Проклятая баба.

В комнате было темно, и только телевизионный экран мерцал из глубины. Страйкер лежал на кушетке, прикрывшись лоскутным одеялом, собственноручным изделием Кейт, а на груди у него лежал кот. Он гладил кота между ушами и морщился, глядя на экран и видя там себя самого, исчезавшего на носилках в подъезде «скорой» местного госпиталя. Перед ним пронесли Тоса — под зловеще окровавленной простыней.

Шестичасовые новости закончились, и теперь он смотрел сообщение о погоде. У него было сердце перевернулось, когда он увидел, что простыней укрыта и голова Тоса: неужели он мертв — и врачи солгали им? Затем порыв ветра откинул угол простыни — и стало видно руку Тоса, лежавшую на носилках. Она дернулась, пальцы подвигались, — Страйкер понял, что покрывало предназначалось для того, чтобы защитить не Тоса, а посторонних наблюдателей от кровавого зрелища.

Девушка, сообщавшая о погоде, выглядела необыкновенно жизнерадостной, хотя предрекала падение давления и осадков. Он на минуту закрыл глаза.

Зазвонил телефон, стоявший возле кушетки, и он вздрогнул от неожиданности. Кот с выражением упрека на морде отошел на дальний край кушетки и начал умываться. Страйкер взял трубку.

— Алло?

— Привет.

— Кейт? Разве у тебя не сегодня доклад?

— Давным-давно закончился, глупый. Прошел на «ура».

— Прекрасно. Хорошая девочка. Я знал, что ты сразишь их наповал.

— Ну конечно, ты же знаешь меня.

Он был так рад слышать ее голос, что чуть было не дал волю слезам, но тут же мысленно обругал себя за слабость.

— Так что там еще в повестке дня?

— Только что закончился обед. Думаю, когда разговоры понемногу сойдут на нет, я отправлюсь спать. — Ее голос звучал и возбужденно, и устало.

— А разве тебе не интересен весь этот фонтан остроумия и эрудиции?

— Никто не заметит моего отсутствия. Я…

— …и даже Ричард?

Она вздохнула.

— Перестал бы ты говорить в таком тоне о Ричарде. Я знаю: ты заблуждаешься относительно его пребывания в моей комнате в прошлый раз. Но он просто зашел узнать, готова ли я спуститься вниз, вот и все.

— Какой джентльмен!

— Таких в мире остались единицы.

— Исключая копов, очевидно.

— Нет, включая копов. Джек — что случилось?

— Что ты имеешь в виду?

— Пока я обедала, у меня возникло ужасное предчувствие, будто что-то случилось. Вот почему я позвонила.

— Думаю, это все просто плохие сны. Тебе бы нужно…

— Джек, что-то случилось, ведь правда? — Она слышала это по его голосу. Может быть, он слишком уж старательно пытался подделаться под свой обычный тон.

— Ну, кое-что случилось. Стреляли в Тоса — но теперь все в порядке.

— Стреляли?! — Ее голос сорвался от страха. — А с тобой все в порядке?

— Успокойся, я в порядке, — солгал он. — Я дома, разговариваю с тобой — это ведь Тос в госпитале, а не я. — Это была правда. — Со мной все в порядке. — Это не было правдой, но это было лучше, чем быть убитым.

— Где?

— Стреляли? На Гринфилд-роад.

— Нет, не это… где рана? Куда его ранило?

Страйкер вздохнул.

— В голову… Но все уже в порядке, Кейт, — добавил он, услыхав стон ужаса. — Тос потерял кусочек кости, но в остальном обошлось. Ничего жизненно важного не задето. Глаза, нос, зубы — все цело и сосчитано. Уши тоже в порядке. В самом деле.

— И тебя ранили тоже! Я слышу это по голосу. Утром лечу домой!

— Не делай глупостей. Я просто беспокоюсь, как там Тос, вот и все. Говорят, у него все в порядке, но я не успокоюсь, пока он не очнется и не начнет указывать мне, что именно следует есть — а чего не следует. Ты же знаешь, как он печется о моем здоровье — прямо как настоящая еврейская мамаша. Теперь я плачу той же монетой.

— Я не верю тебе.

Ему ужасно хотелось, чтобы она оказалась рядом.

— Ты что, желаешь, чтобы и в меня непременно стреляли? О'кей, я лежу тут загипсованный с ног до головы, истекая кровью, и вскрикиваю в агонии каждые три минуты. Единственное твое утешение, что пока я весь в пластырях, я не могу волочиться за женщинами. Или, по крайней мере, не так успешно, как всегда.

— Понятно. — Кажется, ему удалось убедить Кейт, что он не ранен.

— Найму «скорую», чтобы встретить тебя в аэропорте. Не забудь привезти мне йоркширского пудинга и шотландского печенья. В какое время ты хочешь прилететь?

Наступила долгая пауза, и он почти слышал, как она думает. Он надеялся, что не убедил ее своей бравадой, поскольку ничего не мог представить себе в настоящий момент лучше, чем ощутить ее холодную ладонь на своем горячем лбу. И еще — может быть, чтобы ему почитали, как читают книжку заболевшему ребенку. Наконец она заговорила.

— Кто стрелял в него? Это то… тот охотник за копами?

Итак, он убедил ее — и она перестала волноваться за него. Вот что значит насмешка. Почему же он чувствует такое разочарование?

— Пока не знаем. Стреляли с далекого расстояния, следовательно, из винтовки. Теперь это работа экспертизы.

— Наверняка это тот же самый…

— Тебе бы к Нилсону в напарники.

— Он тоже так думает?

— Да.

Кейт вздохнула:

— Видишь ли, у меня было предчувствие насчет Тоса.

— Ты имеешь в виду, что начала волноваться из-за него?

— Я всегда боялась за него, — ответила Кейт.

— Да, я знаю, — мягко сказал Страйкер. — Прости.

Наступила пауза — а затем он услышал, как она глубоко вздохнула.

— Я еду домой.

— Нет.

— Но я уже сделала свой доклад.

— Нет! И забудь об этом. Мы все здесь взрослые, мы способны позаботиться о себе сами! — получилось более резко, чем он рассчитывал.

— Я не могу не волноваться, — так же резко ответила она.

— Я тоже не могу, но, черт побери, нет никакой разницы, будешь ты волноваться здесь — или там!

— Большое спасибо — ты так хорошо объяснил мне, что я не нужна.

— Я не это имел в виду.

Наступило молчание. Они оба поняли, что эта трансатлантическая перепалка станет им в копеечку — поэтому только он открыл было рот, она заговорила, перебив его:

— Хорошо, я поняла так, что могу оставаться на этой страшно важной конференции. Поскольку с тобой все в порядке и всякое такое. С тобой ведь все в порядке?

— Ничего такого, чего бы не исправил ночной сон. — Он стал выражаться настолько осторожно, что можно было подумать, это не он, полицейский Страйкер, а проклятый Ричард Коттерелл.

— Мне очень жаль Тоса.

— Мне тоже. Но все в порядке, у меня еще остаются Нилсон и Пински.

— И мисс пожарный кран, — напомнила она. — Или это миссис?.. — Такой невинный голос.

— Она вдова.

— О, как неловко. — Никакой жалости в голосе.

— Она тоже в помощь, пока Тос не встанет на ноги. Почему нет? Во всяком случае, это целое состояние. Увидимся через неделю, — быстро проговорил он.

— Теперь уже через три дня.

— Правильно, через три дня. И больше никаких предчувствий, о'кей?

— Я немедленно сообщу своему подсознанию. — Она тоже может быть резкой и острой на язык. Повесила трубку. Связь прервалась.

Он тоже повесил трубку, но с чувством вины. Когда она придет через три дня и найдет его с дыркой в плече, она возмутится.

Ну и что?

Через три дня он снова обретет силу. Если повезет.

А он не чувствовал никакого везения.

Кейт повесила трубку и стояла, глядя на диск невидящим взглядом. Затем медленно повернулась и села в ближайшее кресло. Вокруг нее было почти пустынно: участники конференции обедали, или, вернее, наслаждались послеобеденным бренди. С нее было довольно. Весь день Стратфорд был полон народу. Первые весенние лучи привлекли гуляющих и любителей нарциссов и крокусов, ростки которых показались на оттаявшей земле вдоль Эйвона. В течение всего утра и дня, от разговора к разговору, она должна была поглядывать сквозь окно на улицу. Снаружи проходили толпы людей, и шарканье и стук их обуви на тротуаре проникал и в здание. Слышен был смех, кричали дети. Казалось, все спешат на какой-то парад или праздник, но то была всего лишь весенняя вспышка своего рода сумасшествия англичан, вызванная теплом и солнцем. Они отвыкли и от того, и от другого и сейчас как будто слегка ошалели от весны.