Ей все лгали: не только Энтони Найал, который завидовал ее мужу и от которого этого можно было ожидать, но и Тревор, ее друг и защитник. Теперь она видела, что он и не думал помогать ей, что он тоже норовил воспрепятствовать ей в поисках истины и справедливости. Она не просто злилась, она была озадачена и испугана: ее еще никогда не предавал друг. А она не сомневалась, что он был ей другом, потому что Дэвид любил его, восхищался им. Она страдала, словно ребенок, впервые слышавший, что бога нет.

На полпути она услышала позади рев джипа и отошла в сторону, уступая дорогу.

Джип проехал мимо и затормозил. За рулем был Хитоло. Он выглянул из окна и улыбнулся.

— Вас подвезти, миссис Уорвик?

— Вы едете в дом мистера Найала?

Он кивнул, и она села рядом с ним.

— Мне нужно забрать багаж мистера Найала и отвезти его в аэропорт, — сказал он. — Завтра он летит в Равауль. Обычно я сопровождаю его, но в этот раз он едет один, хотя и поручил мне приготовления к отъезду. Я помогаю ему уехать.

Стелла не слушала его.

— Хитоло, а мистер Вашингтон ходил с вами в долину Бава?

— Да, миссис Уорвик, — ответил он. — Он хороший человек, мистер Вашингтон. Мы с ним друзья. Он был на моей свадьбе и сказал речь.

— Почему вы мне сразу не сказали? — воскликнула Стелла, ломая руки. У нее появилось ощущение, что само время ополчилось против нее. Почти две недели она ничего не знала о Вашингтоне.

— Вы не спрашивали, — сказал он, взглянув на нее. — Я думал, вы знаете.

— Он ходил в Эолу вместе с мистером Уорвиком и Серевой?

— Да, миссис Уорвик.

Он замолчал, и Стелла поняла, что больше Хитоло ничего не скажет. И, когда он вновь повернулся к ней смуглой щекой, она неимоверно остро почувствовала глубину его горя. Затем его тонкие темные руки повернули руль, и машина, въехав в ворота, остановилась под манговым деревом позади дома Найала.

Стелла не колебалась. Она не задавалась вопросом, как бы на ее месте поступил Дэвид, в какую дверь войти, следует ли позвонить или постучаться. Она решительно поднялась по ступеням веранды и вошла в открытую дверь. Тревор, Джанет и Энтони сидели вокруг стола, на котором стоял поднос со стаканами. Джанет приподнялась, но тут же снова упала в кресло. Энтони и Тревор встали, Тревор шагнул вперед и протянул ей руку.

— Стелла, — раздался его теплый, приветливый голос, — как мы рады вас видеть!

В этот миг волнующая мысль о новом открытии отошла на второй план. Стелла, вне себя от гнева, резко повернулась к Тревору.

— Вы мне лгали! — Она говорила тихо, но слова выплескивались из нее, как горящая лава. — Вы лгали! Теперь мне все ясно. Вы не хотите, чтобы я узнала правду. Вы не хотите справедливого возмездия за смерть Дэвида. Вы знаете, что в Эоле что-то случилось, похоже, не хотите знать, что именно, и делаете все, что в вашей власти, чтобы помешать мне выяснить это.

— Эй! Потише, потише! — Тревор Найал улыбнулся. Он говорил успокаивающе-снисходительно, будто с разрезвившимся пони.

— Это бесполезно, — продолжала Стелла. — Вы и не думали мне помогать. Теперь я это понимаю. Вы только хотели, чтобы я отступилась. И я едва не уехала. Я собиралась лететь на следующей неделе. Кто-то убил вашего лучшего друга, но вам все равно. Правда может доставить вам много хлопот. Это может пойти во вред администрации. Настроить папуасов против властей. И вы допускаете, чтобы это бесчестье пятнало имя Дэвида. — Она расплакалась, но не отвернулась и не опускала горящих гневом глаз.

Кто-то повторил слово «бесчестье». Это был Энтони. Его глаза, огромные за стеклами очков, смотрели на нее в упор, сияя необычным блеском. Она заметила, как шевельнулись его губы.

Джанет всплеснула руками, вяло и бесцельно замахав ими.

— Тревор не стал бы лгать, — проговорила она. — Тревор такой добрый. Послушай, что она говорит, Тревор. Я бы никогда не сказала, что ты лжешь. Никогда.

— Я не верю не единому вашему слову, — вскричала Стелла. — Я сама пойду к этому человеку, Вашингтону. Я разузнаю, что произошло. Я пойду в Эолу. Я найду дорогу. Я обращусь в полицию. Я обращусь в администрацию, и мне плевать, если это кому-то навредит. Вы не считались со мной, почему я должна считаться с вами?

— Стелла! — Тревор положил руки ей на плечи. Она попыталась сбросить их, но не смогла. Он развернул ее лицом к себе. Трудно подозревать человека, который смотрит прямо тебе в глаза. Ей вспомнился отец, монахини, муж, те взрослые люди, которые направляли ее и заботились о ней, которые клали руки ей на плечи и говорили: «Послушай, Стелла, скажи мне, что случилось. Стелла, ведь не…» — и все они умерли и оставили ее одну. Ее воля медленно испарялась под его взглядом.

— Вижу, вы узнали о Филиппе Вашингтоне, — сказал он. — Вы не можете винить меня в том, что я скрыл это от вас. Я поступил так потому, что чувствую себя ответственным за вас. Конечно, я хочу помешать вам наделать глупостей. Потому что знаю, что вы только навредите себе. И, даже если вы правы, хотя это не так, я бы все равно попытался остановить вас и сам провести расследование. Я не позволю вам навлечь на себя беду.

— Неужели вы не видите, что мне все равно! — воскликнула Стелла. В ней с новой силой разгорелась искра сознания собственной правоты. И глаза ее еще ярче светились решимостью.

Энтони Найал резко развернулся, подошел к двери, но потом вернулся.

— А вы, — спросила она, глядя ему в лицо. — Почему вы не сказали мне?

Тревор посмотрел на брата и повторил:

— Да, Тони, почему ты ей не сказал?

На лице Энтони промелькнула язвительная усмешка. Он ответил, обращаясь не к Стелле, а к брату:

— Покажется странным, — сказал он, — но именно по той причине, которую ты только что назвал. Удивительно, что мы руководствовались одними и теми же мотивами? Мы можем поступать одинаково, но никому и в голову не придет, что у нас были сходные побуждения.

Тревор рассмеялся.

— Ну, ну, не горячись, братишка.

— Не надо грубить Тревору, Тони, — сказала Джанет. — Он очень добр к тебе; разрешил пожить в этом доме.

— У вас нет причин защищать меня, — резко возразила Стелла. Она простила Тревора, но не верила, что Энтони пытался избавить ее от страданий. «Вы не знали его… вы не любили его…» — сказал он.

— Зачем вам это? — спросила она. — Вы не любили Дэвида. Вам не нравится все, что связано с его именем.

— Похоже, вам доставляет удовольствие так думать, — тихо проговорил он. — Но вы ошибаетесь. У нас просто были разногласия, вот и все. Мы придерживались противоположных точек зрения на антропологию. Я не желал ему зла.

Тревор с раздражением повернулся к двери, где переминался с ноги на ногу слуга, стараясь перехватить его взгляд.

— Что еще?

— Пожалуйста, таубада, там прийти человек, что-то надо у таубада.

— Скажи ему, пусть подождет.

Кровь отхлынула от лица Стеллы. Возбуждение прошло. Она чувствовала усталость и оцепенение.

— Я увижусь с Вашингтоном, — машинально сказала она. — Я пойду в Эолу.

— Что ж, хорошо, — сказал Тревор. — Вам обязательно надо поговорить с Вашингтоном. Вы должны услышать от него о том, что случилось. Я же могу обрисовать все только в общих чертах. Но если вы хотите встретиться с ним, мне кажется, вам лучше подождать несколько дней. Он был болен.

Это предложение вызвало у нее новый всплеск эмоций.

— Я не могу ждать, — прокричала она. — Я ждала днями, неделями! Я больше не могу ждать! Джоб уже, наверное, в Эоле! Он может исчезнуть, прежде чем мы отыщем его.

— Человек перенес лихорадку и еще не оправился. Он не выходил на работу две недели. А Джоб в Равауле, — строго сказал Тревор.

Но сомнение, однажды зародившись, заставляет повсюду искать ложь.

— Откуда мне знать, болел ли он? — сказала Стелла. — Может быть, вы сами отослали его домой, пока я не покину страну или пока вы не переубедите меня, что вам почти удалось.

Тревор сдвинул брови, а Энтони улыбнулся.