Дрейк ненадолго замолчал, рассеянно поглаживая кончиками пальцев тыльную сторону ее ладони, которая по-прежнему лежала на его обнаженном животе.

– На этих пробах я и познакомился со Сьюзен, – добавил он. – Когда все закончилось, она сама подошла ко мне и сказала, мол, она рада, что я не получил роли. Я спросил – почему, и Сьюзен ответила, что ей понравились мои волосы и она не хочет, чтобы я выкрасил их в черный цвет, подлизываясь к какому-то придурку.

На этот раз при упоминании о Сьюзен сердце в груди Лори болезненно сжалось. Дрейк произнес имя жены совсем тихо, каким-то другим, более низким голосом, и она подумала, что Сьюзен ему по-прежнему очень дорога, хотя со дня ее смерти прошло почти три года.

– Она была… очень красива? – спросила Лори, спросила, заранее зная ответ, и все же промолчать она почему-то не могла.

– Да, – без колебаний ответил Дрейк и крепко зажмурился. – Она была балетной танцовщицей, настоящей балериной классического стиля. Одно время Сьюзен пробовалась для разных шоу, но ее внешность и манера танцевать бросались в глаза даже в массовке, так что ей каждый раз приходилось возвращаться в балет. Но она не унывала и продолжала работать, и в конце концов ее взяли в Американский театр балета[10] и даже поручили несколько ведущих партий.

Балерина! Подобного Лори не ожидала – пожалуй, это был наихудший вариант из всех возможных. Изящная, грациозная, бесконечно женственная и, как сказал Дрейк, красивая Сьюзен, безусловно, была настолько близка к идеалу женщины, насколько Лори только могла себе вообразить. Сравнение было явно не в ее пользу, а она боялась, что Дрейк начнет их сравнивать, и тогда…

И Лори решила сменить тему, спеша поскорее вернуться к той доверительно-дружеской беседе, которую они вели несколько минут назад.

– А какая роль тебе нравится больше всех? – спросила она. – Я имею в виду из тех, что ты сыграл или хотел бы сыграть?..

– Роль Брика в «Кошке на раскаленной крыше», – сразу ответил он. – Я даже однажды играл его – правда, только в актерском классе. Это очень сложный и вместе с тем – весьма интересный, оригинальный и выпуклый персонаж. В течение двух с половиной часов, пока идет спектакль, актер постепенно, слой за слоем, раскрывает перед зрителями всю жизнь своего героя – его отношения с женой, с отцом, с матерью, с другом… Конечно, играть это безумно трудно, но очень интересно! – добавил Дрейк, заметно воодушевляясь. – Но еще больше мне хотелось бы самому поставить эту пьесу. Ты, наверное, даже не представляешь, сколько всего нужно учесть, чтобы все персонажи выглядели на сцене как настоящие, живые люди, а не как бледные тени!.. Я, впрочем, тоже не представляю, – с улыбкой добавил он. – И все равно, для режиссера эта пьеса – настоящий вызов всем его способностям, умению, таланту…

Дрейк ненадолго замолчал. Глаза его были открыты, но сейчас он смотрел не на Лори, а куда-то в пространство, словно представляя себе освещенную сцену и актеров, которые стоят в полной готовности, ожидая его указаний. Потом его взгляд снова упал на лицо Лори и на этот раз задержался на нем надолго.

Лори не спешила отворачиваться. Она лишь слегка наклонила голову, и ее окончательно просохшие, распушившиеся после мытья волосы упали вперед, заключив ее лицо в подобие изысканной рамы. Красноватые и золотистые отблески огня играли на длинных прядях, отчего волосы переливались и играли, будто жидкое золото, кожа на лбу и на скулах казалась теплой и мягкой, а в разошедшемся вороте халата сгущалась зовущая и загадочная полутень.

– Ты совсем не похожа на учительницу, – сказал Дрейк.

– Зато ты очень похож на актера, – шепотом ответила она.

Дрейк слегка пошевелился и подложил под голову руку.

– Не могла бы ты пояснить свою мысль? – осведомился он. – Чем именно я похож на актера? И на какого именно? В конце концов, и Эрнест Боргнайн – актер, и Роберт Редфорд[11] – актер, но ведь они совсем разные!

Лори рассмеялась.

– А-а, понятно!.. Что ж, попробую объяснить. – Она слегка прищурилась. – На мой взгляд, ты поместился бы как раз посередине между этими двумя.

– Ах, вот как?! – весело воскликнул Дрейк. – В таком случае, Мисс Продюсер, как насчет того, чтобы попробовать меня на роль главного романтического героя? Ну, пожалуйста! Я уверен, что пробы вам понравятся, да я и сам не прочь получить удовольствие.

Говоря все это, он незаметно развязывал пояс ее халата, и вот узел наконец поддался.

– Видите, я уже вошел в образ! – Дрейк просунул руку под халат и коснулся ее груди. – Сейчас мне нужна только партнерша, которая могла бы мне подыграть, – проговорил он и, приподнявшись, нашел губами ее губы, которые Лори не стала отнимать.

Поцелуй вышел глубоким и долгим. Одной рукой Дрейк продолжал ласкать ее грудь, другой перебирал золотисто-медные пряди волос, а Лори обняла его за плечи. Другая ее рука скользнула по его ребрам и остановилась на изгибе талии.

Ненадолго оторвавшись от Лори, чтобы глотнуть воздуха, Дрейк прошептал:

– Я надеялся, что под этим халатом нет ничего, кроме тебя самой… – Спустив фланель с плеча Лори, он принялся ласкать губами ее гладкую, благоухающую кожу. – Когда ты такая – безмятежная, теплая, податливая, – добавил Дрейк, – в тебе есть что-то такое, чего мне очень не хватает. Что-то от женщины и от матери одновременно… – Он поцеловал ее грудь, мягко кольнув усами, потом крепче прижал к себе. – Убаюкай меня, Лори, – попросил он неожиданно севшим голосом.

Его губы сомкнулись на ее соске́, и Лори машинально прижала его голову к себе. Язык Дрейка то двигался медленными кругами, то подталкивал ее с неожиданной силой; губы сжимали чувствительную плоть, усы щекотали кожу. Когда Дрейк, выпустив сосок, слегка боднул ее груди лбом, из горла Лори вырвался глухой стон наслаждения, а он уже вернулся к изысканным и восхитительным ласкам, от которых у нее в голове все перемешалось.

В какой-то момент она прижалась щекой к его макушке, а рукой – сначала робко, потом все смелее – принялась исследовать его грудь и живот. Наткнувшись на пояс джинсов, ее пальцы остановились, но Дрейк уткнулся лицом в ложбинку между ее грудями и несколько раз повернул голову из стороны в сторону, как человек, который испытывает одновременно и муку, и высочайшее наслаждение.

– О, боже, Лори!.. Пожалуйста! – простонал он хриплым, срывающимся голосом. – Прикоснись ко мне!

Все еще робея, Лори расстегнула пуговицу на его джинсах и…

Дверной звонок прозвучал как удар большого соборного колокола, раздавшегося над самой ее головой. Он заглушил и их учащенное дыхание, и доносящуюся из стереосистемы музыку, и треск горящих в камине поленьев.

Негромко, но с чувством выругавшись, Дрейк резко сел и посмотрел на Лори.

– Кто, черт возьми, это может быть?

– Не знаю. – Лори одной рукой сжимала у горла ворот халата. – Может, они уйдут?.. – добавила она с надеждой.

Но звонок повторился. Его настойчивая и громкая трель красноречиво свидетельствовала, что, кто бы это ни был, уходить он не собирается, и Дрейк, еще раз чертыхнувшись, поднялся с дивана и направился в прихожую. Лори как раз собиралась напомнить ему, что он все еще без рубашки, но не успела. Щелкнул замок, и Дрейк открыл дверь.

– О, это вы! Какой сюрприз! Откровенно говоря, мы не ожидали застать вас здесь, – услышала Лори голос, который прекрасно знала.

– О, господи!.. – вырвался у нее приглушенный возглас, больше похожий на стон отчаяния. Она в панике вскочила и попыталась непослушными пальцами расправить халат и завязать пояс.

– Прошу прощения, но я вас что-то не… – начал было Дрейк, но голос его прервал.

– Позвольте представиться: преподобный Эндрю Пэрриш, отец Лори. Она дома?

– Д-добрый вечер, – растерянно поздоровался Дрейк. – Рад познакомиться. Я…