Они подошли к причалу Каирипи в пятницу, в четыре часа пополудни. Стоя на палубе, Стелла смотрела на маленького жилистого человека с худым лицом, большим носом и рыжими усами, который ждал их на пристани. Рядом с ним неподвижно стояли трое местных полицейских. Человек не улыбнулся и не сделал шага навстречу. Когда он поднес руку к козырьку шлема, отдавая честь, Стелле это показалось настолько неожиданным, что она обернулась посмотреть, кого он приветствует. У нее за спиной стоял Вашингтон.

После отъезда из Марапаи они не обменялись и десятком слов. Вашингтон не покидал своей каюты и даже ел там. За обедом капитан заметил, что из него вышел бы плохой матрос, но Стелла считала, что он не прав. Просто Филипп избегал ее. А вечером она увидела его на носу корабля, он стоял, облокотившись о поручни, и ел манго, бросая кожуру в воду. Они обменялись лишь несколькими вежливыми фразами.

Районный комиссар поднялся на борт судна. Томас Ситон слыл человеком суровым и обстоятельным. Он прожил на территории уже почти четверть века и всегда был подтянут и немногословен, а в других людях больше всего ценил эти же качества.

Он презирал удобства и образование, а значит, и полицейских с юга, имевших университетские дипломы. К жизни в джунглях они готовились по книжкам, в то время как он предпочитал познавать ее на собственном опыте. Выпив стакан пива с капитаном, он сошел с корабля, чтобы показать своим гостям базу.

Каирипи располагался на острове. Раньше так было безопаснее, объяснил Ситон Стелле. Теперь же возникли определенные трудности, поскольку у них всего два корабля, и с ними все время что-нибудь неладно. Эти дурни из Марапаи ничего не понимают в двигателях.

Остров был довольно маленький, не больше мили в окружности. Он напоминал большой холм с плоской вершиной, крутые обрывы его поросли кокосовыми пальмами, нависавшими над самым морем. Верхушка острова казалась роскошным садом. С одного конца острова до другого протянулась пальмовая аллея, примерно через каждые сто метров под прямым углом пересекавшаяся узкими дорожками, ведущими к полицейским баракам, к суду, к дому Ситона и жилищам патрульных офицеров. Вдоль каждой дорожки и под кокосовыми пальмами цвели кусты и деревья — франгипани, кротоны, калиферы и гибискусы. Здешняя растительность казалась пышнее и роскошнее, чем в Марапаи, и Стелла, которой чудилось, что ее глазам предстала сама природа во всей своей красе, восторженно озиралась по сторонам. Марапаи представлялся ей теперь укрощенным зверьком. Быть может, культура белых людей, охладившая туземную кровь, сказалась и на растениях. Здесь, где действительность граничила со сказкой, могло случиться все что угодно.

Они медленно шли вперед. Стелла почти все время молчала. Иногда Вашингтон задавал какой-нибудь вопрос. Ситон коротко отвечал, указывая тростью на местные достопримечательности. Они побывали в здании суда, недавно сколоченном заключенными из древесины саговой пальмы. Один из полицейских полез на пальму сорвать для Стеллы ветку орхидеи. Ситон и Вашингтон сняли головные уборы возле ухоженной могилы, в которой покоился бывший знаменитый районный комиссар. Они вышли к берегу. Районный комиссар указал своим жезлом на видневшиеся за пальмами устья рек. Потом они остановились у обрыва. В заливе было мелко, и в спокойной воде, словно в зеркале, отражались очертания острова. Вокруг возвышались поросшие лесом пологие холмы. За ними поднимались горы, но висевшие над самым лесом облака размывали линию горизонта. За туманной дымкой, выдыхаемой лесом, вырисовывались мягкие контуры сероватого ландшафта.

— А это, — сказал Ситон, указывая палкой, — река, которая вам нужна. Бава.

Воцарилось молчание. Стелла, не отрываясь, смотрела на изгиб серой линии берега. Взгляд ее был неподвижен, как у лунатика. Ей было страшно.

Вашингтон украдкой взглянул на Ситона. Догадывался ли он, что происходит? Знал ли он больше, чем хотел показать? Обрамленные рыжими усами губы Ситона были похожи на капкан. Вашингтон не доверял молчаливым людям.

Ситон посмотрел на часы.

— Шесть. Пора промочить горло.

Он резко повернулся и зашагал по дороге. Вашингтон пошел рядом с ним. Стелла отстала.

— Вы подбросите нас вверх по реке? — спросил Вашингтон.

Ситон смотрел прямо перед собой.

— Можно. Хотя пора бы уже администрации понять, что районные комиссары — не туристическое бюро. Мы не просиживаем целыми днями штаны у себя в кабинетах, не то что эти напичканные чтивом мальчишки с юга.

— Извините, — сказал Вашингтон, вкладывая в слова все свое обаяние. — Мне это тоже не по нутру. Но есть приказ, знаете ли, и притом секретный. Начальник не хочет, чтобы поползли слухи.

— Я не разношу сплетен, — прошипел Ситон. Как Вашингтон не любил молчаливых людей, так и Ситон не терпел болтливых. Он достаточно долго прожил на территории, чтобы представлять себе последствия неблагоразумия. И, по его мнению, не было большего зла, чем язык сплетника. Он никогда не переходил на личности и никогда ничего не утверждал, если не располагал точными сведениями.

Они шли по главной дороге, обрамленной высокими пальмами и освещенной солнцем.

— Конечно, нет, — сказал Вашингтон. — Мне было велено передать вам это, вот и все.

Ситон хмыкнул и ускорил шаг.

— Вам будет нелегко найти себе провожатых, — резко проговорил он.

— Почему?

— Похоже, ребята не горят желанием возвращаться туда.

Вашингтон молчал. Он уже хотел задать Ситону следующий вопрос, но прикусил язык, потому что боялся ответа.

— Вы знаете почему? — наконец выдавил он.

Ситон пожал плечами.

— Все то же — вада. Их напугала смерть парня. Из них ничего не вытянешь. Глупые россказни.

— Россказни? — переспросил Вашингтон.

— Так, чепуха, — сказал Ситон, помахивая жезлом, и свернул на тропинку, ведущую к его дому. — Великие и могучие вада. Поговаривают, что они умеют летать и ходить, не оставляя следов. Знаете, мне наплевать на антропологов, но только они одни могут развеять страхи папуасов.

— Не оставляют следов! — Вашингтон глупо рассмеялся.

— Что бы ни происходило, все приписывают им. Кто-то умирает. В Майоле украли поросят. Реки выходят из берегов. Люди напуганы до смерти. Если бы вы оказались здесь раньше, вы могли бы отправиться со мной. Незачем так часто наведываться в верховья реки. Сомневаюсь, что вам удастся заставить ребят из Майолы подойти к деревне ближе, чем на день пути.

— Это не имеет значения, — ответил Вашингтон, — только бы они показали нам, куда идти. — Эти новости немного взбодрили его. Чем раньше отстанут провожатые, тем лучше. Он был ошеломлен не меньше Стеллы и, подобно ей, не задумывался о том, что ждет их впереди. Его пугала одна мысль об Эоле. Он старательно избегал думать о ней. Он строил планы, но еще не знал, как их осуществить.

Ситон резко остановился, щелкнув каблуками, словно собирался отдать честь, и подождал, пока Стелла их догонит. Они стояли перед домом — большим, приземистым зданием. На лужайке перед верандой на белом шесте развевался флаг. Ситон, первым поднявшись по лестнице, кликнул слугу.

Дом был обставлен с таким аскетизмом, что казался нежилым. Ни занавесок на окнах, ни подушечек на плетеных стульях, ни даже тростниковых циновок на полу. Вашингтон огляделся. Он презирал скучных людей, способных жить в таких условиях. На самодельной полке валялось полдюжины запылившихся книг с засиженными тараканами и затянутыми плесенью корешками. К стене была пришпилена подробная карта района. На низеньком деревянном столе в банке из-под повидла стояли три цветка гибискуса. По случаю приезда гостей.

— Садитесь, — сказал Ситон, указывая на стулья.

Стелла, казалось, не расслышала приглашения и подошла к окну. Все еще сжимая в руке ветку орхидеи, она стояла и смотрела на море. Вашингтону она сейчас казалась совсем юной и беспомощной, безропотно покорившейся своей судьбе, отдавшейся на волю несущего ее течения.