Он улыбнулся своему внуку:

— Значит, ты хочешь, Сулейман, чтобы я приехал к вам в гости?

—  — Да! Да! — энергично закивал головой юный принц.

— Ну, будь по-твоему, — сказал Баязет. — Я поеду с вами сегодня же.

Спустившись с возвышения, султан взял внука под руку и удалился с ним из тронного зала.

Поначалу султан думал погостить во дворце Лунного света с неделю, но в самом конце этого срока Сарина, которой за девять месяцев до этого наконец удалось зачать ребенка, родила крепкого мальчугана. С позволения гордого деда младенца назвали Баязетом, и султан по этому случаю решил задержаться у младшего сыча.

Однажды Селим повстречался с отцом, когда тот выходил из покоев новой кадины сына:

— Пойдем погуляем в саду, отец. Я хочу поговорить с тобой, а там нас никто не сможет подслушать.

— Что беспокоит тебя, сын мой?

— Я хотел посоветоваться насчет Сулеймана и тех его братьев, которым уже больше шести. По нашим законам, как наследники твоего престола, они должны переехать в столицу под султанскую опеку. Я думаю, нам стоит решить этот вопрос до твоего возвращения в Константинополь.

Баязет оглянулся по сторонам. Под тенистыми деревьями сидели три кадины Селима. Возле них возились шесть внуков Баязета, и тут же играли внучки Хале и Гузель. Бас-кадина Сайра качала люльку со своей девятимесячной дочерью Нилюфер. И хотя султану очень хотелось бы видеть старших внуков возле себя, он прекрасно осознавал всю степень риска, которому они подвергнутся, переехав жить в столицу.

— Нет, — проговорил он, — они не поедут в Константинополь. Султанская опека придумана не зря, и это очень разумная вещь, но я вижу, что здесь твои дети счастливы и здоровы. Они живут на лоне природы и словно повторяют образ существования наших предков, которые кочевали по азиатским степям. Чем дальше они будут находиться от города, тем более сильными и крепкими мужчинами вырастут. С помощью всемогущего Аллаха я надеюсь еще долго править империей и не собираюсь в ближайшие годы уступать трон своим преемникам. Так что давай подождем, пока твои сыновья еще подрастут, а потом, может быть, вернемся к этому вопросу.

— Прости, что противоречу тебе, отец. Твои слова исполнены душевной щедрости и великодушия, но наши обычаи требуют, чтобы Сулейман, Мухаммед, Омар и Казим покинули отчий дом. Что скажут люди, если этого не произойдет? Вся критика обрушится на тебя за твою же доброту, а я не могу допустить этого.

Баязет пристально взглянул на сына. Этот разговор был чем-то вроде игры между ними. Селим, естественно, не хотел отпускать своих сыновей в Константинополь, и султану это было хорошо видно. Просто принц лишний раз хотел доказать отцу свою преданность. Поэтому Баязет сказал, прокашлявшись:

— Люди могут говорить, что я старый сентиментальный болван и что годы подточили мой разум. Пожалуйста. Но никто не посмеет сказать, что я уже не султан. Согласно нашим законам престолонаследования, твои сыновья получат преимущество перед любыми сыновьями этого дурака Ахмеда, если, конечно, у него родится хоть один сын. В любом случае пороки, которым вовсю предается этот развратник, разрушают его здоровье, и я не думаю, что он будет сидеть на троне долго. Если вообще когда-нибудь на него сядет.

Таким образом, между тобой и троном фактически стоит только принц Коркут. Пока это никому не известно, но я скажу тебе по секрету, сын мой, что он никогда не будет править империей. Коркут не хочет взваливать на себя такую ответственность. Итак, ты. Селим, однажды станешь султаном и поднимешься на трон, который по праву принадлежал твоему старшему брату Мустафс. Ты будешь сильным правителем, я знаю. А после тебя султаном станет Сулейман, который, возможно, добьется на этом поприще еще большего. Живя при дворе, он не будет знать той свободы, какую имеет здесь.

Юноша затоскует, и это подточит его силы, чего мы не можем допустить. Поэтому я хочу, чтобы он остался во дворце Лунного света, и это — мое последнее слово.

Селим упал на колени перед отцом и, склонив голову, коснулся лбом султанского сапога;

— Я твой вечный и преданный раб, мой господин. И я люблю тебя всем сердцем. Спасибо.

Слезы навернулись на глаза Баязету. Быстро смахнув их рукавом, он заставил сына подняться. С минуту они молча смотрели друг на друга. Затем султан проговорил;

— Не Ахмед, а ты должен бы быть моим наследником. С этими словами он резко развернулся и ушел в дом, оставив ошарашенного этим признанием Селима в одиночестве.

Спустя несколько дней султан Баязет неохотно попрощался с младшим сыном и всем его семейством и тронулся в путь. Дела звали в столицу. Едва он вернулся в Константинополь, как к нему тут же пробилась Бесма.

— Как тебе понравилось во дворце Лунного света, мой господин? — спросила она, удобно устроившись на низком диванчике. — Ты задержался там дольше, чем предполагал поначалу, и мы успели соскучиться по тебе.

— Я прекрасно провел время.

— Как принц Селим? Как его родные?

— Все в порядке. У него родился еще один сын, пока я был там, и его назвали в мою честь Баязетом. Бесма скрежетнула зубами:

— А старшему уже девять, не так ли? Султан утвердительно кивнул.

— По-моему, уже все сроки прошли, как он и кое-кто из его братьев должны были поступить под султанскую опеку. Когда нам ждать их приезда?

— Можешь не ждать вообще. Я не разрешил Селиму присылать их сюда. Пусть живут в Крыму. Там воздух чище.

— Что?! — Бесма вспорхнула с дивана и стала нервно расхаживать по комнате. — Ты с ума сошел? Они же наследники! Их необходимо перевезти сюда и не спускать с них глаз! Ахмеда нужно защитить!

— От четырех мальчишек? Скорее они нуждаются в защите!

— Что ты хочешь этим сказать, мой господин? Они нуждаются в защите? От кого?

— Не будем об этом, — буркнул султан.

— Что?! — взвизгнула Бесма.

— То, что слышала. И не смей кричать на меня, женщина. Пока что я еще султан здесь, а ты моя раба. Не забывайся! Иначе мне придется освежить твою память при помощи нескольких хороших плетей!

Но Бесма не унималась:

— Ты что, думаешь, что я что-то сделаю с этими детьми?! За кого ты меня принимаешь? Я женщина в конце концов и мать, которая подарила тебе наследника!

— Я прекрасно знаю, кто ты такая, — холодно ответил Баязет. — А наследника мне подарила Киюзем. Его звали Мустафа, и, если ты еще помнишь, в возрасте двух с половиной лет он умер. Причем поговаривали, что ты отравила его!

— Бред безумной женщины! Киюзем повредилась рассудком после гибели своего первенца.

— Это был не бред, а серьезное обвинение. И прозвучало оно со стороны отнюдь не сумасшедшей, а просто убитой горем женщины. И мне известно, что обвинение имело под собой основания. Знай, что Киюзем никогда не была безумной, равно как и ее дети никогда не были умалишенными.

У Бесмы отвисла челюсть. Придя чуть-чуть в себя, она проговорила:

— Раз тебе казалось, что я отравила Мустафу, почему же ты меня не казнил?

Баязет вздохнул:

— Я сам постоянно задаю себе этот вопрос на протяжении тридцати двух лет. Я не казнил тебя, наверное, потому, что Ахмед тогда был еще ребенком и нуждался в матери. А может, оттого, что я понимал: твоя смерть не вернет мне моего любимого сына. Но берегись, женщина! Ты все еще вполне можешь окончить свою жизнь в зашитом мешке на дне морском! Ахмеду больше не нужна мать. Равно как и мне!

Умная женщина промолчала бы, но гнев затмил Бесме разум.

— Как ты смеешь называть меня убийцей?

— Смею, смею. Между прочим, добрые люди на улице еще не так тебя называют. Берегись, кадина! Селим и его семейство находятся под моей личной защитой. И если что-нибудь вдруг приключится с ними, я вот этими руками задушу тебя н скормлю голодным псам.

Женщина побледнела как смерть и только тут, кажется, сумела взять себя в руки. Бросив на султана ядовитый взгляд, она выбежала из комнаты.

Весна 1509 года, которая началась так многообещающе, в мае вдруг подарила Турции весьма необычную погоду. Утро девятого числа выдалось хмурым и неприглядным. Желтоватое небо отражалось в серо-буром море, стоял мертвый штиль и тишина, ничем не нарушаемая в течение нескольких часов. Даже птицы притихли и попрятались в свои гнезда. Так было вплоть до полудня.