Иван Грозный принял все меры для того, чтобы подавить антицерковное движение, но в последнее десятилетие своего царствования он организовал новое наступление и на церковь, имевшее целью лишить ее последних остатков самостоятельности и еще раз урезать ее материальное могущество. Во время карательной экспедиции в Новгород в 1570 г. были разгромлены и ограблены новгородские монастыри, архиепископ Пимен заключен в темницу ¹⁰⁶. В ходе идеологической подготовки секуляризации монастырских земель Иван Грозный направил получившее широкую огласку послание монахам Кирилло-Белозерского монастыря, в нем он обвинял их во всех мыслимых грехах, начиная с пьянства и кончая содомией¹⁰⁷. Может быть, краски здесь были несколько сгущены, но доля истины во всех этих обвинениях явно наличествовала. Царь нашел поводы и к тому, чтобы подвергнуть преследованиям и казням многих крупных деятелей церкви: новгородского архиепископа Леонида по испытанному способу зашили в медвежью шкуру и затравили собаками, многие были обезглавлены, причем их головы «страха ради» подбрасывались к воротам митрополичьего двора ¹⁰⁸. Все же на полную секуляризацию монастырских и церковных имуществ Иван IV не решился.

В царствование его сына Федора, слабоумного, но весьма набожного человека, у руля правления стоял фактически его шурин Борис Годунов, поведший в отношении церкви гибкую и дальновидную политику. Он разогнал ее верхушку во главе с митрополитом Дионисием, поддерживавшую Шуйских, и отдал митрополичий престол Ростовскому архиепископу Иову, своему верному клеврету; тот в свою очередь заместил главные должности в церкви сторонниками Годунова. Покушения на церковно-монастырское имущество приобрели значительно более умеренные формы. Борис повел политику всемерного использования услуг церкви в интересах самодержавия и придворных правящих кругов. Важным актом в этом отношении явилось учреждение в 1589 г. самостоятельной Московской патриархии.

Иван Грозный не предпринял в течение всего своего царствования никаких шагов к учреждению патриаршества; это можно объяснить лишь тем, что он опасался создания своего рода двоецентрия власти. При той степени приниженности, на которой оказалась церковь в отношении светской власти к 80-м годам XVI в., такой опасности уже не было. Достаточно сказать, что вопрос об учреждении патриаршества был в принципе решен без участия духовенства — царем Федором, царицей Ириной и ее братом Борисом Годуновым; их решение было одобрено Боярской думой. Историк Н. Ф. Каптерев писал: «На участие в этом церковном деле какого-либо духовного лица, а тем более целого собора иерархов нет и намека» ¹⁰⁹ в каких-либо источниках того времени.

К рассматриваемому времени русский царь приобрел для всех восточных патриархов значение богатого мецената. Периодически они присылали в Москву своих уполномоченных за «милостыней», нередко приезжали и сами. Это ставило их в известную зависимость от московских властей. Однако учреждение новой патриархии было таким ответственным шагом, на который они могли решиться не сразу, притом за большую цену. Четыре патриарха должны были признать равным себе пятое лицо и поделиться с ним, таким образом, своим религиозным авторитетом в православном мире. Но обильная «милостыня», с одной стороны, и учет создавшейся обстановки — с другой, помогли патриархам стать на путь согласия с возведением Московской митрополии в ранг патриархии.

Созванный в январе 1589 г. Собор избрал в соответствии с желанием Бориса Годунова на патриарший престол митрополита Иова. Константинопольскому патриарху Иеремии предложили подписать соответствующую грамоту, что он и сделал незамедлительно, не понимая даже, что в ней написано, так как русского языка не знал. Грамота же была весьма многозначительная. Там говорилось, в частности, о Москве как о «третьем Риме», как православном царстве, превосходящем своим благочестием все ранее существовавшие. Неизвестно, знал ли вселенский патриарх, что в подписанной им грамоте говорится об участии во всем деле не только его самого, но и остальных трех вселенских патриархов и «всего собора греческого», но он эту фальсификацию скрепил своим именем. Б. В. Титлинов так комментирует данный факт: «Патриарху Иеремии, разумеется, едва ли подобало подписываться под документом, содержащим заведомую неправду о поставлении Иова с соборного согласия всех патриархов. Но Иеремия, с одной стороны, запутанный московскими хитростями, а с другой стороны, обязанный благодарностью за большие милости (в золотых червонцах. — И. К.), ему оказанные, видимо, махнул на все рукою…» ¹¹⁰ Прибыв в свою патриархию, Иеремия задним числом созвал других патриархов и добился их согласия на то, что уже было от их имени санкционировано. Это оказалось ему не особенно трудно, так как все восточные патриархи, по словам Титлинова, не меньше, чем константинопольский, нуждались в «московских милостях» ¹¹¹.

Новопоставленный патриарх Иов сделал все возможное, чтобы отплатить Борису Годунову за его благодеяния. Он поддерживал и прославлял его, пока тот управлял государством в царствование Федора Ивановича, а после смерти последнего всячески способствовал возведению Бориса на царский трон. И во время царствования Бориса Годунова патриарх Иов был его преданным слугой.

В течение Смутного времени руководители церкви играли видную политическую роль во всех перипетиях борьбы вокруг престола. Они искусно лавировали между различными претендентами и поддерживавшими их группировками. В условиях обострившейся в стране классовой борьбы, когда народные массы выступали в поддержку Болотникова, Хлопка и других крестьянских вождей, когда колебались основы крепостническо-самодержавного государства, церковь делала все, чтобы сохранить его и подавить народное движение. Некоторые из ее представителей проявляли незаурядное мужество и большую настойчивость в борьбе против угрозы польского завоевания. Следует отметить в этом отношении преемника Иова на патриаршем престоле Гермогена. Вошла в историю эпопея длительной обороны Троице-Сергиевой лавры против польских войск; вопреки традиционному взгляду о роли монастырской братии в этом подвиге надо сказать, что она составляла ничтожное меньшинство гарнизона осажденной монастырской крепости, а основная его масса состояла из крепостных крестьян и работных людей ¹¹².

При избрании Земским собором 1613 г. на царский трон Михаила Романова его отец Филарет, получивший сан патриарха из рук «тушинского вора» Лжедмитрия II, находился в польском плену. Московский митрополит заявил на Соборе, что ему было откровение насчет кандидата в цари, каковым в соответствии с этим откровением является Михаил Романов.

Вернувшись в 1619 г. из польского плена, Филарет взял в свои руки управление государством; последнюю функцию он присвоил по праву отца-опекуна (хотя Михаил был уже совершеннолетним). Отец и сын именовались «великими государями». Так как семейно-родственные основания права Филарета именоваться государем наряду с царем не были формально нигде зафиксированы, то в общественном мнении это право связывалось и с положением Филарета как главы церкви. В дальнейшем это создало серьезные осложнения для царя Алексея Михайловича, которому пришлось уже силой подавлять такие претензии со стороны патриарха Никона.

¹ Исторической характеристике тех верований и культов, которые были распространены среди восточных славян до их христианизации, посвящен капитальный труд академика Б. А. Рыбакова «Язычество древних славян» (М., 1981). Из работ, дающих общее описание процесса христианизации Руси и анализ тех проблем, которые возникают в ходе этого описания, укажем на следующие: Гордиенко Н. С. Крещение Руси: Факты против легенд и мифов. Л., 1984; Будовниц И. У. К вопросу о крещении Руси//Вопросы истории религии и атеизма. Вып. 3. М., 1955; Бахрушин С. В. К вопросу о крещении Киевской Руси//Историк-марксист. Кн. 2. М., 1937; Глушак А. С. Критика религиозной интерпретации введения христианства на Руси//Вопросы атеизма. Вып. 22. Киев, 1986.