— Да хватит тебе, Рэйч, — упрекнула ее Элси. — Мы это уже проехали.

Рэйчел что-то недовольно пробормотала в ответ, а Кертис, благодарный младшей сестре за защиту, продолжил рассказ.

Потом он прошел тем же путем, которым следовал за Прю, когда впервые попал сюда — в место, до того известное ему как Непроходимая чаща, где его жизнь так круто изменилась. Он пересек железнодорожный мост, — к счастью, в этот раз не наткнувшись на идущий в южную сторону поезд, — миновал широкий внешний пояс и очень скоро снова оказался в Диком лесу.

— Это то место, где мы сейчас, — пояснил он, обводя рукой темную стену деревьев вокруг, освещенную сейчас лишь огнем факела. — Необитаемая, дикая часть леса. Многое из того, что тут творится, до сих пор покрыто тайной. Даже самые старые разбойники иногда рассказывают легенды о привидениях и духах, которые живут в этих местах.

Каждый раз, когда он заговаривал о своих друзьях-разбойниках, о своих погибших товарищах, его голос теплел. Эти одинокие поиски совершенно завладели мыслями двоих путешественников: Кертиса и Септимуса. Крыс целые дни лазал по верхним ветвям деревьев, выискивая со своего высокого наблюдательного пункта хоть какой-нибудь знак присутствия разбойников, а Кертис в это время продирался сквозь усеянный папоротником подлесок. Они предположили, что те, кто пережил нападение на лагерь, должны были сбежать и выстроить новое убежище. Разбойники славились своей скрытностью и умением маскировать любые следы присутствия, так что Кертис с Септимусом не удивлялись, что отыскать выживших нелегко.

Шли дни. Проходили недели. Никаких зацепок не появлялось. Они перебивались скудной пищей, какую удавалось добыть в лесу, и укрывались на ночь под грубыми навесами, которые с трудом устраивали измученными руками. Разговаривали мало; просыпались рано и разделялись, прочесывая лес вокруг с навязчивой тщательностью; выдвигались дальше, лишь убедившись, что ни один разбойник не оставил поблизости своих следов.

Но дни наслаивались один на другой, и наконец им стало ясно, что диколесских разбойников действительно больше нет. Они вымерли. Как-то погожим вечером, сидя у походного костра, Кертис и Септимус порешили возродить общину заново. Кертису казалось, что в случае подобного истребления разбойников клятва требует от выживших продолжать общее дело. Последняя строка клятвы наказывала жить и умереть вместе с разбойничьим племенем, и Кертис намеревался исполнить все в точности. Не было никаких причин распускать шайку, даже если число ее членов сократилось до двух. Теперь диколесскими разбойниками были они двое — он и Септимус, первые и последние. Только они могли сохранить разбойничий кодекс и законы.

Поскольку Брендан пропал и был, вероятно, мертв, Кертис, полагая, что король бы это одобрил, сам провел обряд посвящения для Септимуса, который до того не приносил клятвы. Крыс несколько подозрительно отнесся к кровопускательной части ритуала, но в остальном, казалось, принял свой новый статус с мужественной решимостью.

А потом? Кертис оставил память о своих названых братьях и сестрах в прошлом. Было в этом что-то такое, отчего ему стало легче переносить сложившееся положение. У него перед глазами больше не стоял знак вопроса, следуя за ним повсюду, будто облачко с мыслями над головой героя комикса. Он постарался забыть разбойников — прежних диколесских разбойников. И подготовился к своей новой роли — роли одного из двоих единственных уцелевших членов давно погибшего племени.

Они построили высоко в кронах деревьев новое убежище с деревянными дорожками, которые соединяли платформы, установленные на самых верхних ветвях старейших кедров. И однажды Септимусу пришла в голову гениальная идея сделать манекены разбойников, чтобы охранять границы их убежища. Чтобы любой путник, забредший в эти леса, увидел их силуэты и поспешил убраться, зная, кому принадлежит здешняя земля, и что диколесские разбойники сильны как никогда.

Они даже устроили несколько нападений на Длинной дороге, что было делом нелегким, учитывая их количество и тот факт, что у них не было лошадей. Несколько повозок пронеслось мимо, не испугавшись преграды на пути, но в конце концов одну им удалось остановить. Их первой жертвой стал южнолесский торговец, возвращавшийся с удачного рыночного дня на севере. Сгущалась тьма, и кучер, к счастью, перепугался при виде странных призрачных силуэтов, стоявших так близко к дороге. Когда Кертис и Септимус появились из лесной чащи, кучер предположил, что на него, как обычно, напал большой отряд.

— Берите все, что вам нужно, — сказал он дрожащим голосом. — Только не убивайте!

Но вообще-то, по правде говоря, сундук с золотыми дублонами, от которого они избавили купца, не особенно развеял меланхолию Кертиса. Он понял, что единственной причиной этого ограбления для него была необходимость поддерживать легенду. Нельзя было позволить, чтоб поползли слухи, будто тому, кто решится ехать через самую негостеприимную часть леса, больше нечего бояться диколесских разбойников.

Вот так он и жил вплоть до этого самого вечера, когда на реку опустился тяжелый туман, заслонивший звезды, а две его сестры вторглись на разбойничью территорию в каких-нибудь нескольких милях от подвесного лагеря и наткнулись на две его самые большие ловушки. Он только что вернулся с нового дежурства на Длинной дороге — выискивал повозки путешественников, удивляясь тому, что вот уже несколько дней никого не видно, и вдруг почувствовал странную дрожь, похожую на землетрясение, а по лесной подстилке пробежала волна ряби.

— Я тоже почувствовала! — воскликнула Элси при его упоминании о волне.

— Я не мог понять, что это, — сказал Кертис. — Подумал, что где-нибудь готовится нападение. Что, может быть, койоты перегруппировались и пошли охотиться на нас. Поэтому вышел проверить границы и увидел, что в мои сети попались вы.

Оказалось, землетрясение почувствовали все, но были настолько поглощены погоней сквозь таинственный лес, что не успели хорошенько поразмыслить над этим ощущением.

Крыс Септимус спрыгнул с плеча Кертиса и подбежал к подолу Роджера. Не успел тот и вздрогнуть, как крыс взобрался по его ноге и зашептал на ухо:

— Тебе случайно об этом ничего не известно? Не твои ли прихвостни пошли в атаку?

— Не мог бы ты отозвать крысу? — обратился Роджер к Кертису. — Она по мне ползает.

— Эй, он мой хозяин не больше, чем я его, — заметил Септимус сухо.

— Я не люблю грызунов.

— Ну, а я не очень люблю деспотичных теократов,[26] — парировал Септимус.

Суиндон глубоко вздохнул, а потом начал:

— Это безнадежно. Скоро на нас наткнется Дозор. В эту самую секунду, пока мы здесь разговариваем, они разбирают Северную стену, чтобы присоединить Авианское княжество к новой Единой нации под эгидой Единого Древа. Всех вас объявят предателями единой религии и, скорее всего, отправят вслед за вашей дорогой Велосипедной Девой доживать свои дни в одиночестве на Скале. Если вам повезет. Как старейшина халифов, я могу обещать, что приговор будет зависеть от того, насколько быстро вы сдадитесь.

— Ну, — невозмутимо подытожил Септимус, — раз так, выходит, ты довольно ценный заложник.

Роджер ничего не ответил. Остальные, казалось, обрадовались его молчанию. Нико перевел взгляд на крыса, сидящего у пленника на плече.

— Давно ты это умеешь? — спросил он.

— Что умею? — осведомился Септимус.

— Ну, э-э-э, разговаривать.

— А ты давно? — не растерялся крыс.

— Намек понят, — диверсант задумчиво помолчал. — Здесь все животные такие? — решился он наконец.

— Уж будь повнимательнее, — попросил Септимус и отправился обратно на плечо Кертиса, идущего в головах отряда. — Ты теперь в Диком лесу.

— Добро пожаловать, — произнес Кертис, гордо положив руку на первую ступеньку лестницы, — в разбойничье логово «Олений череп — победитель драконов».

— Я помог придумать имя, — вставил Септимус.