— На, — говорит, — ты уж храни их все.
Берёт Тан-батыр и медное яичко, в карман себе кладёт. Ладно. Едут они дальше. И этак едучи, добираются до дна той самой горной дыры. А до дна добравшись, тотчас Тан-батыр дёргает за конец каната, знак подаёт: вытаскивайте нас, мол, отсюда. Прежде всех берётся за канат старшая сестра. Вытаскивают её наверх. Только она появилась, начали старшие братья Тан-батыра драться меж собой с изрядной жестокостью, крича дико: «Моя!», «Нет, моя!».
Говорит им дочь падишаха:
— Я — самая старшая дочь и предназначена самому старшему из вас, нас три девицы, и вас трое, так что незачем и драться.
И велит она им спускать в дыру канат. Пошёл канат вниз, потом наверх, появилась средняя дочь падишаха. А как она появилась, тут опять стали драться, друг друга лупить. Средняя-то красивее, чем старшая, оказалась.
Девицы говорят:
— Вы зазря не деритесь, там ещё брат ваш младший остался, который нас отыскал и от дивов спас. И сестрица наша младшая там, вы их со дна этой дыры быстрее вытаскивайте.
Устав драться, начали братья канат в дыру опускать. Как спустился аркан, девица внизу говорит:
— Пусть вначале тебя поднимут, потом ты меня вытащишь, а иначе они тебя здесь оставят.
Джигит говорит:
— Нет, не могу я тебя одну здесь под землёй оставить, вначале ты подымайся, а потом уж и обо мне можно подумать.
Делает он петлю на конце каната, сажает туда девицу и даёт знак поднимать. Вытаскивают девицу на поверхность и, красоту её узрев, опять начинают драться старшие братья.
Девица им говорит:
— Всё равно я никому из вас не достанусь, мы с Тан-батыром слово друг другу дали, только за него и выйду.
Все три девицы уговаривают теперь, чтобы старшие братья младшего из-под земли вытащили. Ладно, опускают старшие в дыру канат. Уцепился Тан-батыр за конец и совсем было уже поднялся, тут старшие канат и перерезали. Летит Тан-батыр вниз. Девицы наверху плачут в голос. Старшие братья в дорогу собираются.
Ладно, вернёмся теперь к Тан-батыру. Упав на дно, долго лежал он без памяти. Пролежав три дня и три ночи, встаёт потихоньку да бредёт не спеша, куда ноги несут. Ходит-бродит и, наконец, опять ту самую Мышь встречает. А Мышь, навстречу джигиту выйдя, встряхивается разок и принимает человеческий облик:
— Как дела, Тан-батыр, опять ты, — говорит, — в переплёт попал?
Тан-батыр говорит:
— Да уж так получилось, — говорит, — хожу вот, не знаю, каким манером наружу выбраться.
— Поблизости ничего такого, чтобы тебе помочь, найти не удастся, — говорит Мышь. — А попытайся-ка ты пройти там, где с последним дивом бился: вот там, может, чего и выйдет. Как минуешь, золотой мост, увидишь скоро и высокую гору, и будут там пастись два диких козла. Один из них будет белый, а другой — чёрный, оба одинаково резвые. Вот если сумеешь белого козла догнать да на спину его взгромоздиться, вынесет тебя тот белый козёл на белый свет. А если за чёрного уцепишься, он тебя либо убьёт, либо ещё глубже утащит. Смотри, — говорит, — не перепутай.
После чего Тан-батыр, поблагодарив всяко, идет указанной дорогою. Неделю идёт, месяц шагает. Вот, эдак шагая, приближается к той самой горе. Отыскав козлов диких, начинает преследовать белого. Только догонит, уж вот-вот ухватит, а тут как раз и влезает между ними чёрный козёл, мешается. И долго всё это тянулось, но поймал-таки Тан-батыр белого козла, изловчился. И спрашивает пойманный Козёл у джигита:
— Ну, джигит, очень уж ты старался меня изловить, какие будут пожелания?
— Пожелания, — говорит, — такие, что хочу на белый свет выбраться.
Говорит Белый Козёл:
— На белый свет вряд ли получится, но близко к нему доставлю, а дальше тебе надобно будет самому дорогу-то поискать.
— А долго ли наша поездка продлится? — спрашивает джигит.
— Расстояние, конечно, не маленькое, ты вот садись-ка на меня верхом да глаза зажмурь и, пока не скажу, не открывай их, — говорит.
А сказав это, скачет Белый Козёл, летит как стрела, и едва Тан-батыр на нём удерживается.
Много ли, мало ли времени прошло, говорит Белый Козёл Тан-батыру:
— Открой глаза.
Открыл Тан-батыр глаза и видит: светло кругом. Радуется он, конечно, а Велый Козёл говорит ему:
— Времени не теряй, вон дорога по горе вьётся, пойдёшь этой дорогою — не заблудишься.
Сказал он так и пропал с глаз долой.
Ладно, отправляется Тан-батыр указанною дорогой. Идёт он, идёт и через некоторое время натыкается на кострище: что, мол, такое? Разгребает золу, а под золою находит целый испечённый хлеб. И надпись на хлебе: «Тан-батыр». И тогда он думает: «Ага, это, значит, я за ними следом поспеваю, значит, к дому приближаюсь». Съедает он хлеб, ложится возле кострища, отдыхает недолго. Встаёт потом и шагает дальше и натыкается опять на другое кострище. А в золе опять хлеб лежит, полусырой ещё, тёплый хлебушек. Съедает он быстро этот хлеб, и, не отдыхая, дальше идёт. И в скором времени подходит к месту, где совсем недавно стояли походным лагерем люди: костёр жгли, пищу готовили и всякое другое. Поворошил он золу и нашёл хлеб, совсем сырой, даже не хлеб, можно сказать, а просто тесто. «Ага, — думает, — кажется, догоняю». Шагает он вперёд, не зная усталости, и подходит к некоей укромной поляне. А братья его старшие в это время как раз там на ночлег устраиваются: шалаши сооружают. Подходит к ним Тан-батыр, братья, конечно, растерялись, а девицы с плачем к нему льнут, привечают его и за ним ухаживают. Ближе к ночи ложатся три брата спать: все трое порознь. Как уснул Тан-батыр, начинают старшие братья промеж себя совет держать. Самый старший говорит:
— Много мы ему зла причинили, он этого так не оставит, всё равно отомстит нам.
Средний брат говорит:
— Да уж, добра теперь от него не жди, надо нам от братца младшего каким-то манером избавляться.
Сговариваются они и поперёк входа в шалаш, где Тан-батыр спит, укрепляют на уровне колен саблю, острым лезвием вовнутрь. Ровно в полночь выскакивают старшие братья из своих шалашей и начинают вопить диким голосом: «Спасите, грабят! На помощь!» Тан-батыр, тотчас проснувшись, бросается из шалаша на подмогу и натыкается на саблю. Обе ноги Тан-батыру по колено отрезало, упал он и встать не может. Братья его, быстренько сложив пожитки, подымаются и, девиц прихватив, трогаются в путь. Младшая из сестёр умоляет их:
— Оставьте меня здесь, рядом с ним!..
Нет, невзирая на мольбу, увозят братья и её — насильно.
Ладно, пускай они домой направляются, а мы возле Тан-батыра побудем.
Лежит Тан-батыр возле костра, ещё братьями разожжённого, ползком дрова собирает, подкидывает в костёр, не даёт ему угаснуть: без огня дело гиблое.
В один из дней появляется возле поляны, где Тан-батыр остался, некий человек. Тот человек быстроногую дичь шутя догоняет, но схватить отчего-то не может, а у самого к ногам жернова мельничные привязаны. Подзывает его себе Тан-батыр, спрашивает:
— Ты что здесь делаешь?
— Я, — говорит тот, — слепой, старшие братья позавидовали моей быстроногости, глаза мне выкололи да бросили вот здесь, неподалёку.
— А что ты к ногам-то привязал? — говорит Тан-батыр.
— Не видишь разве, если отвязать, резвость моих ног чрезмерною станет, да!
Так, беседуя, знакомятся они и решают жить далее вместе.
Дня через три к ним ещё и третий человек присоединяется. Этот был безрукий: и ему старшие братья зло причинили, а так — парень хоть молодой, но силач неимоверный.
Начинают они жить вместе. Очень дружно живут. Слепой и безрукий пищу добывают, а Тан-батыр её на костре готовит.
Однажды поговорили они меж собой и решили: «Надо нам непременно кухарку себе завести». После чего отправляются в город искать. Безногий на слепом сидит, а устанет слепой — безногого безрукий себе на спину взваливает. Бродя таким манером довольно долгое время, подходят они к некоему городу. Всё население на них посмотреть высыпало из домов на улицы, и дочь местного падишаха тоже там оказалась. Выхватывают они ту девицу вдруг из толпы и уносят: глазом никто моргнуть не успел. Погоню, конечно, потом снаряжают, да где уж за слепым скороходом-то угнаться, давно след простыл.