Лена кое-как привела своего спутника в чувство, он очнулся, но, очнувшись, такое стал говорить, что Лена ахнула. Он сказал, что он — Главный, что произошло какое-то недоразумение, ему срочно надо на правительственную дачу, в двенадцать часов у него государственный телефонный разговор, затем приём министра тяжёлой промышленности, затем обед, затем игра в настольный теннис, затем написание резолюций, затем… А что скажет супруга, которая приедет завтра вечером?

Лена поняла, что в результате необыкновенной встречи её несостоявшийся любовник сошёл с ума. Первой её мыслью было бежать, но она была всё-таки добрая женщина и, рискуя своей репутацией, довела Главного до Пицунды, утешая его и во всём соглашаясь с ним, из автомата вызвала «скорую помощь». Через полчаса приехала «скорая» и увезла Главного. О происшествии обязаны были сообщить в милицию — и сообщили, а милиция и рада — в сумасшедшем был опознан находящийся во всесоюзном розыске Виктор Запальцев, спекулянт, перекупщик краденого, связанный с наркобизнесом и многими другими махинациями. На его след вышли уже давно, и уже саратовская милиция протягивала к нему руки, но он буквально за день до ареста скрылся, сказав жене, честной женщине, что летит в Сочи. Для очистки совести — потому что не может же преступник ехать туда, куда объявил, — попросили сочинскую милицию подключиться, та скоро отыскала его в одной из гостиниц с помощью администратора, указавшего на живущего не по средствам человека, но он опять скрылся, и след его был на некоторое время потерян, — и опять стал сужаться круг, но тут матёрый опытный преступник решил упредить и прибегнуть к методу, далеко не новому в преступном мире, — спрятаться в сумасшедшем доме.

Следователь, пожилой и видавший виды человек, был, однако, удивлён тем, насколько искусно Запальцев вошёл в роль, — не боясь того, между прочим, что, избежав уголовного наказания, может нарваться на серьёзные политические обвинения — ишь ты, кем себя называет, это и настоящему сумасшедшему непозволительно!.. Но вдруг и в самом деле свихнулся? Вызванному психиатру поставили чёткую задачу: уличить симулянта. Психиатр был в смятении; с одной стороны, все реакции пациента были нормальными, а с другой — он не сбился ни в чём, что касалось его мании. Да и в самой повадке, в манерах исследуемого, в проявлениях его державного гнева было столько натурального, что психиатру становилось не по себе. Он сказал следователю:

Кажется, этот Запальцев… если он Запальцев…

?!

Ну пусть без если бы. Кажется, ваш Запальцев в самом деле съехал с катушек. В конце концов, он ведь будет в изоляции — не у вас, так у нас, от нас тоже не убежишь.

Смотри, — сказал следователь. — На твою ответственность.

Я вас когда-нибудь подводил? — риторически спросил психиатр.

Вколов Главному умиротворяющие средства, его, уже осознавшего трагическую необратимость происшедшего, представили больным. Больные приняли его спокойно: Главный так Главный… Только какой-то тощий субъект начал беспокойно кружить вокруг него и наконец приблизился.

Будем знакомы, — сказал он. — Маркс-Энгельс-Ленин-Сталин! Посмотрите на меня в профиль!

Главный посмотрел.

Похож?

Главный не стал разубеждать.

Под вечер тощий проявил активность: сгруппировал людей и заставил их маршировать мимо Главного, выкрикивать здравицы и приветствия, махать флажками, вздымать транспаранты. Вместо флажков были ложки, вместо транспарантов — развёрнутые книги больничной библиотеки. Потом сочинил Главному приветственную телеграмму и призвал взять повышенные обязательства, кто-то начал отказываться, приструнили энергично и кратко, виновный взял на себя сверхповышенные обязательства, крикнули ура. Потом тощий завопил: «Броневик мне!» Подкатили стоящий в углу чёрный рояль, напевая хором «Вихри враждебные веют над нами» с припевом: «Эх, яблочко, куды котисся, в психдурдом попадёшь — не воротисся!» Тощий вскочил на рояль и объявил: «Товагищи! Геволюция, о необходимости котогой так долго говогили большевики, свегшилась!» А после этого рассвири-пел и закричал, указывая на Главного: «Свергнуть паскуду! Сбросить с корабля современности! Убейте его! Разоблачите его, дерьмо такое, и разобилитируйте!» Все бросились на Главного, тот хотел объяснить товарищам их ошибку, не соответствующую данному моменту истории, но в это время вошёл дюжий санитар.

Опять шум? — зычно спросил он и пошёл на тощего с краткой фразой: — Караул устал!

Тощий соскочил с рояля и закрыл голову руками. Главный вздрогнул: по Гоголю и по Чехову он знал, что сумасшедших бьют. Но не в советской же стране! Санитар, однако, бить тощего не стал. Встав над ним, он траурно произнёс:

Работают все радиостанции Советского Союза! Важное правительственное сообщение. Сегодня в пять ноль-ноль по Гринвичу умер сами понимаете кто!

Тощий задёргался и упал на пол. Застыл. Санитар снял белую шапочку. Больные заплакали. Одни выстроились в почётном карауле, другие подняли тощего, недвижимого, понесли на руках, положили на рояль. Санитар остался доволен. Выходя, он, однако, добавил:

Ввиду запланированного парадокса истории про извести перезахоронение покойника в почётную его кремлёвскую, суку, стену.

Тощий живо вскочил и побежал куда-то; наверное, он знал, что процедура перезахоронения очень неприятна. Понурые больные, лишённые удовольствия, разбрелись по углам.

День и ночь, день и ночь думал Главный о том, что произошло, — и не находил объяснения. Смутно вспоминал он что-то о переселении душ. Что-то индийское, что ли… Но это лее глупости. Это — религия, это не научный взгляд на мир. Нет, лучше не ломать над этим голову, а подумать, как доказать, что он — Главный, Главный! Он каким-то образом вселился в тело случайного человека. Разыщите, разберитесь, примите меры! Но нужно что-то такое, что убедило бы всех. Главный вспомнил детскую книжицу «Принц и нищий». Какой-то американец написал. Его, Главного, детство было трудное, активное, и как-то не довелось ему в своё время читать этой книжки, а собрался однажды подарить внуку (роскошное издание, выполненное в единственном экземпляре)-и зачитался, зачитался и всё никак не мог оторваться. Уже позвонили и сообщили, что машина у подъезда, чтобы ехать на именины к внуку, а он всё читал, уже позвонила из соседней комнаты жена: мы едем или нет? — а он, сказав, что собирается, всё читал. Уже позвонил врач академик Менгит и спросил, как он себя чувствует, — и он ответил, что чувствует себя вот именно неважно, о чём просит известить всех. Никакой помощи не требуется, я просто полежу, всё отлично, но нужно полежать, жене скажите — пусть едет без меня, подарок купит по пути где-нибудь.