— Что ж, ладно, а вдруг она сама захочет меня увидеть? — засмеялся Цзюе-минь.

— Как тебе не стыдно! Она еще только твоя невеста, а ты уж так говоришь. Недаром все называют тебя бессовестным, — усмехнувшись, съязвила Шу-хуа.

Шу-чжэнь дернула ее за рукав и шепотом сказала:

— Зачем ты называешь ее невестой? Цинь узнает и обидится.

— Подумаешь, какая важность! Цинь не настолько глупа, — громким голосом беспечно сказала Шу-хуа, — Если она хочет стать невесткой, то должна быть и невестой?

— Ладно. Раз ты такая храбрая, то скажи это Цинь сама, — подзадорил ее Цзюе-минь.

— И скажу! Вот увидишь, храбрая я или нет, — не сдавалась Шу-хуа.

— Не надо так говорить. Не то Цинь совсем перестанет приходить к нам, — тихо вставила Шу-чжэнь.

— Как ты наивна, сестричка! Пока брат здесь, этого бояться нечего, — усмехнулась Шу-хуа.

Цзюе-минь все еще молчал. Шу-чжэнь, надув губы, взмолилась, чуть не плача:

— Сестра! Ты всегда такое говоришь, прошу тебя…

Шу-хуа, обернувшись, взглянула на Шу-чжэнь. Заметив на ее лице выражение тоски и беспомощности, она смягчилась и сердечно сказала:

— Я больше не буду. Пойдем куда-нибудь.

Шу-чжэнь кивнула головой. Только они двинулись, как она снова с самым серьезным видом спросила Цзюе-миня:

— Сегодня сестра Цинь непременно придет?

Цзюе-минь удивленно взглянул на нее и, поняв ее чувства, живо ответил:

— Непременно! Она вас тоже хочет видеть.

— Шу-чжэнь ведь так одинока. Придет сестра Цинь, и мы повеселимся. Я попрошу мать пригласить еще Юнь, — растроганно сказала Шу-хуа.

— Пойди попроси ее скорее, — весело воскликнула Шу-чжэнь, сразу оживившись.

— Не торопи. Сказала — значит попрошу. Сперва мы сходим в павильон. Я совсем забыла, ведь мы как раз и направлялись туда, посмотреть, что там происходит, — сказала Шу-хуа, ласково взяла сестру за руку, и они двинулись по берегу озера к павильону.

Цзюе-минь шел за ними следом. Он любовался окружающим пейзажем, но мысли его были далеко.

Они повернули к искусственной горке, густо заросшей мхом и тигровыми ушками. Вокруг, насколько хватал глаз, расстилался лазоревый ковер, окаймленный темно-красной балюстрадой. У балюстрады они услышали нежный плеск воды. Вскоре они очутились у ручья. Вода в нем была удивительно прозрачна: на дне отчетливо виднелись камешки и опавшие листья, поверхность волновала легкая рябь. Миниатюрный мостик привел их на противоположный берег. Перед ними вновь выросла темно-зеленая искусственная горка. Отцветающие гортензии все еще резко выделялись на фоне буйной зелени. Они прошли еще немного, и высокая пепельно-серая искусственная горка преградила им путь. Они перешли через нее и углубились в береговые заросли.

— Хороша сегодня погодка! — вдруг радостно воскликнула Шу-хуа.

— Да и прошлые дни была неплохая. Только ты поздно встаешь, сидишь взаперти и ничего не замечаешь, — весело сказал Цзюе-минь, шедший позади.

— Цзюе-минь, ты что, нарочно мне противоречишь? — обернулась Шу-хуа и смеясь продолжала: — Больше не желаю тебя слушать. — Она зажала уши и быстро зашагала вперед.

Цзюе-минь улыбнулся, но ничего не сказал. Не успели они выйти на опушку, как услышали гневный голос Кэ-мина, доносившийся из павильона.

— Что это дядя ругается? — удивился Цзюе-минь.

Выйдя из рощи, они увидели на ступеньках павильона и под деревьями группу людей. Садовник Лао-чжао, слуга Кэ-мина Лао У, кормилица маленькой Шу-фан, тетушка Ян, Цянь-эр — служанка госпожи Ван, Цуй-хуань — служанка госпожи Чжан, Цзюе-ин и Цзюе-цюнь, двоюродные братья Шу-хуа — все были здесь.

— Цзюе-минь, Шу-хуа! — крикнул им Цзюе-цюнь. Но Цзюе-ин остановил его:

— Замолчи! — Заметив приближающихся Цзюе-миня с сестрами, он самодовольно сказал: — Хоть вы и опоздали, но на вашу долю тоже кое-что осталось.

Не обращая на него внимания, Цзюе-минь взбежал по ступенькам. Шу-хуа и Шу-чжэнь пошли за ним.

— Шу-чжэнь! — крикнул Цзюе-ин.

Шу-хуа и Шу-чжэнь обернулись. Шу-хуа первая спросила:

— Тебе что?

Я советую Шу-чжэнь не входить. Сами нарветесь на неприятность. На меня потом не пеняйте, — загадочно усмехнулся Цзюе-ин.

— Не обращай на него внимания, Шу-чжэнь. Мы пойдем туда, куда хотим, — нетерпеливо сказала Шу-хуа.

— Ладно, дело твое. Только не говорите, что я не предупреждал, — холодно улыбнулся Цзюе-ин.

Обе сестры вошли в павильон и, увидев, что все собрались б левой комнате, направились туда.

Кэ-мин сидел на кане. Одна его рука покоилась на столике, другая лежала на коленях; он был бледен и Прерывисто дышал. В углу комнаты стоял, опустив голову, Гао-чжун. Перед Кэ-мином стоял Су-фу. Рядом на стуле сидел Цзюе-синь и подле него Цзюе-минь. У окна сидел Кэ-ань. У дверей стоял второй сын Кэ-аня — Цзюе-ши, его маленькие глазки перебегали с Кэ-мина на Гао-чжуна.

В комнате слышалось только прерывистое дыхание Кэ-мина и легкое покашливание Кэ-аня.

Когда девушки вошли, все обернулись к ним, но никто не сказал ни слова. Лица у всех были строгими.

— Кто тебе поверит? Это же сущая ерунда! — закричал вдруг Кэ-мин.

— Клянусь, господин, я говорю сущую правду. Господин может наказать меня как угодно, если я лгу, — поспешно ответил Гао-чжун, подняв голову.

— Разве ты не знаешь, что этого делать нельзя, что это-преступление? — Кэ-мин стукнул кулаком по столику.

— Я не знал. Я ничего плохого не сделал. Это господин Кэ-дин приказал мне, — испуганно отвечал Гао-чжун.

— Почему же ты молчал, когда тебя спрашивали раньше? — вмешался Кэ-ань.

— Господин Кэ-дин запретил мне говорить об этом, — оправдывался Гао-чжун.

— А в дом Танов тоже ты отнес? — спросил Кэ-мин.

— Меня послал господин Кэ-дин, — почтительно отвечал Гао-чжун.

— Тебе известно, за сколько было продано? — продолжал допрос Кэ-мин.

— Слышал, что за тридцать с лишним юаней. Пять юаней было отправлено господину Тану, — ответил Гао-чжун.

Шу-чжэнь вдруг побледнела и шепнула Шу-хуа:

— Уйдем отсюда.

Шу-хуа, поняв ее чувства, молча последовала за ней.

Цзюе-ин, заметив, что они вышли, удовлетворенно спросил:

— Ну, что, обманул я? — и рассмеялся.

Шу-хуа побледнела от гнева, а Шу-чжэнь чуть не разрыдалась. Не обращая внимания на него, они направились к лужайке.

Разговор в павильоне продолжался.

— Кэ-мин, можешь не сомневаться, это Кэ-дин продал вещь. Гао-чжуна нужно отправить в полицию, — предложил Кэ-ань.

Не успел Кэ-мин ответить, как Цзюе-синь, почувствовав, что Гао-чжуна незаслужено обижают, вмешался в разговор:

— По-моему, уволить его — и дело с концом. Поскольку вещь взял не он, не стоит отправлять его в полицию.

Кэ-ань угрюмо взглянул на Цзюе-синя и ничего не сказал, Кэ-мин, помедлив, согласился:

— Правильно. Ведь ему ничего не перепало. Кэ-дин пошел по скользкой дорожке. Вещь всего юаней тридцать стоит и то хотел тайком продать. — Он помолчал и затем раздраженно сказал, ни к кому не обращаясь:

— Что это Юань-чэн не возвращается?

— Возможно, он не нашел Кэ-дина, — пояснил Кэ-ань.

— Он, наверное, спрятался. Разве можно ему после этого смотреть людям в глаза? Каков негодяй! — зло выругался Кэ-мин.

Как раз в этот момент вразвалку, с беззаботным видом вошел Кэ-дин, а следом за ним Юань-чэн.

— В чем дело? — спокойно спросил Кэ-дин.

Кэ-мин, сохраняя каменное выражение лица, не удостоил брата даже взглядом. Но тот как ни в чем не бывало опустился на стул рядом с Кэ-анем.

— Кэ-дин, куда девался свиток лишу[1] написанный Цзинь Дун-синем? — сурово спросил Кэ-ань.

— А, вас интересует рукопись Цзинь Дун-синя? Я ее продал. Она понравилась одному приятелю, и он купил ее у меня, — спокойно отвечал Кэ-дин.

— Продал? А кто тебе разрешил? — с трудом сдерживая гнев, резко спросил Кэ-мин.

— Я сам, — легкомысленно ответил Кэ-дин, между тем как его бегающие глазки рыскали по сторонам.