Гнусный город, — сказал Неделин.
Да? — корреспондент растерянно заглянул в блокнот. — А что именно вам больше всего понравилось?
Больше всего мне не понравились люди, хотя я здесь их не встречал, — ответил Неделин.
Оригинально… Услышат ли саратовские любите ли эстрады что-то новое в вашем репертуаре, чего ещё не было на грампластинках, что не транслировалось по радио и телевидению? — упорно старался корреспондент.
Будет всё та же гадость. Слушай, парень, тебе что, нравятся эти идиотские песни?
Как сказать…— замялся корреспондент. — У эст рады свои законы…
Я тебя не о законах спрашиваю. Я тебя спрашиваю конкретно.
Корреспондент обиделся:
Не хотите давать интервью, так и скажите.
Я хочу.
Это чисто служебное, так сказать, интервью: необязательные вопросы, необязательные ответы.
А зачем?
Ну… Надо же чем-то эфир заполнять.
Ты только начал работать и уже так рассуждаешь?
Кто у кого берёт интервью? Надо, чтоб вы прозвучали, а что именно вы там скажете вашим поклонникам, всё равно. После этого запустим пару ваших песен. Будет нормально.
Ага. Вроде того: город понравился, встречи с публикой жду с нетерпением, приготовил несколько новых песен, творческие планы — съёмки в музыкальном фильме. Так, что ли?
Совершенно верно. Слушателям это интересно.
А тебе лично?
Тоже, в общем-то…
А без в общем-то? Что тебе самому во мне интересно?
Корреспондент, видимо, был терпелив и вежлив до определённого предела. Он сказал:
Мне самому — в вас — ничто не интересно.
Вот! Это уже разговор! Ты держи микрофон, не убирай! И смотри, чтобы стрелку не зашкалило.
А вы сами, — продолжал корреспондент, — пони маете всю глубину дебилизма ваших песен?
Понимаю, — сказал Неделин.
Но вы же сами сочиняете и музыку, и тексты, вы что, не можете лучше или не хотите?
Не хочу.
А знаете ли вы, —судейским голосом сказал корреспондент, — что это безнравственно: сознательно халтурить? Быть глупее самого себя? И может быть, смеяться над ерундой, которую сам и делаешь?
Точно, смеюсь.
Тогда зачем же?
Люблю дешёвую громкую славу. И деньги.
Так просто?
Владислав, пора одеваться, — вошла Лена.
Это Лена, моя любовница, — представил Неделин. Корреспондент встал, неуклюже и галантно раскланялся.
Вот ты, — сказал Субтеев, — имеешь таких красивых баб?
Корреспондент хотел что-то сказать, но не успел.
Не имеешь! — сказал Неделин. — А я за свою глупость и бесталанность — сколько угодно. Я сейчас выйду — и несколько тысяч дураков заорут от счастья. Тебе приходилось это испытывать?
Я не певец.
Но хотел бы им быть?
Таким, как ты, — нет.
Врёт! —по глазам увидел Неделин и почувствовал вдруг знакомое тяготение. Поспешно отвернулся: нет, нельзя делать этому ни в чём не повинному пареньку такие сомнительные подарки. Нехорошо. Пакостно. И — пора идти на пиршество славы, о котором он только что с таким аппетитом говорил. (Предвкушая.)
Всего доброго, — бросил через плечо. — Жаль, что не получилось интервью. Хотя, на мой взгляд, именно получилось.
На мой взгляд, тоже. Но есть законы жанра. До свидания.
(О всесилии законов жанра Неделин узнал вечером, когда по местному радио услышал: «Как вам понравился город?» — «Город помолодел, он строится, что же касается публики, то в Саратове меня всегда встречают тепло, волжане вообще гостеприимны», — говорил кто-то за Владислава Субтеева. Наверное, корреспонденту надо было во что бы то ни стало выполнить своё первое задание, и он его выполнил, заставив кого-то из друзей наговорить на магнитофон за Субтеева самим корреспондентом составленные ответы <Так оно и было. Автор.>.)
Публика в огромном Дворце спорта была накалена, свистела и требовала. Конферансье в смокинге с лицом продавца пива, как умел, ублаготворял шутками эту ораву в перерывах между танцевальными номерами. Дело в том, что Росконцерт или Союзконцерт присобачил в нагрузку к Субтееву танцевальную группу «Спектр» — пятерых вечно похмельных танцоров и пятерых девушек с удовлетворительными фигурами. "Публика после первого же танца пресытилась их искусством — и выкриками, свистом требовала Субтеева. Суб-те-е-ва! Суб-те-е-ва!
Сволочи, — сказал Неделину, вытирая пот, конферансье. — «Спектр» тоже кушать хочет, но я-то при чём? Как я вас разводить должен? В меня сейчас стулом бросили. Жидким.
Пошутив бесплатно, он опять пошёл отрабатывать деньги.
Ну, чего свистим? — спросил он зал. — От радости, что ли? А давайте узнаем, кто у нас самый большой дурак? Знаете кто? А тот, кто свистнет громче всех. Ну?
Кто-то, не врубившись в ситуацию, свистнул. Зал поощрительно заржал.
Ага! — воскликнул конферансье. — Первый претендент на звание короля дураков этого зала! Кто ещё? Кто громче?
Зал молчал.
Странно. Один дурак в зале? А мне казалось — гора-а-а-здо больше! Ничего, приятель, ты не один! — И конферансье, заложив в рот пальцы, свистнул — оглушительно, мастерски, отчего дрогнули сердца милиционеров, соблюдающих порядок.
Итак, только для умных!-танец-пантомима «Дикий Запад»! Группа «Спектр»!
И на сцене появились кривоногие красавцы-ковбои в шляпах, сапогах, с деревянными большими револьверами, и красотки, потряхивающие юбками с застенчивым бесстыдством.
— И зачем мучаться? — с ненавистью говорил конферансье Неделину. — Устроить бы сейчас на сцене групповой секс, и никакого Субтеева вообще не надо. Не сердись.
— Да нет, ты прав, — сказал Неделин. Он волновался.
Во-первых, надо быть в образе. Субтеев — он видел по телевизору — лёгок, подвижен, с подтанцовкой. Во-вторых, необходимо попадать в текст. Хорошо, что среди вещей Субтеева оказался магнитофончик и кассеты с его песнями, Неделин успел прослушать их, шевеля губами, вызывая удивление Лены, — разучивал.
Я понимаю, — звучал голос конферансье, — вы согласны весь вечер провести с группой «Спектр». (Зал взревел). Но теперь… (Зал взревел ещё.) На сцену выходит… (Зал ревел не умолкая.) ВЛАДИСЛАВ СУБТЕЕВ!
Неделин побежал на сцену, следом побежали музыканты, зазвучала фонограмма, музыканты стали изображать, что играют, Неделин побежал к микрофону, не видя зала, была только чёрная дико ревущая масса. «Вла-а-а-а-а-а-а-а-а-а-а-а-адик! Вла-а-а-а-а-а…» — перекрикивал даже этот вой чей-то погибающий девичий голос.
