Дик тут же позвал медсестру, чтобы сказать ей об этой ошибке. Медсестра, в свою очередь, привела взволнованного врача.

«Я понимаю ваше негодование, — объяснил врач, — но вы действительно вели себя безответственно, и теперь, когда вы находитесь в этом положении, жестокая правда состоит в том, что, если мы отсоединим вас от всемирно известного скрипача, который зависит от вас, последний умрет. Вы фактически убьете его».

«Но вы не имеете права! — запротестовал Дик. — Даже если он умрет без меня, как вы смеете заставлять меня отказываться от девяти месяцев своей жизни, для того чтобы спасти его?»

«Я думаю, что вы должны спросить о том себя, — продолжил врач сурово, — как вы вообще могли подумать о том, чтобы прервать жизнь этого скрипача».

Источник: статья Джудит Джарвис Томсон «Защита абортов», содержащаяся в журнале «Философия и государственные дела (общественная деятельность)» № 1 (1971) и широко включаемая в антологии.

Довольно забавный сценарий, можете подумать вы. Но поразмышляйте о нем снова. Кто-то совершает ошибку, пусть и неумышленную, возможно, из-за того, что выпил лишнего. В результате этого в течение девяти месяцев от тела данного человека будет зависеть еще чья-то жизнь. Жизнь, которая, по прошествии этого времени, станет независимой. Неприятная ситуация Дика зеркально и довольно точно отражает ситуацию с незапланированной беременностью.

Самая важная параллель состоит в том, что в обоих случаях, чтобы освободиться от своей нежелательной роли аппарата по поддержанию человеческой жизни, и беременной женщине, и Дику нужно сделать нечто, что приведет к смерти существа, которое зависит от них. Ваше поведение, окажись вы на месте Дика, покажет и то, как вы поведете себя на месте беременной женщины.

Многие посчитают, что нечестно требовать от Дика, чтобы он оставался соединенным со скрипачом в течение девяти месяцев. Будет хорошо, если он так поступит, но мы не можем требовать от человека, чтобы он приостановил свою жизнь на такой долгий срок на благо другим. Хотя и верно, что скрипач без Дика умрет, но было бы чересчур заявлять о том, что поэтому Дик, если мы признаем его право на свободу, является убийцей.

Если Дик имеет право отсоединить себя, тогда почему же беременная женщина не имеет права избавиться от эмбриона? И в самом деле, может показаться, что у нее больше прав сделать это, чем у Дика отсоединить себя от скрипача. Во-первых, ей придется иметь дело не только с девятью месяцами беременности: рождение ребенка создаст для нее ответственность на всю жизнь. Во-вторых, она не будет прерывать жизнь взрослого, имеющего какие-то таланты и перспективы на будущее, но, по крайней мере, в первые несколько месяцев — лишь потенциального человека, который не осознает ни себя, ни окружающий его мир.

Эти параллели дают защитникам абортов повод пойти в лобовую атаку на обвинение в том, что аборт является убийством, и заявить, что, несмотря ни на что, беременная женщина имеет право на прекращение жизни эмбриона.

Разумеется, другая сторона тоже может привести свои аргументы. Эмбрион беспомощен, говорит она, а это еще одна не менее Убедительная причина, чтобы защитить его. Беременная женщина Переживает гораздо меньше неудобств, чем Дик, который действительно лишен свободы и подвижности. Можно даже утверждать, что в течение девяти месяцев Дику придется быть связанным со скрипачом. Иногда, комбинация из безответственного поведения и невезения приводит к серьезным последствиям, от которых нельзя уйти просто так. Возможно, в этом случае дилемма Дика настолько же сложна, как и дилемма беременной женщины, и поэтому это нисколько не проясняет ее для всех нас.

Смотрите также

15. Обыкновенный героизм

53. Двойная неприятность

71. Жизнеобеспечение

89. Убей и дай умереть

Алиша отчетливо помнит, как она посещала афинский Парфенон и как вид этих осыпающихся руин вблизи произвел на нее впечатление не меньшее, чем их вид издали, когда казалось, что они величественно возвышаются на Акрополе. Но Алиша никогда не была в Афинах, она помнит только посещение Парфенона, а не то, как она посещала Парфенон.

Алиша вовсе не заблуждается. Она помнит, как это все было. Это отпечаталось в ее памяти. Ее подруга Мэйти, проведшая свой отпуск в Греции, вернувшись домой, пошла в лабораторию по обработке воспоминаний «Кадок», чтобы записать на диск свои воспоминания об этой поездке. Позже Алиша взяла у нее этот диск, пошла в ту же самую лабораторию и записала эти воспоминания в свою память. Теперь у нее был полный набор воспоминаний об отпуске Мэйти, который для Алишы не отличался от всех других ее воспоминаний: ведь все это были события, воспринимаемые от первого лица.

Однако небольшое беспокойство вызывал тот факт, что Мэйти и Алиша обменивались этими воспоминаниями так часто, что казалось, у них и вправду было одинаковое прошлое. И хотя Алиша знает, что она должна говорить о том, что ей вспоминается отпуск Мэйти в Греции, для нее кажется вполне естественным просто сказать, что она помнит отпуск в Греции. Но как вы можете помнить то, чего вы никогда не делали?

Источник: Раздел 80 книги Дерека Парфита «Доводы и люди» (Оксфорд Юниверсити Пресс, 1984).

Иногда мысленные эксперименты расширяют наши существую Цие представления настолько, что те просто ломаются. Здесь, по хоже, дело обстоит именно так. Неверно говорить о том, что Алиша помнит о поездке в Грецию, ведь она не просто помнит о том, что Мэйти ездила туда. Похоже, что мы выдумываем форму воспоминаний, которая является не вполне памятью, но очень на нее похожа.

Философы называют воспоминания такого рода квази-памятью, или просто к-памятью. Они могут казаться просто интересным элементом научной фантастики, но на самом деле сама их вероятность является философски значимой. И вот почему.

В философии личности есть теория, называемая психологическим редукционизмом. Согласно этой теории непрерывное существование индивидуума не обязательно требует выживания мозга или тела (хотя, в нашем нынешнем виде мы нуждаемся и в том и в другом), но непрерывного существования нашей психической жизни. Если существует мой «поток сознания», значит, существую и я.

Психологическая непрерывность существования требует разных элементов, таких, как определенная непрерывность (целостность) убеждений, память, личность, намерения. Все эти элементы могут измениться, но они изменяются постепенно, а не все сразу. «Я» представляет собой лишь комбинацию этих разнообразных факторов: оно не является самостоятельной единицей.

Но индивидуальное «я» не может быть «составлено» из таких элементов, как убеждения (вера), память, намерение. Скорее «я» имеет все эти элементы и поэтому в каком-то смысле оно должно быть главным. Допустим, вы помните, что поднимались на Эйфелеву башню. Помнить — это значит заранее предполагать, что вы посещали эту башню. Но если представление о вашем непрерывном существовании заранее обусловлено представлением о самой памяти, тогда воспоминания не могут быть тем, от чего зависит ваше непрерывное существование. «Я» должно уже «быть там», если у нас вообще есть воспоминания, и поэтому воспоминания не могут быть структурными элементами «я».

Однако идея (представление) о co-памяти ставит это под сомнение. Co-память показывает, что в представлении о воспоминании от первого лица нет ничего, что заранее бы предполагало чью-то индивидуальность. Алиша имеет co-память об ощущениях, ей не принадлежащих. Это означает, что воспоминания от первого лица все-таки могут быть некоторыми структурными элементами «я». «Я» будет частично составлено из правильного рода воспоминаний от первого лица: из памяти, а не из со-памяти.

Но, конечно, если мы в каком-то смысле состоим из своих воспоминаний, то что произойдет, когда наши воспоминания смешаются с воспоминаниями других людей, как это имело место в случае с Алишей? Или когда наши воспоминания стираются, или обманывают (подводят) нас? Размываются ли границы «я», когда уменьшается надежность воспоминаний? Наша боязнь старческого слабоумия предполагает, что мы чувствуем, что это верно, и, возможно, она добавляет значимости постулатам психологического редукционизма.