Конечно. Но по улицам иногда алкоголики изредка ходят, маньяки всякие. Иностранные агенты. И момента ждут.

А парик-то на что? Борода-то на что? — и Неделин уже в который раз замаскировался.

Извините, вынужден вас задержать за нахождение возле правительственного здания в незнакомом виде.

Козёл ты несуразный! —закричал Неделин. — Это же я!

Понимаю…

Всё. Иду гулять!

Нельзя! — отчаянно воскликнул начальник охраны.

Как же нельзя, если уже иду?

Неделин успел сделать три шага, начальник охраны скомандовал, подбежали два молодца, одинаковых с лица, схватили Неделина, заломили ему руки, повели. Они завели его в какую-то комнатушку без окон, где не слишком больно (уважая его старость), но чувствительно намяли ему бока. Неделин невнятно восклицал и срывал с себя бороду, парик, усы. Молодцы, узнав его, отпустили, встали навытяжку, но без боязни, потому что какая может быть боязнь у человека, честно выполнявшего приказ начальника?

Охая, держась за поясницу и страшно ругаясь, Неделин пошёл к правительственному подъезду, собираясь тут же уволить к чёртовой матери начальника охраны, сослать его в исправительно-трудовые лагеря сроком на пятьдесят лет! Тот ждал его — бледный, но бравый. Взял под козырёк:

— Разрешите проинформировать! У подъезда задержан человек неизвестной внешности с неизвестными намерениями. Приняты меры, опасность ликвидирована!

— Чтоб ноги твоей.. Чтоб духу твоего… Чтоб ты…— Неделин схватился за сердце. Подбежали люди, подхватили его, осторожно подняли и понесли.

Надо сказать, что Неделин с каждым днём чувствовал себя хуже. В здоровом теле здоровый дух, утверждает пословица, следовательно, здоровье духа обеспечивает и здоровье тела, поэтому Неделин, переселившись в Главного, поначалу будто и не заметил, что физически как-то очедужил. Конечно, приходилось привыкать к чужому телу, старому, обрюзгшему, но особой немощности не ощущалось, все окружающие находили, что после отпуска Главный посвежел, помолодел и на удивление полон энергии, сволочь. Но после утомительного и ответственного выступления он как-то сразу услышал в себе печень, почки, сердце, суставы…

Едва отойдя от сердечного приступа, Неделин потребовал информации о текущих правительственных делах. Не то чтобы ему и впрямь сильно хотелось заняться делом, но он уже чувствовал себя обязанным, он должен был и болея держать в руках нити и приводные ремни мирового процесса, он не имеет права на расслабление. Из событий особой важности одно было важнейшим и горьким: взрыв на крупном предприятии, нанесён большой ущерб, погибли люди. Неделин вызвал министра соответствующей промышленности и. держась за сердце, сказал ему:

Ну?

Несвоевременные профилактические… Стечение объективных…— забормотал министр.

Ты! — бешено завопил Неделин, и глаза его округлились, как у заглавного героя из фильма «Пётр Первый». — Вор! Вор! — Скрежетнув зубами, он рванул ворот пижамы, трясущейся рукой схватил чашку, бросил в министра. — Людей угробил! Пёс! Собственное стерво жрать будешь, тать!

Все, кто узнал об этой беседе, а узнали каким-то образом многие из первых лиц, и из вторых, и даже из третьих лиц государства, сказали себе: ого! — видно, опять пришли крутые времена, и исполать, и давно пора! — и сочли необходимым назвать своих подчинённых псами, ворами, татями и кинуть в них при этом чем-нибудь. Это пошло и пошло — до самых низовых звеньев, где было кому на кого орать, и долго ещё по всей стране слышались заполошиые крики, летали разные предметы в повинные и неповинные головы, а дети, зачатые в эту пору, родились с совершенно круглыми глазами, широко раскрытыми то ли от гнева, то ли от изумления.

А сердце болело всё сильнее, и он вдруг понял, что игра зашла слишком далеко, что он ведь на полном серьёзе может умереть. Вся мощь болезни навалилась на его сознание, будто Конь Бледный каким-то чудом неслышно прошёл по анфиладам и вот открыл неожиданно дверь, ударив чугунным копытом, и заржал, обнажив большие красные зубы. Страшно, Господи, страшно!

Он позвонил. Послышались торопливые шаги.

Умираю…— шепнул Неделин. И умер.