернул в самшитовую аллею. Подстриженные кусты были завернуты в мешковину — зимы здесь стояли долгие и холодные. Машина остановилась у каменного особняка с колоннами в георгианском стиле. Расплатившись с таксистом, Саша взбежал по ступеням и позвонил. Дверь открыла бабушка.
Высокая седая княгиня Озеровская, урожденная де Витт, была типичной нью-йоркской старой дамой из романов миссис Уортон. У нее были четкие и непоколебимые понятия о приличиях, и она весьма строго обходилась с Сашиным дедушкой, когда на того нападала русская хандра. Обхватив Сашу могучими руками, она втащила его в дом и звучно поцеловала.
— Ты совсем продрог. Снимай пальто и поставь вещи в угол, — скомандовала бабушка, бросив на внука критический взгляд. — В чем дело? Где твой портфель и костюм? Сегодня же рабочий день. В «Лейтоне» что-то случилось?
— Это неофициальный визит. Я заходил домой переодеться, — объяснил Саша, целуя бабушку. — Просто захотел вас повидать и заодно расспросить дедушку о Сиси.
— В любом случае мы тебе рады, — заверила его она. — Оставайся ночевать, а утром уедешь с первым поездом. Вполне успеешь заехать домой и в девять будешь на работе.
Это был скорее приказ, чем предложение, и, хотя Саша был не вполне уверен в выполнимости этого плана, спорить с бабушкой он не решился.
