Наступило время еды, и муж сказал жене:

— Садись, покушай рядом со мной! — говорит.

Сноха и тут не садится:

— Ладно, сяду ещё, поем.

Джигит не выдержал, разозлился.

— Ты бы поела со мной, да ведь насытилась ночью вместе с собаками, — вырвалось у него. Жена сказала:

— Ага, ты слишком много стал знать, — и ударила мужа волшебным прутиком. Муж тут же превратился в собаку. И вот бродит муж собакой по улицам. Ни от кого ему нет милости. Мальчишки бросают камнями, натравливают собак, и собаки его треплют. Так он бродил, побился и совсем ушёл из деревни. Шёл-шёл и дошёл до пастуха соседней деревни. Пастуху крайне нужна была собака. Он её подзывает: «На-на, иди ко мне, хлеба дам». Собака к нему подошла. Сказал: «Ложись» — легла, сказал: «Встань» — встала. Когда дал хлеба, повиляла хвостом, как бы благодарила. Пастух поразился её понятливости. «Будет мне хорошим товарищем», — сказал и приучил его к себе.

Они стали пасти стадо. Собака овец не теряет, не даёт отделяться им от стада. Так прошло семь лет. Тем временем на свет пошла молва о понятливости собаки. «Знает то, чего не знает человек, пропавший скот отыскивает», — говорят и лишнего прибавляют, всегда же так бывает в таких случаях.

У падишаха, оказывается, уже при родах дети пропадали. До падишаха дошли слухи, что у какого-то пастуха есть умелая собака. Падишах заплатил большие деньги, уломал пастуха и забрал собаку.

Подошло время, когда должен был родиться двенадцатый ребёнок падишаха. Собаку содержали в комнате падишаховой жены. В один из дней, когда должен был родиться ребёнок, из дымохода спустился некто и, завернув новорождённого в белую тряпицу, побежал к дымоходу. Жена падишаха этого и не чувствует, и не видит. Только собрался тот ускользнуть, как собака «гам!» и бросилась на него и в драке ребёнка вырвала.

Начала она лаять, выть, никак не может падишаха разбудить. Так помаялась, всё же разбудила его. Взял он ребёнка из печи, очень уж обрадовался, что цел и невредим. Ещё одного-двух детей жены падишаха спасла она. Теперь собаку очень любили, холили. Со временем падишах, записав все заслуги собаки на золотом ожерелье, отпустил её на волю.

За много лет он соскучился по родине, дому, вернулся в деревню. Жена знала все его дела, все почести, возданные ему.

Только он подошёл к крыльцу, снова ударила его волшебным прутом. Собака наша превратилась в воробья. Туда села, сюда села, ищет корм, но не находит. Поискала она, поискала и улетела из деревни, залетела в лес. Долго летела и долетела до одиннадцати парней, молотящих зерно. Он спустился к ним на ток и стал подбирать зерно. В это время из дома вышел старик и, взяв в руки прут, начал его прогонять:

— Не показывайся мне на глаза, я убью тебя! — говорит.

Одиннадцать джигитов, бросив цепы, подбежали к старику.

— Дедушка, не убивай этого воробья, он нам товарищем будет, — говорят.

Вгляделся старик получше и поразился.

— Глянь-ка, это ведь тот, кто спас вашего двенадцатого, — говорит.

Те джигиты очень удивились этому.

— Дедушка, а его можно сделать человеком? — говорят.

— Почему же нет, можно, — отвечает старик.

— Если можно, ты его сделай человеком, нас будет тринадцать родных, — говорят.

Дед ударил волшебным прутом, наш воробей теперь вновь стал человеком. Став человеком, он стал следить, куда дед положил волшебный прут. Взял с потайного места, куда старик спрятал и ударил, старик тут же стал лошадью. Тем джигитам он объяснил, в чём дело.

— Вы дети падишаха, вас этот старик путём колдовства унёс ещё в детстве, вам нужно вернуться к отцу, — говорит.

Запрягли ту лошадь, с ним запрягли ещё много коней, нагрузили много добра и двинулись в обратный путь. Передав одиннадцать джигитов падишаху, погостив как следует, и, получив много подарков, наш джигит вернулся к себе домой.

Та красивая женщина вышла его встречать.

— О душа моя, где пропадал, очень соскучилась, проходи, добро пожаловать, домой заходи, — говорит она.

Джигит сказал:

— В этом доме ты хозяйка, вперёд ты ступай, — говорит.

Только шагнула женщина к двери, вытянул её по спине волшебным прутом. Женщина тут же превратилась в сивую кобылу. Джигит запряг кобылу и начал лес возить. Деревья грузил с сучьями да с ветками, целиком и ударами заставлял тянуть. Так, промучившись, от жажды кобыла запряженная кинулась в глубокое озеро и затонула.

Джигит хорошо поживал. А в эти дни я не бывал, не знаю, как ему живётся-можется.

В прежние времена жил один человек — Рыбак. Рыбу ловил, продавал её, тем и содержал свою многодетную семью.

Как-то раз, отправившись на рыбную ловлю, закинул он крючок, и попалось на этот крючок что-то страшно тяжёлое. Настолько увесистое, что едва он вытянул это на берег. Вытянул и оказалось, что это нечто — чугунный сундук. На крышке сундука надпись выдавлена. Ни замка, ни запора на крышке. Сама крышка, однако, весьма плотно подогнана. Подумал Рыбак, надпись прочёл. Лежал сундук с такого-то года на дне, довольно-таки долго на дне пролежал.

Открыл он сундук. Пошёл дым из сундука, вроде небольшой такой тучки, а из дыму объявился ифрит. И сказал тотчас:

— Человек, вот я тебя съем.

Взмолился Рыбак:

— Детишек у меня уйма, если ты меня съешь, кто их воспитывать будет?

Ифрит говорит:

— Я там лежал, ожидал, что к такому-то времени меня из сундука выпустят. Не выпустили меня к такому-то времени. Оттого поклялся я, что любого, кто меня из сундука выпустит — сожру тотчас.

Сильно Рыбак опечалился. И тогда пришла Рыбаку в голову одна мысль: «Не удастся ли его обратно в сундук запихнуть».

После чего говорит ифриту:

— Ты здесь толкуешь, будто бы из сундука объявился, да сильно здоров ты, брат, телом. Навряд ли ты из сундука вылез, я, видать, проглядел из-за дыму-то. Не иначе, ты сбоку подлез. Тебе, брат, в сундучке этом ни в жизнь не уместиться.

Тот отвечает:

— Я точно из сундука вылез.

Рыбак говорит:

— А ну-ка попробуй обратно влезть, уместишься ли? Вот тогда я поверю.

Ладно. Тот говорит:

— Коли не веришь, вот сейчас влезу.

Сильно ифрит уменьшился и обратно в сундук полез. Влез он туда, и Рыбак за ним крышку захлопнул. Заорал ифрит изнутри:

— Эй, брат, выпускай меня отсюда!

Тот говорит:

— Не выпущу. Коли выпущу, ты жрать меня начнёшь, оттого и не выпущу. Я тебя выпустил, а ты меня слопать собрался. Вот теперь уж не выпущу. Я на твоём сундуке сейчас ещё одну надпись сделаю: «Кто, мол, откроет, того и сожрут тотчас».

Ифрит тут заныл, заобещался всяко:

— Я своему слову хозяин. Выпусти, я тут долго сидел, не могу более. Коли выпустишь, я тебе четыре озера укажу. Будешь в них рыбу ловить, рыба та страшно дорогая. Тебе, мол, того занятия на всю жизнь хватит.

Ладно. Выпустил Рыбак ифрита. Поначалу дым из сундука пошёл, потом и ифрит объявился. Показал Рыбаку четыре озера, вот, мол, из этих самых озёр. Говорит:

— Рыбу из этих озёр только падишахи кушают.

Такие там рыбы водились дорогостоящие. Показал ифрит озёра, распрощался и был таков.

Пошёл этот человек на озеро, ифритом указанное, рыбы наловил. Эту рыбу купил у него сын падишаха. Кучу денег ему отвалил. Рыбу передал поварам. Повар её очистил и всё, что надо, сделал. Уложил на сковороду и на плиту поставил. В этот миг появился на кухне старик некий при чалме и в чапане и сказал:

— Эй, рыбы, клятву свою забыли?

Рыбы тут встрепенулись, головы свои приподняли и сказали:

— Мы клятве своей верны, и обратились в чёрный уголь.

Сильно повара опечалились. Нельзя такое блюдо к падишаху нести. Кинулись они Рыбака искать. Попросили его:

— Принеси нам быстрее рыбин таких же.

Продал им Рыбак таких же рыбин и ушёл восвояси. Пришли четверо поваров, очистили рыбу, на сковороду уложили. Говорят:

— Теперь уж не сгорит.

Ну, вчетвером присматривают. И опять объявился некий при чалме и в чапане. Сказал: