А Цзюе-синь в смятении смотрел на Мэя, не понимая, как такой молодой человек мог стать таким жалким, безвольным, бессловесным существом. Ему казалось, что его самого вынуждала к этому окружающая обстановка и давление старого мира. А ведь Мэй сам отказался от всего, ползал в ногах у тех, которые безжалостно топтали его, принося в жертву своим интересам. Мэй даже не понимал, что он делает, по какому гибельному пути идет. Невероятно! Цзюе-синь хотел увидеть на лице Мэя хоть проблеск протеста, стойкости и решительности, или в крайнем случае молодого задора! Увы. Это ужасающе бледное, истощенное лицо все так же неподвижно стояло у него перед глазами, не вызывая ни тени надежды. Даже Цзюе-синь считал, что этот юноша бессмысленно погубил свое будущее. Скептицизм Цзюе-синя перешел в жалость. Однако он не удержался от укора:

— Нельзя быть таким. Ведь в вашей семье на тебя — все надежды.

Цзюе-минь кисло усмехнулся, и Цзюе-синю показалось, что его огрели кнутом, — он понял, какую глупость он сказал. Не над собой ли он посмеялся?

— А что я могу поделать? Я привык во всем слушаться отца, — робко, как будто оправдываясь, произнес Мэй.

— Таких отцов я еще не видал, — бесцеремонно бросил Цзюе-минь и резко повернулся, собираясь направиться в зал, но на ступеньках, ведущих к дверям зала, увидел Юнь.

— Цзюе-синь! Цзюе-минь! — радостно позвала она.

Цзюе-минь поднялся к ней. Видя улыбку на ее лице, он тихо спросил:

— Как бабушка?

— Сейчас, пожалуй, немного успокоилась. Мама и тетя все еще успокаивают ее, — понизив голос, осторожно ответила Юнь. Затем с благодарностью взглянула на Цзюе-миня. — Это все ты уладил дело с сестрой, Цзюе-минь. Теперь мы спокойны. — Только теперь улыбка разогнала последние остатки грусти, прятавшейся до сих пор в самых уголках ее глаз. Завидев приближающихся Цзюе-синя и Мэя, она извиняющимся тоном обратилась к Цзюе-синю: — Прости, пожалуйста, Цзюе-синь, что заставила тебя прийти. — Тот вежливо ответил. Она продолжала: — Бабушке лучше. Мама и тетя у нее в комнате. Пойдете туда?

Цзюе-синь и Цзюе-минь в сопровождении Юнь направились к старой госпоже Чжоу, но заметили, что Мэй остался.

— Идите без меня, — отказался он; он собирался вернуться к жене.

— Пойдем, пойдем. Посидишь с нами, — остановил его Цзюе-минь, разгадавший намерения Мэя.

— Пойдем, Мэй. Тебе не помешает, если ты посидишь немного с нами, — подхватила Юнь.

Мэй бросил на них испуганный взгляд:

— А если бабушка и мама опять рассердятся? — чуть слышно проговорил он, однако последовал за ними.

Старая госпожа Чжоу лежала на кровати; госпожа Сюй стояла рядом, а госпожа Чэнь, сидевшая тут же на краю кровати, склонилась к матери и мягко успокаивала ее.

— Бабушка, Цзюе-синь и Цзюе-минь пришли, — сообщила Юнь, и все три женщины повернулись к двери.

Братья поклонились. Видя, что старая госпожа Чжоу через силу пытается приподняться, Цзюе-синь заботливо поспешил остановить ее:

— Лежите, лежите, бабушка. Вы устали. Не обращайте на нас внимания.

Старая госпожа Чжоу устало улыбнулась:

— Ничего, ничего. Я уже належалась. Как раз собиралась посидеть. — И она спустила ноги на скамеечку. Затем, отклонив помощь госпожи Чэнь, она неуверенным шагом добралась до плетеного кресла, стоявшего у окна, и опустилась в него. Остальные тоже перешли к окну. Цуй-фэн подала Цзюе-синю и Цзюе-миню чаю и, отойдя в сторону, стала о чем-то перешептываться с Юнь.

Стоя почтительно перед старой госпожой Чжоу, Цзюе-синь внимательным взглядом изучал это изможденное, старческое лицо. Прошло немного времени, а сколько морщин прибавилось на нем! В серебряных прядях уже почти не было видно черных волос; в глазах появились красные жилки. Тронутый этими переменами, он мягко убеждал ее:

— Вы так устаете за последнее время, бабушка. Не надо вам, старому человеку, так волновать себя из-за них…

Но бабка не дала ему кончить.

— Садись, Цзюе-синь, — перебила она его, указывая па скамейку, и благодарно улыбнулась ему. — Ты очень хорошо сделал, что пришел. Ты гораздо добрее твоего дяди, моего сына. Он, наверное, скоро меня в могилу сведет своим характером. — Заметив, что Цзюе-минь все еще сюит, она усадила и его. — Цзюе-синь, — продолжала она медленно, но ясно выговаривая каждое слово, — ты знаешь все, что происходит у нас в семье. Не прошло и двух лет, как мы вернулись в город, а от семьи скоро уже ничего не останется. И всему виной — упрямый характер твоего дяди. Жизнь Хой оборвалась из-за него. Только благодаря тебе и Цзюе-миню удалось, наконец, вчера похоронить останки моей внучки. — Госпожа Чэнь попыталась что-то сказать, но не успела произнести двух-трех слов, как старая госпожа Чжоу остановила ее: — Не перебивай меня, невестка. — Той пришлось подчиниться. — И вот теперь, — продолжала старуха, — жена Мэя дошла до того, что стала открыто ссориться со мной. А твой дядя защищает ее. Скажи, Цзюе-синь, имеет ли после этого смысл жить среди этих людей? Ведь при одной мысли об этом расстроиться можно. Я сил не жалела, чтобы сделать из своего сына человека, никогда ни в чем не шла ему наперекор. А он так сердит на меня! Не будь в моем доме Чэнь, Сюй и Юнь, я бы ушла в монастырь, по крайней мере хоть немного спокойно пожила бы. Не пришлось бы тогда терпеть от него оскорблений. — Взгляд ее перешел на лицо Мэя, которое выражало одновременно и стыд и испуг. — От Мэя добра не жди, — презрительно продолжала она, — он знает только, как слушаться отца да жену. Он не только не помогает мне справиться со своей женой, но даже поддерживает ее во всех ее склоках. Ни на что он не годен! Я только злюсь, когда его вижу. — При последних словах перепуганный Мэй втянул голову в плечи и стоял, не произнося ни звука.

— Не нужно, бабушка, так сердиться старому человеку, — улыбаясь, уговаривал ее Цзюе-синь. — Мэй еще молод и неразумен, пусть его тетя Чэнь проучит разок — пойдет на пользу. А жену его тоже, видно, в отцовском доме избаловали; замужем недавно, и сразу ее, конечно, не переделаешь, вот она и своевольничает. Подождите, поживет подольше — постепенно исправится. Вам и тете не следует вести себя так же, как она. Дядя, правда, человек немного замкнутый и не все сразу понимает, но если потом подумает как следует, то во всем разобраться может. Так что, бабушка, успокойтесь и берегите здоровье. — Хотя, произнося эти слова, он старался сохранить на лице спокойную улыбку, но брови его слегка хмурились — он понимал, что заставляет себя говорить то, чему даже сам не очень верит.

Цзюе-минь бросил на брата недовольный взгляд, но остался сидеть и молчал, безразлично уставившись в потолок.

— Мама, а ведь Цзюе-синь прав. И Чэнь то же самое говорила. Действительно, не стоит сердиться на них. Лучше не волнуйтесь. Если опять что-нибудь случится, позовем госпожу Чжоу. Положитесь на нас, мама, мы все сделаем, — уговаривала госпожа Сюй старую госпожу Чжоу, стараясь подделаться под тон Цзюе-синя.

— Мама сегодня отправилась к родителям тети Чжан, — снова заговорил Цзюе-синь. — Я никого не послал за ней. Может, хотите, бабушка, чтобы за ней послали?

— Не надо. Пусть себе остается там. Ведь сейчас все утряслось, стоит ли мешать ей? — пожала плечами старая госпожа Чжоу. Она, по-видимому, немного отошла: голос звучал спокойнее, настроение улучшилось.

— Тогда приглашаю вас всех послезавтра к нам. И вас, бабушка, и тетю Чэнь, и тетю Сюй, и тебя, Юнь, и тебя, Мэй, и твою жену. Бабушка немного рассеется, — звал всех Цзюе-синь, от души обрадованный благополучным исходом.

— Жена послезавтра собиралась к своим родителям, — подал из угла комнаты голос осмелевший Мэй, не дожидаясь, пока заговорит старая госпожа Чжоу или кто-нибудь из старших.

Старая госпожа Чжоу смерила внука презрительным взглядом: остальные тоже почувствовали, что замечание Мэя совсем не к месту. Старая госпожа Чжоу, собиравшаяся было отказаться от приглашения, услышав слова Мэя, сразу переменила решение:

— А почему бы нам не пойти, если она собирается к родителям! И без нее обойдемся. Не буду по крайней мере себя стесненно чувствовать.