Очень знакомый голос тихонько окликнул его. Цзюе-синь поднял голову и увидел перед собой Хой в скромной одежде.

— Сестра? Когда ты пришла? — испуганно и радостно спросил он, быстро поднимаясь с места.

Не отвечая, она молча глядела на него. Во взгляде ее были любовь и жалость. Выражение скорби делало ее нетронутое косметикой лицо еще более прекрасным.

Вдруг он заметил, что она вся мокрая.

— Что с тобой, Хой? Ты вся мокрая. Откуда ты? — тревожно спросил он.

— Из дома. Дождь очень сильный, а паланкин протекает — вот я и промокла, — пожаловалась она.

Он смотрел на нее с любовью и состраданием. Быстро достав платок, он протянул его сестре:

— На, вытри лицо. А я позову Хэ-сао она принесет тебе умыться, — и он встал.

— Не уходи, брат, мне нужно с тобой поговорить, — взволнованно удержала она его рукой: в другой руке девушка держала платок и вытирала лицо.

Цзюе-синь остановился. С жалостью оглядев ее с головы до ног, он произнес:

— Что же, Го-гуан дал тебе дырявый паланкин? Ведь ты можешь простудиться.

— Где же ему заботиться обо мне! Он будет рад, если я умру днем раньше, — всхлипнула она и низко опустила голову, дрожа всем телом.

— Сестренка, — нежно воскликнул он. — Ты должна сама заботиться о себе. — Глаза его наполнились слезами.

Подняв голову, Хой смотрела на брата глазами полными слез, и вдруг из груди ее вырвалось рыдание:

— Брат, спаси меня! Я больше не могу! — Она крепко сжала его руку. Ее мольбы о помощи, словно ножом, полоснули его по сердцу. Он попытался побороть отчаяние. Казалось, какая-то тяжесть клонила его к земле, он хотел сбросить ее, хотел помочь любимой девушке.

В глазах вдруг посветлело — это в них ударил свет от лампы. Чья-то рука легла ему на плечо. Цзюе-синь быстро оглянулся. Около него, ласково улыбаясь, стояла Шу-хуа. Не веря себе, он посмотрел по сторонам — в тихой комнате больше никого не было. Цзюе-синь легонько вздохнул:

— Я видел сон.

— Шел бы ты спать, Цзюе-синь. Смотри-ка, ведь ты уснул прямо за столом, — мягко сказала Шу-хуа и спросила: — Сон? Кого же ты видел во сне?

Помедлив, Цзюе-синь снова вздохнул:

— Хой. Она умоляла о помощи.

Лицо Шу-хуа сразу изменилось, словно на него повеяло грустью. Немного погодя она с чувством произнесла:

— Да, жалко Хой.

— Мне совестно перед ней — ведь я ничего для нее не сделал, — сокрушался Цзюе-синь.

— Не говори так, Цзюе-синь. А разве не ты ходил к Го-гуану улаживать вопрос с похоронами? — пыталась успокоить его сестра.

— Мне еще больнее, когда я слышу об этом, — нахмурился Цзюе-синь. — Я остался в дураках, он и не собирается этого делать. Гроб по-прежнему стоит в кумирне, а он и пальцем не шевельнул. Ведь пятое уже завтра. Последние дни я его не видел. Говорят, что сейчас он занят поисками невесты. Кто бы мог думать, что он так бессердечен. — На лице Цзюе-синя появилось выражение гнева.

— Хорошего зятечка выбрал себе дядя! Что же он теперь скажет? — рассердилась Шу-хуа.

— Бабушка и тети сердятся, а ему — хоть бы что! Твердит одно и то же: «Замужняя дочь — из дома прочь». Его словно и не касается все это дело с Хой. Если бы бабушка не заставила его, он вообще не думал бы об этом.

— А сейчас бабушка предлагает что-нибудь? Ведь не допустит же она, чтобы гроб там оставался.

Цзюе-синь ответил не сразу, по-видимому он пытался разобраться в своих чувствах. За окном завыла сирена. От этого протяжного заунывного звука, раздавшегося в ночной тишине, оба вздрогнули. — Сейчас погаснет электричество. Подожди, я пойду зажгу лампу, — торопливо произнесла Шу-хуа и направилась к обеденному столу.

Последняя вспышка электрической лампочки, вернула Цзюе-синя к действительности; мысли его вдруг прояснились — выход был найден. Он поднялся:

— Это дело я все-таки закончу, — решительно произнес он, словно обращаясь не к Шу-хуа, а к кому-то другому. Еще раз его взгляд скользнул по комнате и остановился на висевшей на стене фотографии умершей жены. Его охватил какой-то безотчетный страх. В это время лампа погасла.

С керосиновой лампой в руке подошла Шу-хуа и, поставив ее на письменный стол, увидела, что Цзюе-синь как будто застыл на месте.

— О чем ты задумался, Цзюе-синь? — встревоженно спросила она.

Словно очнувшись, он повернулся к ней. Полный молодой энергии взгляд сестры несколько успокоил и ободрил его. Казалось, его вернули из другого мира — из мира отчаяния, мира скорби, мира, который убивал его чувства. Но теперь его чувства воскресли.

— Так, ни о чем, — не желал он выдавать своих мыслей.

— По-твоему, можно что-нибудь сделать для Хой? — спросила Шу-хуа, не зная, что творится у него на душе.

Вместо прямого ответа Цзюе-синь сказал:

— Пойдем к матери, Шу-хуа. Услышим, что она скажет.

Он поговорил о Хой с госпожой Чжоу, но ни к чему определенному они не пришли, так как ничего не могли придумать, кроме того чтобы снова отправиться в семью Чжэн для переговоров. Результатом их разговора Шу-хуа была разочарована. Ей казалось, что они медленно действуют, но как повлиять на Го-гуана — она не знала.

Пятое число не принесло никаких перемен. Чжэн Го-гуан словно забыл об обещании, данном Цзюе-синю. Гроб с прахом Хой по-прежнему одиноко стоял в одной из келий монастыря «Ляньхуаянь». В одном из его углов пауки раскинули свою сеть, а на крышке уже на вершок лежала пыль. Табличка с именем умершей покосилась и упала. Одно из траурных полотнищ сорвало ветром.

Чжоу-гуй вернулся в дом Чжоу возмущенный и сообщил обо всем, что видел, старой госпоже Чжоу и госпоже Чэнь. Тогда они послали его в дом Гао, где он еще раз рассказал то же самое госпоже Чжоу и Цзюе-синю.

— Нужно еще раз вызвать Го-гуана для объяснения, — предложил Чжоу Бо-тао.

— Найти его и еще раз поговорить с ним, — поддержал Цзюе-синь.

Старая госпожа Чжоу тут же послала за Чжэн Го-гуаном, но тот отказался прийти. Тогда старая госпожа Чжоу заставила пойти туда Чжоу Бо-тао. Но ему удалось увидеть лишь отца Го-гуана, с которым он перебросился несколькими ничего не значащими словами. Вопрос так и остался нерешенным. Чжоу Бо-тао вернулся домой ни с чем.

Седьмого вечером к Чжэнам отправился Цзюе-синь. Увидеться с Го-гуаном не удалось и ему. Но, заметив в доме фонарики и украшения, он расспросил привратника и узнал от него, что вопрос о вторичной женитьбе Чжэн Го-гуана уже решен и в доме уже идут приготовления к помолвке.

Бесхитростный рассказ привратника, казалось, подлил масла в огонь, бушевавший в душе Цзюе-синя. Он сразу направился в дом Чжоу и там, ничего не скрывая, сообщил эту важную новость старой госпоже Чжоу и госпоже Чэнь.

— Скажи, что будем делать? — обратилась к Чжоу Бо-тао старуха, еле сдерживая гнев.

— Не волнуйтесь, мама. Собственно говоря, срок был очень небольшой. Мне кажется, Го-гуан не нашел хорошего участка и решил повременить. Ведь это касается прежде всего материального положения их семьи, поэтому нам неудобно вмешиваться. — Чжоу Бо-тао попытался улыбнуться, но эта улыбка не придала его темному лицу, ни капли привлекательности.

— У тебя всегда довод найдется. Ты за Го-гуана все продумал. Ты забыл, что ты — отец нашей Хой! — вышла из себя старая госпожа Чжоу.

— По-моему, бесполезно сердиться, мама. Лучше наберись еще немного терпения — ведь года не прошло после смерти Хой; срок не слишком долгий, — упрямо стоял на своем сын.

— Убирайся вон. Не желаю тебя слушать, — замахала на него руками старуха. Но он не собирался уходить.

— Не волнуйтесь, бабушка. Всегда можно что-нибудь придумать, — принялся уговаривать ее Цзюе-синь.

Старая госпожа Чжоу задыхалась. Чжоу Бо-тао как-то странно смотрел на мать, а взгляд госпожи Чэнь, обращенный на мужа, был полон ненависти. Госпожа Сюй и Юнь молчали, иногда сочувственно поглядывая на старую госпожу Чжоу, иногда сердито — на Чжоу Бо-тао.

Вдруг гнетущую тишину разорвал женский голос. Послышались злые ругательства: