— Не спеши. Я сам знаю — от этого лекарства пользы ни на грош. Мою болезнь нельзя вылечить, — горько усмехнулся Кэ-мин. Но, увидев слезы на лице жены, не выдержал и добавил: — Ладно, иди. Посмотришь лекарства и возвращайся послушать.

Госпожа Чжан подошла к столу, вскрыла сверток, проверила каждый пакетик и, отдав Тан-сао, послала ее на кухню готовить лекарства, а сама вернулась к кровати.

— Цзюе-синь, на этот раз мне уж, видно, не встать. Я очень беспокоюсь. С моей смертью придет конец нашему дому. Недавно Кэ-ань и Кэ-дин поругались со мной. Они хотят продать дом. Говорят, мол, уже нашли покупателя. Какой-то командир дивизии предлагает восемьдесят тысяч юаней. Я, конечно, не согласился, и они не осмелятся сделать это. Но как только я умру, они поставят на своем. Главой семьи станет Кэ-ань, и что будет тогда с семьей? На жену надежда слабая. От Цзюе-ина и Цзюе-жэня и подавно нечего ожидать. Их бабушка уже слишком стара, а у дядей своих забот хватит. Умру я, кто о них позаботится? Цзюе-синь, я знаю тебя, на тебя можно положиться. Я поручаю их тебе. Ты безусловно оправдаешь мое доверие. За всей семьей уследить невозможно. Но если сохранить одну-две ветви, и то можно считать, что мы не осквернили памяти предков. Это я могу поручить только тебе. Помоги мне, и я даже в лучшем мире буду благодарен тебе.

Кэ-мин решительно произнес эту тираду. Говорил он медленно, но его никто не прерывал, да и сам он ни разу не закашлялся, ни разу не остановился. На его лице было написано страдание, но ни слезинки не выкатилось из его глаз. Произнеся последние слова, он вдруг повернул голову и приказал Цзюе-ину и Цзюе-жэню:

— Как, вы еще не кланяетесь старшему брату? Ах вы олухи! Только и знаете, что целыми днями безобразничаете. А вот придет время — и куска хлеба не будет. На колени перед старшим братом! Просите его, чтобы он заботился о вас.

Слезы лились из глаз Цзюе-синя. Госпожа Чжан плакала, прикрыв глаза платком. Цуй-хуань, низко опустив голову, тоже плакала, стоя у стола. Лицо Цзюе-ина стало серьезным. Но Цзюе-жэнь все еще клевал носом. Госпожа Чжан, услышав, как муж велел Цзюе-ину с братом кланяться Цзюе-синю, не выдержала, бросилась на диван и разрыдалась.

— Дядя, не надо, — сквозь слезы протестовал Цзюе-синь, услышав повеление кланяться ему. — Я исполню вашу волю. Дядя, вы лучше отдохните. Не нужно думать об этом. Наша семья не может остаться без вас. Вы не должны покидать нас, — голос Цзюе-синя прерывался. Его горе, казалось, превосходило горе Кэ-мина. Не задумываясь, он взвалил на плечи непосильную ношу.

— Раз ты согласен, я могу быть спокоен, — облегченно произнес Кэ-мин. Видя, что его сыновья по-прежнему стоят у кровати, он еще раз прикрикнул на них: — Вы все еще не кланяетесь? Это же ради вашего собственного блага.

Только после нескольких понуканий мальчики послушались отца и отвесили Цзюе-синю земной поклон. Когда они подняли головы, лица их по-прежнему ничего не выражали. Цзюе-синь же, поклонившись в ответ, не сдержал слез.

— Позовите Цуй-хуань, — велел Кэ-мин сыновьям.

Цуй-хуань со слезами на глазах приблизилась к кровати. Увидя ее, Кэ-мин приказал:

— Ты тоже кланяйся молодому барину.

Цуй-хуань изумленно смотрела на Кэ-мина. Ей казалось, что она ослышалась.

— Цуй-хуань, ты разве не слышала, что отец велит тебе кланяться? — смешался Цзюе-ин.

Цзюе-синь, стоя перед Цуй-хуань, нерешительно сложил ладони и тоже поклонился. Он не знал, какие еще распоряжения последуют от Кэ-мина. Госпожа Чжая поднялась с кушетки, подошла к кровати и остановилась перед Цуй-хуань. Блестящими от слез глазами она смотрела на Кэ-мина, догадываясь, что хочет сказать муж.

— Это желание твоей тети, — обратился Кэ-мин к Цзюе-синю. Он перевел взгляд на жену — та слегка наклонила голову. — Я тоже согласен. Я всегда беспокоился за тебя. Твоя покойная жена не оставила тебе детей. Мы советовали тебе жениться вторично, но ты все не соглашался. После, моей смерти некому будет позаботиться о тебе. У тебя нет матери, а мачеха не может по-настоящему проявлять о тебе заботу. Цуй-хуань хорошая. Твоей тете она очень нравится. Она уже много раз просила меня отдать Цуй-хуань тебе. Вот кончится срок твоего траура — и бери ее к себе наложницей в дом. По крайней мере будет кому обслуживать тебя и ухаживать за тобой. А там, глядишь, и дети пойдут. И род твоего отца не угаснет. Да и я выполню свой долг перед твоим отцом. На мой взгляд, из всего вашего поколения только ты один настоящий человек. Цзюе-хой — вольнодумец, ему на семью наплевать, а Цзюе-минь сейчас тоже стал бунтовщиком. Боюсь, что им придется хватить горя на чужбине. О Цзюе-ине и младших говорить нечего. Все они бестолочь. Надежда всей семьи только на тебя. Твой дед и твой отец из другого мира с надеждой смотрят на тебя. Цзюе-синь, я ухожу в лучший мир. Береги себя. Запомни, что я говорил тебе. — Из его глаз выкатилось несколько слезинок.

Цзюе-синь растроганно кивал головой. Слова Кэ-мина были для него полной неожиданностью. Но он был не в силах отвергнуть заботу человека, стоящего на краю могилы. Он взглянул на Цуй-хуань, которая, закрыв лицо руками, беззвучно плакала (она слышала слова Кэ-мина, и для нее они не были неожиданностью. И хотя в этот момент волнение побороло в ней стыд, а в сердце было больше печали, чем радости, на душе у нее стало легче). Цзюе-синь не мог сказать, что принесет ему этот «дар» Кэ-мина — радость или страдания. Он не задумывался над этим, да и некогда ему было думать. Как бы то ни было, он покорно принял его, так же, как принимал и все другое (только потом, придя домой и спокойно обдумав все, он почувствовал некоторое утешение).

Вошла Хэ-сао с банкой дымящегося лекарства в одной руке и с чашкой в другой. Она поставила чашку на стол, наполнила ее лекарством и удалилась.

Госпожа Чжан, утирая глаза, подошла к столу, взяла чашку и легонько подула. Вслед за ней к столу подошла Цуй-хуань, тоже вытирая платком слезы.

Кэ-мин, видя, что лекарство готово, прекратил разговор. Заметив вдруг Цзюе-жэня, дремавшего за столом, он махнул рукой ему и Цзюе-ину:

— Сейчас вам здесь делать нечего. Отправляйтесь спать. Завтра вставайте пораньше и сразу же марш в библиотеку заниматься.

Мальчики, которые только этого и ждали, тотчас же с довольным видом торопливо попрощались с отцом и выскользнули за дверь.

Госпожа Чжан с лекарством в руках подошла к постели больного. Цзюе-синь помог ей приподнять Кэ-мина, и тот из рук жены выпил почти всю чашку. Госпожа Чжан отдала чашку Цуй-хуань. Они вдвоем с Цзюе-синем, поддерживая больного, опустили его на подушки. Кэ-мин сам вытер губы и реденькую бородку. Он неподвижным взглядом смотрел на жену.

— Теперь тебе нужно поспать, — умоляющим голосом проговорила госпожа Чжан.

— Ты так добра ко мне, — взволнованно вздохнул Кэ-мин, — мне еще нужно сказать кое-что Цзюе-синю, но это можно и завтра сделать. — Он устало закрыл глаза. Опустившись на колени, госпожа Чжан осторожно укрыла мужа одеялом. Кэ-мин вдруг снова открыл глаза, посмотрел на жену, страдальчески улыбнулся: — Я еще вспомнил. Когда будешь писать письмо Шу-ин, напиши, что я больше не сержусь на нее. Пусть возвращается домой.

— Не надо больше об этом. Выздоровеешь — все уладишь. Я завтра же напишу, — сквозь слезы произнесла обрадованная и опечаленная госпожа Чжан.

— Меня совесть мучает, что я к тебе так плохо относился все эти годы, — сокрушенно промолвил Кэ-мин. Глаза его медленно закрылись. Он не увидел страдальческих слез жены.

Цзюе-синь ушел только тогда, когда Кэ-мин заснул. Дома он неожиданно застал ожидавшую его госпожу Шэнь. Она сидела на вращающемся стуле и беседовала с Хэ-сао, стоявшей у письменного стола. Увидев Цзюе-синя, тетка воскликнула:

— А, вот и ты, наконец! А я тебя заждалась. Я хочу кое о чем посоветоваться с тобой. — По ее лицу блуждала скорбная улыбка. Цзюе-синь, не знавший, что происходит с теткой, только почтительно поздоровался. Мысли его витали где-то далеко. Хэ-сао, почувствовав себя лишней, вышла.